Бригада Митина, пока очень малочисленная, только во второй половине мая была выведена с Десны на Березину. Бригада Лялько была укомплектована лучше, хотя тоже получила еще далеко не все предназначенные ей корабли. С начала апреля она прикрывала на Припяти и реке Птичь стык между 61-й и 65-й армиями.
Бои местного значения, завязывавшиеся здесь в апреле и мае, не отличались особой напряженностью. Но это были первые бои возрожденной Днепровской флотилии, и в них проверялось многое: слаженность экипажей и подразделений, умение командиров примениться к новым условиям и особенно организация взаимодействия с армейцами. Ведь флотилия для того и существовала, чтобы помогать сухопутным войскам.
С самого начала действий на Припяти активно использовался и хорошо себя зарекомендовал отряд бронекатеров старшего лейтенанта Ивана Михайловича Плёхова, входивший в гвардейский дивизион капитана 3 ранга Пескова. Четыре катера этого подразделения носили номера с 41-го по 44-й, и матросы прозвали его «отрядом военных годов». Они так и говорили про свои экипажи: «Мы — сорок второй год», «Наш — сорок четвертый, мы еще себя покажем!».
Основной костяк гвардейцев прошел суровую школу Сталинградской битвы. Там бронекатера помимо огневых задач выполняли не менее ответственные транспортные. Иногда только этим увертливым корабликам и удавалось, маневрируя среди разрывов снарядов и мин (а потом — и между плавучими льдинами), прорываться к плацдармам героической армии Чуйкова. Например, «Сорок первый», которым командовал лейтенант Александр Николаев, перевез через огненную Волгу почти восемь тысяч бойцов пополнения и двадцать тонн боеприпасов, а обратными рейсами вывез больше четырех тысяч раненых. Внушительный счет для корабля с экипажем из двенадцати человек!
Притоки Днепра не похожи на Волгу, Ширина Припяти редко где достигает ста метров. Но и здесь бронекатера пригодились потом в качестве переправочных средств. Пока же они, как и плавбатарея капитан-лейтенанта В. Э. Россихина, вели огонь с закрытых позиций по заявкам армейского командования.
Огнем катеров Плёхова управлял отрядный артиллерист старший лейтенант С. П. Хватов. Ему выпала честь корректировать самые первые боевые стрельбы днепровцев — с НП, оборудованного на могучем, ветвистом дубе. Этот дуб артразведчики прозвали Ильей Муромцем, а двум дубам, на которых развернули потом запасные НП, дали имена других былинных богатырей — Добрыни Никитича и Алеши Поповича.
Первые же стрельбы показали, что Хватов — артиллерист искусный, с развитой интуицией. Соседи-армейцы быстро его оценили, и Хватову не раз поручалось подавление особенно живучих огневых точек противника. Этот молодой офицер был в числе немногих днепровцев, заслуживших еще до начала крупных наступательных операций боевые ордена. А лет через десять-двенадцать после войны мне было приятно узнать, что капитан 1 ранга Сергей Петрович Хватов преподает теорию артиллерии в одном из высших военно-морских училищ.
Умение учить подчиненных проявилось у Хватова и в то время, о котором идет сейчас речь. Подготовленные им артразведчики старшины Дмитрий Стройков, Игорь Сидельников и Александр Тепляков достигли такого мастерства, что могли заменять командира, самостоятельно корректировать огонь. А ведь по основной своей специальности это были катерные мотористы — штатных артразведчиков отряд бронекатеров не имел.
Бронекатера иногда называли речными танками. На них действительно стояли такие же башни с 76-миллиметровыми орудиями, как на Т-34. Но корпус катера имел очень легкую — иначе увеличилась бы осадка — отнюдь не танковую, броню, защищавшую лишь от мелких осколков и пуль, да и то не от крупнокалиберных. Очень опасны были пробоины вблизи моторов, работавших на бензине. А на нешироких реках с лесистыми берегами всегда существовала угроза попасть под кинжальный огонь.
И все же мы рассчитывали, что именно бронекатера, благодаря своей быстроходности и маневренности, смогут во время наступления прорываться в тылы противника, нарушать его переправы, высаживать десанты. Опыта активных действий речных кораблей за линией фронта тогда практически еще не было, но в подготовке экипажей бронекатеров этому уделялось особое внимание.
Почти все остальные корабли флотилии тоже были катерами, только уже совсем не бронированными и с более легким вооружением. Ни один корабль, кроме штабного «Каманина», не имел даже названия: катерам всех типов присваивались лишь номера. Но на них поднимался тот же Военно-морской флаг, под которым советский флот сражался в океанских просторах. И дальнобойная плавбатарея была для нас «линкором», бронекатера — «крейсерами», стремительные полуглиссеры — «эсминцами».
Однако и небольшие корабли могли пройти не везде. И всегда важно было поточнее знать состояние каждого участка Березины и Припяти, их притоков. Всюду, где только можно, впереди боевых кораблей шли военные гидрографы. К весне флотилия уже имела гидрографический отдел с гидрорайонами на березинском и припятском операционных направлениях; третьим гидрорайоном был тыловой. Маневренные партии старшего лейтенанта Е. Д. Ильина и лейтенанта Л. К. Овчинникова проникали за линию фронта и, маскируясь под местных жителей, производили промеры со все тех же самодельных «дубков». Как и раньше на Десне, вести гидрографическую разведку помогали партизаны, рыбаки, бывшие бакенщики.
Среди полесских речников встречались интереснейшие люди. В штат нашей гидрографической службы был зачислен старый шкипер Иван Иванович Хворов, в прошлом военный моряк, участник гражданской войны. Днепр, Припять, Березину и их притоки Хворов знал превосходно. Он даже мог предсказывать, где и как изменятся в ближайшее время фарватеры, и эти прогнозы учитывались при подготовке операций.
С весны новые корабли, поступавшие на флотилию, спускались на воду уже не в Пироговке, а в Киеве. Туда был переведен и наш полуэкипаж, сформированный зимой в Чернигове.
Пополнение прибывало не только с флотов. Зачислялись на флотилию и призывники из освобожденных областей Украины. Из госпиталей попадали к нам солдаты и сержанты.
Однажды командование полуэкипажа доложило: прибыл для дальнейшего прохождения службы Герой Советского Союза рядовой Алексей Куликов. Мы с членом Военного совета, понятно, заинтересовались этим человеком: на всей флотилии ни одного Героя Советского Союза еще не было.
Выяснилось, что бойцу 19 лет, родом он из-под Сталинграда, отличился минувшей осенью при форсировании Днепра, за что и был удостоен Золотой Звезды.
Куликов был ранен, и ему однажды представился случай поговорить с посетившим госпиталь командующим фронтом К. К. Рокоссовским. Знакомясь с героем-солдатом, командующий спросил, нет ли у него личных просьб. Куликов признался: есть давнишняя мечта — служить на флоте, воевать моряком. Рокоссовский ответил, что моряки воюют совсем близко, на Днепровской флотилии, и распорядился, чтобы этого пехотинца по излечении перевели к нам.
Вот так и оказался комсомолец Куликов в киевском полуэкипаже. Там его хотели оставить в кадровой команде — вышел бы хороший старшина. Но Куликов настойчиво просился на корабль и был назначен на бронекатер, в орудийный расчет. «За короткий срок он отлично освоил обязанности наводчика, заряжающего и пулеметчика», — вспоминает в присланном мне недавно письме бывший командир отряда И. М. Плёхов.
Командиры имели мало времени на обучение пополнения, на сколачивание боеспособных экипажей. Но помогал все тот же дух победы — общая воодушевленность, общая решимость отдать все силы для ускорения разгрома врага. А лучшим пропагандистом и агитатором были сводки Совинформбюро — каждый день они начинались с перечня освобожденных населенных пунктов. И днепровцев больше всего волновало, когда же перейдет в решительное наступление 1-й Белорусский фронт, а с ним и наша флотилия.
11 июня меня и члена Военного совета флотилии вызвали на командный пункт фронта, находившийся теперь в Овруче. Генерал-полковник М. С. Малинин начал разговор так:
