Хуже атакующего среднего шагохода может быть только тяжелый шагоход. И в том и в другом случае лучше не стоять у них на пути.

Рэк буквально пробил себе путь внутрь, не свернув ни разу и снеся по дороге все, что поддавалось грубой машинной силе. А я рванул за ним, понимая, куда он нацелен. К этому моменту сопротивление захлебнулось, а большая часть защитников ударилась в бегство, стремительно рассасываясь во все стороны.

Рэк добрался первым. Круто затормозив, шагоход пробежался сканом по небольшой площадке, выложенной каменными плитами и подобно экскаватору впился пальцами манипулятора с края, поддевая и сгребая плиты. Махнув, он отправил собранные центнеры камня и почвы в полет, снеся ими стенную башенку, откуда неумело палили из винтовок. Вторым «гребком» он снял часть почвы и отступил, давая мне проход. Подойдя, я в удивлении замер – нет ямы, лишь взрыхленная почва и торчат какие-то прутья и края плетенок. А затем я увидел, что земля дышит – вздымается и опадает. Кое-где образовались закручивающиеся воронки, куда начала уходить почва.

– Загребай с края! – рявкнул я и под стон сервоприводов Джинн нагнулся, глубоко вбил в землю стальную ладонь, согнул пальцы и медленно поднял все содержимое вскрытой ямы. Шагнув, я успел подхватить падающее с его ладони дергающееся детское тельце. Отшвырнув захлебывающегося кашлем пацана на кучу земли, я выхватил из стонущего кома следующего ребенка, потом еще одного, а затем выволок и отбросил уже не дышащую женщину, сжимающую в руках затихшее крохотное тельце.

– Дерьмо!

– Они закопали их заживо – прохрипел Рэк, перенося вытащенных на соседнюю площадку – Вместе с детьми…

Прыгнув в яму, я принялся искать, тяжело двигаясь в сыпучей почве. Найдя кого-нибудь, выбрасывал наверх, некоторых встряхивал за ноги, заставляя выпасть забившую им рты почву. Тяжелым болидом внутрь упал Боб и принялся делать то же самое. Пройдясь кругом, я выпрыгнул, припал к земле и тут же вскрылся, выпав из экза. Схватившись за разгрузку, содрал с нее пару аптечек и нагнулся над мертвыми детьми. Прижать аптечку, закрепить, проверить рот и гортань, шагнуть дальше…

Следующие полчаса я занимался непривычным делом – спасением. Мужиков и стариков в последнюю очередь. Дети в приоритете. Джинн, стоя над нами, безостановочно крутился и палил, накрывая всех прущих сюда фанатиков одиночек. Врубив динамик, Рэк в ярости выл, убивая тех, кто был причастен к захоронению детей заживо.

– Мы держали сколько могли – сипло выдохнул трясущийся полуголый азиат с серой от грязи кожей – Мы держали потолок… мы держали… а он проседал…

– Выживи – бросил я, в то время как мой палец залез в глотку лежащей на боку девки, выгребая из нее мокрую землю – Выживи и убей!

– Убить… – закашлялся спасенный и забился в судороге ярости – Убить все-е-е-е-ех!

Затянутая дымом усадьба занялась огнем. Чадный дым черными столбами начал подниматься к стальному небу, посылая лучший сигнал бедствия из возможных.

Ну как сука всегда – тихо, спокойно и добровольно не получилось…

– Знаешь… жизнь она та еще сука… – заметил тощий, но жилистый гоблин Парн из отряда Хорхе, задумчиво глядя на лежащий у его ботинка почти полностью раздробленный старый желтый череп – Кому-то втекает в лениво приоткрытый рот холодным лимонным шербетом, а кому-то лезет в глотку кусками уже кем-то сожранной и переваренной гнилой жопы… и ведь приходится жрать, если не хочешь сдохнуть… Так, командир Хорхе?

Консильери не ответил, занятый наблюдением за Бобом. Стальной орех, согнув все свои конечности, прижавшись к старому бетонному полу, выдвинул из корпуса небольшой стальной ящик и с аккуратной терпеливостью аккуратно впихивал в него пискучую бьющуюся то ли мокрицу, то ли еще какую полупрозрачную многоногую тварь. Ящик рывком задвинулся, обрезав пару длинных. По стали потекла струйка прозрачной слизи и Боб разочарованно чем-то лязгнул.

– До этого он так лесную крысу в себя вдвинул – заметил Хорхе, переведя взгляд на меня – Живую…

– Ага…

– А до этого втянул в себя гадюку. Тоже живую.

– Ага…

– Да – кивнул гоблин Парн, поднимая остатки черепа и поворачивая его пустыми глазницами к себе – Наглядевшись на эту сучью жизнь так и хочется порой задать себе главный вопрос – быть или убивать?

– Кем говоришь ты раньше был? – поинтересовался Хорхе.

– До процедуры мозгового миксера? До того как нам перемололи мозг, а затем набили оставшееся место кубиками льда?

– Ага.

– Историком – охотно ответил гоблин и бросил череп в одну из частых здесь бездонных на вид трещин в полу – Специализировался по ультрановейшей истории.

– А была такая?

– Еще как! Новейшая история рассматривала последнее столетие… может даже полтора… А мы копали мельче – я преподавал события последних двадцати лет. Эпоха позднего Заката мать его… Помню, как стою в почти пустом классе что на двенадцатом этаже обычной высотки-крепости и вместе с пятью оставшимися разновозрастными учениками смотрю на дымящийся мертвый город, что расстилается под нами ковром… Вздутия дохлой бетонной плоти, глубокие шрамы улиц, лопнувшие гнойники ракетных воронок, что полны желтой кислотной воды… Было боестолкновение наших с ихними… Нам не повезло. Из наших выжило двое подранков, и мы смотрим как они ковыляют к крепости… Ученики спорят дойдут ли они, в углу плачет дочь одного из ползущих, а я… а я смотрю на все это дерьмо и думаю – о чем я вообще сука думал, когда выбирал профессию учителя в это время? В эту сучью эпоху… А еще я лениво так размышляю вот о чем: о чем мы думали, когда плодились в это гребанное время? Зачем мы привели в этот умирающий мир наших детей? Тут шлеп… и башка одного из наших – того, чья дочь плачет в углу – лопнула от пули снайпера как гнилая тыква… И дети такие – его грохнули, Нэлли! Твоего папашу грохнули! Погляди! Он еще дергается!…

Гоблин Парн ненадолго замолчал, с хрустом медленно пережевывай сухой табачный лист, не обращая внимания на стекающую по небритому подбородку зеленую струю отработанной жижи. Все собравшиеся в этой небольшой проходной комнате молчали. Кто-то ждал продолжения, кто-то спал, а я балансировал на грани сна и яви, пытаясь понять какого собственно хера меня в этот сон так тянет, хотя я не спал всего сутки. Для меня это ерунда и возможности своего тела я знал отлично. И вот…

– А ты экзамены сдавал? – хрипло произнесла стянувшая шлем короткостриженная девка. Поймав мой взгляд, она тут же нахлобучила шлем обратно и подняла забрало, виновато зыркнув на меня.

Я сам, едва выбравшись из Гадюки, накинул броник, не став затягивать липучки и нахлобучил шлем. Мы не в родном бараке.

– Сдавал – подтвердил бывший учитель и, сплюнув на упавший череп излишки табачной жижи, удивленно развел руками – Так решила наше умирающее мелкое государство. В каждой коммуне должны быть учителя. История, литература, математика, дипвеб и десятки часов сурвсоло и сурвтрайба… Кому нахрен понадобилась история? Но я повелся – там ведь просто надо прочесть, запомнить и пересказать… все просто… не надо понимать. И главное быть на безразличном нейтрале – детишки ведь сразу просекают, когда тема тебя затрагивает…

– И как ты понимал, что ты на нейтрале?

– Когда всем в классе похер на бубнящего учителя и все клюют носами – значит, все верно, значит я на нейтрале…

– Экзамены ты также сдавал, Парн?

– В точку… побубнил по теме минут десять в экран, откуда на меня пялились безразличные старики… и меня послали бубнить безразличным детишкам… Да… но в тот день, когда прострелили башку отцу той девчонки, я, глядя на покрашенную его мозгами бетонную стену, понял, что бубнить больше не стану.

– И что ты сделал?

– Пошел в добытчики. Уже на следующий день оказался в том мертвом городе…

– И тебя так сразу взяли? – усомнилась девка.

– Взяли – спокойно кивнул гоблин и снова сплюнул жвачкой на череп – После того как я выбил к херам челюсть жирного директора, что чуть ли не половинил детские пайки, у них было для меня два варианта – тюрьма или в добытчики. Они сделали правильный выбор…