— Вот что, товарищи моряки. В ближайшее время главная боевая работа предстоит на Березине. Что у вас там есть?
Силы флотилии, как уже говорилось, были разделены между Березиной и Припятью. Указаний насчет того, какое направление считать главным, мы до тех пор не получали. Бригада Лялько, пока значительно более сильная, находилась на Припяти, бригада Митина — на Березине. И сам командир более сильной теперь бригады был гораздо опытнее.
Услышав, сколько и каких кораблей сосредоточено на каждой реке, начальник штаба фронта сказал:
— Березину усильте чем только можно и в самом срочном порядке. Но Припять совсем не оголяйте, она остается за вами.
Мы получили новую директиву, уточнявшую задачи флотилии на березинском направлении. Нам предстояло содействовать (артиллерийской поддержкой и высадкой тактических десантов) наступлению двух стрелковых корпусов по обоим берегам Березины, а с началом отхода противника к Бобруйску — стремительно (так и было сказано) его преследованию. Предусматривалось также содействие войскам фронта при переправах. Закончить усиление группы кораблей на Березине было приказано к 16 июня.
Чем ее усилить, предстояло решить на заседании Военного совета флотилии. Но к общему мнению с Боярченко мы пришли еще на обратном пути с фронтового КП. Причем сошлись на том, что начинать усиление березинского направления следует с перевода туда капитана 2 ранга Лялько — более опытного из двух командиров бригад.
Потом, на Военном совете, высказывалось и иное мнение: не резоннее ли оставить комбригов с их штабами на «своих» реках, а перегнать на Березину только корабли? Ведь Лялько вел на Припяти боевые действия, пусть пока ограниченные, уже два месяца, освоился на этой реке. Но если он не знал Березины, то не знал ее и Митин, прибывший туда совсем недавно. Что же касается опытности, организаторских способностей, других командирских качеств, то, как говорится, по всем статьям именно Лялько подходил для того, чтобы управлять боевыми действиями кораблей на главном направлении.
Словом, Степан Максимович Лялько получил телеграфное предписание: «Принять от командира 2-й бригады березинское операционное направление». Отбыть с Припяти ему было приказано в течение четырех часов.
На Березину перебрасывались штаб и политотдел 1-й бригады, а управление 2-й бригады переходило на Припять. Таким образом, бригады «менялись реками», оставляя на месте тыловые службы. На Березине оставлялись — с передачей в бригаду Лялько — уже находившиеся там корабли: отряд бронекатеров, полуглиссеры, катерные тральщики.
Перевезти на автомашинах штабы бригад было несложно. Для кораблей же, перебазируемых на Березину, путь лежал через Днепр, и пройти им требовалось около 700 километров по рекам, еще не оборудованным навигационными ориентирами, Правда, облегчала переход — особенно на перекатах — стоявшая в июне высокая вода. Лоцманские обязанности были возложены на гидрографов.
Двое суток корабли шли днем и ночью, развивая всюду, где можно, полный ход. Каждые два часа поступало донесение о том, где они находятся, и мы сообщали об этом в Главморштаб — за нашими действиями следили и там. Группу кораблей с Припяти вел начальник штаба 1-й бригады капитан 3 ранга П. С. Зинин.
Одновременно на Березину выдвигались корабельные подкрепления из Киева. Туда поступили с заводов двенадцать новых сторожевых катеров, восемь тральщиков. Начальник ВОСО В. И. Кобылинский, флагмех С. Г. Ионов, начальник орготдела И. Г. Блинков сделали, каждый по своей части, все мыслимое для того, чтобы эти корабли поспели к наступавшей горячей боевой поре.
«Усилить Березину», как требовал начальник штаба фронта, мы успели к назначенному сроку. На Припяти кораблей осталось совсем немного, но в их числе был наш «линкор» — плавбатарея капитан-лейтенант Россихина, слишком тихоходная, чтобы перевести ее на Березину за то время, которое нам дали.
Зато на Березине, с учетом поступавших новых кораблей, набиралось, если считать и полуглиссеры, почти полсотни единиц.
ФКП флотилии был также перенесен на Березину, в Якимовскую слободу, а вспомогательный пункт управления развернут близ селения Стужки, где сосредоточивались корабли. Проверяя боевую готовность бригады, я убеждался, что капитан 2 ранга Лялько осваивается на новой реке уверенно. Его бригада должна была поддерживать приречные фланги двух армий: 65-й на правом берегу Березины и 48-й — на левом. Контакты с их частями налаживались быстро. Были назначены офицеры связи, а со штабом 193-й дивизии — ближайшей к реке — договорились о распределении целей.
Установился контакт и с армейскими политорганами. Политотдел 105-го стрелкового корпуса прислал к нам лектора, многое знавшего о положении в оккупированной гитлеровцами Европе, об обстановке, которая складывалась на открывшемся наконец-то втором фронте. На укромной полянке лесистого берега лекцию слушали представители всех подразделений.
Незадолго до начала наступления надежность контактов пашей 1-й бригады с сухопутными соседями подверглась практической проверке, которую, сам того не ведая, учинил противник.
Вражеский воздушный разведчик, пролетевший над стоянкой бронекатеров — думалось, неплохо замаскированных, — передал открытым текстом: «Их зээ ди энте, хир зинд ди энте!» («Вижу уток, здесь утки!») Это услышал следивший за неприятельскими переговорами в эфире армейский радист, фамилия которого до меня, к сожалению, не дошла. Он догадался: утки — это корабли.
Радиоперехват был тотчас доложен на КП дивизии, где уже находился наш офицер связи. Предупрежденный Лялько приказал бронекатерам немедленно перейти на запасную позицию. А то место, где они только что стояли, через двадцать минут подвергли бомбежке «юнкерсы».
Сообразительный армейский радист уберег корабли от вражеского удара. А вот о качестве маскировки (с нею на Березине было труднее, чем на Припяти, где есть протоки, похожие на зеленые туннели) потребовалось серьезно поговорить и с Песковым, и с Лялько.
В напряженные дни, когда вновь и вновь проверялась боеготовность каждого подразделения, как бы завершалось — думается, можно так сказать — и формирование у личного состава наступательного порыва. Из многого он складывается и не сам собою приходит к людям даже в такое время, когда всем ясно, что победа теперь не за горами. И одно дело, скажем, вести огонь с закрытой позиции, находясь за километры от противника, и совсем другое — прорываться в глубину вражеской обороны, за линию фронта. На любом из наших кораблей люди наперечет, успех в бою зависел буквально от каждого, и потому так важно было, чтобы никого не сковало малодушие, никому не убавил сил страх смерти.
Ни один командир не может быть безразличен к тому, как настроены перед решительными боями его подчиненные. А для политработника воспитывать мужество и отвагу, поддерживать в людях эти качества — призвание, профессия. Политотдел нашей 1-й бригады работал целеустремленно, напористо. Политотдельцы разошлись по подразделениям, где участвовали в проведении партийных и комсомольских собраний, разъясняли всему личному составу военную обстановку. Моряки бригады давали перед лицом товарищей клятвенное слово с честью выполнить свою боевую задачу.
Главным, конечно, было то, какой след оставляет политическая работа в сердцах и душах воинов. Георгий Михайлович Обушенков говорил — и за этим стояло отточенное чутье опытного политработника, — что он ощущает, как люди, не исключая и новичков, воодушевляясь на победоносные бои, проникаются самоотверженностью, словно переступая невидимую грань, за которой уже нет места колебаниям и сомнениям.
Очень много времени проводил на кораблях и начальник политотдела флотилии Владимир Иванович Семин. Он взял себе за правило в горячую боевую пору находиться большей частью на ВПУ, откуда легче добраться до любого выдвинутого к линии фронта подразделения.
Мне не перечислить всех политработников, партийных и комсомольских вожаков, которые помогли тогда нашим морякам настроиться на наступательный лад. Многое сделали для этого помощник начальника политотдела 1-й бригады по комсомольской работе старший лейтенант И. Л. Прокофьев, заместитель командира дивизиона тральщиков старший лейтенант А. С. Гриденко, парторг дивизиона бронекатеров старший лейтенант Д. П. Медведев, парторг плёховского отряда мичман В. М. Дуда и другие товарищи.
