Где я?

Туннель, через который я сюда попала, был почти не заметен. Странно, что изнутри выход казался таким большим. Отсюда его едва можно было различить, и то если знать о его существовании. С трудом представлялось, что эта крошечная расселина в горе может куда-то вести. Скорее она походила на лисью нору.

Значит, потайной ход.

Кто эта женщина?

А может быть, это София, вдова брата Максимилиама Стеншерна? Это было первое, что пришло мне в голову. А иначе кому принадлежала траурная одежда в апартаментах Лидии? Вера говорила, что София не была желанным гостем в Замке Роз, но ведь она пришла на прием к Сигрид, если это, конечно, София. Теперь я уже не была в этом уверена, хотя вполне вероятно, что это она.

А эти шаги, раздававшиеся в соседней комнате, они тоже принадлежали ей?

Нет, вряд ли. Зачем бы ей понадобилось идти обычным путем через замок, чтобы тотчас выбраться наружу через потайной ход? Тем более что шаги, скорее, были мужские. Поступь довольно тяжелая.

Но могла ли я быть настолько уверенной в этом, если в тот момент пребывала в таком возбужденном и напуганном состоянии?

Нет, единственное, что я знала наверняка, – это то, что шаги не принадлежали ни Розильде, ни Каролине. И женщина, бежавшая от меня по туннелю, тоже не могла быть ни Розильдой, ни Каролиной. Последняя вообще одевалась как мальчик, так что этот вариант исключался.

Как бы то ни было, эта женщина меня спасла.

Я встала. Нога уже почти не болела. Надо попытаться сориентироваться и понять, где я вообще нахожусь.

К моему удивлению, оказалось, что я стою прямо за домом Акселя Торсона. Пробравшись через густые заросли кустарника, я сразу натолкнулась на каменный забор, окружавший его сад.

Может быть, зайти, постучаться?

Или лучше пойти к себе в комнату и хорошенько обдумать, что произошло?

А с другой стороны, чего ждать?

Я ведь пришла сюда несколько часов назад именно затем, чтобы поговорить с Акселем. А теперь у меня еще больше причин для разговора. Надо ковать железо, пока горячо.

Только бы застать его дома! Я зашла в переднюю и тотчас увидела, что дверь в контору заперта. В прошлый раз она была открыта. Я постучала, и Аксель сразу открыл. Посмотрев на меня своими умными внимательными глазами, он пригласил меня войти. Я переступила порог, Аксель закрыл за мной дверь и молча кивнул на стул. Я села. Аксель уселся на стул передо мной, а затем долго и внимательно изучал мое лицо. И только потом заговорил.

– Так-так. Вы чем-то взволнованы? Что случилось?

Я совсем не боялась его, даже не волновалась, но я так устала, что не могла подобрать нужных слов.

Аксель улыбнулся своей серьезной улыбкой и дружелюбно спросил, не ответить ли ему самому на этот вопрос. Он сказал, что, наверно, догадывается, что меня так взволновало.

Откуда он мог это знать?

А может быть, он раскусил Каролину?

Мысли мельтешили у меня в голове.

Нет, мне не хотелось, чтобы он отвечал на свой вопрос. Аксель умен, я ему доверяла, но теперь я должна была говорить сама, я хотела сама задать свои вопросы. Слишком часто я позволяла другим внушать мне то, что я хотела сказать, а сама тихо сидела и внимательно слушала, удивляясь, что остальные знают лучше меня, о чем я думаю на самом деле. Так было всегда: и дома, и в школе, и прежде всего когда мы беседовали с Каролиной. Надо покончить с этим раз и навсегда.

Аксель Торсон не должен говорить мне о том, что я хотела ему сообщить.

И я приступила к делу. Сначала слова полились из меня рекой, почти бессвязные и необдуманные, но постепенно я пришла в себя и осознавала, что именно я хотела сказать. Самое странное, что мои мысли отчасти были новыми для меня самой. Я удивлялась тому, как много на самом деле я успела узнать, хотя сама этого раньше не понимала.

Я призналась, что мне многое известно о трагических событиях, произошедших в замке. Аксель, казалось, нисколько не был этим удивлен. Затем я перешла к вопросам о Розильде, но ничего нового к этому он добавить не мог. Все, что он рассказал о том, как Розильда стала немой, я уже знала. Аксель говорил, что самые знаменитые врачи Швеции осматривали Розильду, но вылечить ее не смогли.

– А это действительно были те врачи, в которых она нуждается? – спросила я. – Ведь ее немота никак не связана с телесными недугами.

Я спросила Акселя о том, видел ли он когда-нибудь ее рисунки – пейзажи.

Конечно, он их видел.

Не обратил ли он внимания на тени? Белые и черные женские тени на заднем плане. Их можно приписывать фантазии Розильды, но все же в этом кроется нечто большее.

Аксель, который все это время спокойно сидел на стуле и слушал меня, неожиданно встал, в глазах его засветилось беспокойство.

Да, конечно, он тоже обратил внимание на эти странные тени, но насколько он понимает, для Розильды это своего рода символы, олицетворяющие ее тоску по умершей матери, и, наверно, это не так уж и странно.

Он стал не спеша ходить взад-вперед по комнате.

– Сначала я тоже так думала, – сказала я. – Но теперь поняла, что речь идет о более реальных переживаниях.

Аксель промолчал. Я хотела поймать его взгляд, но он явно не хотел смотреть мне в глаза, на ходу он осторожно потирал пальцами веки.

И тут я услышала!

Один из его каблуков знакомо поскрипывал!

Я узнала эти шаги, по спине побежали мурашки.

– Что вы имеете в виду?

Он снова уселся на стул и дружелюбно взглянул на меня, но я молчала.

Внезапно я увидела, что Аксель пристально смотрит на мои колени.

Медвежонок Арильда!

Я случайно унесла его с собой, я совсем про него забыла, ведь когда я постучалась в дверь, я специально подумала о том, что надо спрятать его под платком, но сейчас он выскользнул и лежал у меня на коленях. Не было никаких сомнений в том, что Аксель знает, откуда взялась эта игрушка. Я увидела, как Аксель побледнел.

Наши глаза встретились, все было понятно без слов.

Я быстро встала, но он сделал мне знак садиться.

– Что вы имеете в виду, когда говорите, что за рисунками Розильды стоят более реальные переживания?

Я опустила глаза, но почувствовала, что Аксель не остановится ни перед чем, и тогда я снова подняла взгляд.

– Кто эта женщина, что была в апартаментах Лидии Стеншерна?

Я сама удивилась, как осмелилась на такой вопрос, я боялась услышать ответ на него, но Аксель по-прежнему смотрел мне в глаза.

– Вы сами не понимаете, о чем говорите.

И вдруг он стал таким усталым.

Я вкратце рассказала ему, что произошло: как я пришла сюда, чтобы поговорить с ним; как, не удержавшись, заглянула в шкафчик с ключами; как обнаружила, что ключа от апартаментов Лидии нет; как помчалась туда и, увидев, что дверь не заперта, вошла внутрь, а потом услышала его шаги – теперь я поняла, что они принадлежали ему, – спряталась и очутилась взаперти. Я рассказала о том, как зашла в спальню, где увидела таинственный траурный костюм, как внезапно потайная дверь за портретом пошевелилась, но тут же закрылась вновь – вероятно, потому, что тот, кто стоял за ней, увидел меня. И наконец, о том, как я чудом обнаружила, что дверь открывается, если нажать на гипсовую розу, как я бежала через туннель и в конце концов оказалась за домом Акселя.

Мне казалось, что Аксель весь сжался, пока я говорила. Он встал со стула и подошел к окну. Он долго молчал, повернувшись ко мне спиной.

– Эта женщина пришла туда через потайной ход, – сказала я. – Потом я видела, как она бежала передо мной по туннелю, но я бы никогда ее не догнала, а когда я выбралась наружу, ее уже не было.

Аксель молчал. Он по-прежнему стоял у окна.

– Я понимаю, что вам известно, кто эта женщина, да я и сама кое о чем догадываюсь.

Он опять ничего не ответил, и я замолчала.

Спустя некоторое время Аксель усталым голосом произнес:

– Дело в том, что то, о чем сейчас вы спрашиваете, я не могу разглашать, поскольку связан обетом молчания. И почему это так важно, кем была эта женщина? Вы понимаете, зачем вам это надо?