Тут, невольно улыбнувшись, я сняла свои башмаки, связала их шнурками и перекинула через плечо. Почему-то захотелось, чтобы все было как тогда, да и лужи обходить не надо… Нет, все-таки жизнь — хорошая штука!

Вскоре мне попался особенно роскошный черничник, который я просто не могла пропустить. Там я перемазалась сине-фиолетовым соком с ног до головы, объелась черникой и очень больно наступила на сосновую шишку. Настроение у меня становилось все лучше и лучше.

До Косых Воротищ я добралась уже под вечер. Когда в просветах между деревьями я увидела печные трубы, то первым делом решила обуться. Потом пригляделась к своим черным пяткам и передумала. Эка невидаль — босой ассистент мага… Зато в настоящем балахоне. Это вам не столица — перебьются.

И я уверенно ступила на косоворотищенские земли грязными ногами, подоткнув тогу, чтобы не измазать подол. За спиной у меня болталась заплечная сума, в которой лежали три осиновых кола, реторта со святой водой и кухонный нож. После сегодняшнего ночного бдения я решила, что больше мне и не надо — все равно не поможет.

В первом же дворе мне повезло — какая-то баба развешивала выстиранные рубахи и подштанники. Я подошла к невысокому покосившемуся забору и громко произнесла:

— Боги в помощь!

Баба немедленно уронила рушник на землю и запричитала. Я давно заметила, что никакая другая фраза не приносит столько вреда, особенно если подойти со спины и гаркнуть как следует, но удержаться не смогла.

— Добрый день, почтенная! — самым благожелательным тоном прервала я ее восклицания. — Не подскажете ли, где у вас здесь староста?

— Где-где… — буркнула та. — На рыбалке!

— Я бы могла и догадаться, — под нос себе пробормотала я и громче прибавила: — Я вообще-то по делу. Поговаривают, мужики у вас на той рыбалке пропадают регулярно?

— А чего ж дуракам не пропадать? — с досадой рявкнула баба. — Мало того что гвоздь забить не допросишься, так еще и пропадания эти, будь они неладны! Еще и кто-то ляпнуть умудрился, что, дескать, это наших мужиков русалки свели, для укрепления своей породы… Так наши слюни до полу распустили и все на реку подались!

Я вновь подивилась особенностям мировоззрения косоворотищенских мужиков и примирительно сказала бабе:

— Меня вот из Эсворда прислали, чтоб эти исчезновения пресечь на корню. Не ознакомите ли, милейшая, меня с ситуацией? Куда они ходят на рыбалку, где ваше знаменитое кладбище расположено?

Лицо у женщины просветлело.

— Ой, славно-то как… Значит, прекратите энто безобразие?

— Постараюсь, — дипломатично ответила я.

В глазах у моей собеседницы мелькнул какой-то огонек, и она подошла поближе:

— Слышьте, а не могли б вы опосля пострашней что-нибудь придумать и мужикам нашим рассказать? Ну, чтоб этих олухов так заклинило, что и мыслей про эту речку проклятущую в голове у них не осталось? Упыря там приплетите, живоглота — только чтоб никаких русалок да мавок гулящих…

Я, не заметив изъяна в ее рассуждениях, ответила:

— Что-нибудь придумаем.

После этого меня накормили до отвала, рассказали, куда идти, и даже перекрестили на дорогу. У колодца на окраине я помыла ноги, решив, что босой по кладбищу шататься несподручно, обулась и зашагала по утоптанной тропинке, которая вела к небольшому леску за околицей.

в которой рассказывается про эльфийские кладбища, а также описывается беспримерно храброе (или глупое) деяние Каррен, у которой появляется нежданный и совершенно ненужный помощник.

Столько изваяний, статуй и печальных обелисков белели в вечерних сумерках, будучи несправедливо забытыми и никому не нужными!.. Странное впечатление производило это древнее кладбище невесть куда ушедшего племени. Про эльфов много говорили — и то, что они ушли на закат, и то, что уплыли за море, и то, что они когда-нибудь вернутся. Но сколь мало правды ни было бы в этих россказнях, спору не было — только из-под их рук выходили такие хрупкие, болезненно-прекрасные изваяния. Ни один человек не мог из камня сделать воздух и свет, а они это умели.

Времени у них все-таки для этого было значительно больше — по триста лет жили, паршивцы…

Я некоторое время стояла на краю этого необычного места, не решаясь переступить границу между миром живых людей и мертвых эльфов. Потом заставила себя вспомнить, что воротищенцы давно уж осквернили покой этого последнего пристанища исчезнувшей расы, и полезла через заросли чертополоха.

«Значит, самая роскошная усыпальница», — мрачно подумала я, очутившись по пояс среди крапивы, которая логически продолжала чертополох.

С роскошной усыпальницей были проблемы, потому что все многочисленные сооружения на этом обширнейшем кладбище подходили под это определение. В отличие от человеческих кладбищ, где фамильных склепов удостаивались разве что единицы, эльфы без зазрения совести выстраивали для каждого покойника сооружение, почти не уступавшее размерами крестьянской хате, изукрашивая его без всякого чувства меры. Совпадал ли мой вкус с вампирским или же нет, я не знала, поэтому напрашивался очевидный вывод: меня ждет увлекательное исследование десятков склепов, в каждом из которых меня может радушно поджидать кровопивец.

Зажав кол в руке, я полезла в первую усыпальницу, вход которой был выполнен в виде арки, перевитой листьями. Одна решетчатая створка ворот наличествовала, другая, по-видимому, приглянулась какому-то воротищенцу на роль калитки. По сторонам от чернеющего входа стояли две статуи каких-то крайне вывернутых и покореженных существ.

Естественно, внутри царила полная тьма, в которой не то что вампира — свой нос не разглядишь. Мне немедленно поплохело.

Я сквозь зубы выругала себя и полезла наружу, чувствуя, что по спине у меня бегают мурашки, а ноги как-то странно подгибаются. После долгого копания в глубинах сумки я все-таки обнаружила огарок сальной свечи. Даже при самом рачительном использовании ее мне должно было хватить склепов на шесть.

Нет, ну как можно было быть такой идиоткой? Это ведь вампир может видеть в темноте, а мне-то подобного таланта не дадено…

Но делать было нечего, и я решила, что использую все возможности. Шесть так шесть, пять так пять — возможно, упырь будет сладко дремать в первой же попавшейся усыпальнице.

Потом возникла новая сложность. Свечу я несла в левой руке, кол в правой и в результате едва не расквасила себе нос на полуразрушенных ступеньках следующего склепа. Подумав немного, я зажала кол в зубах и попыталась вообразить себя лихим пиратом. В результате мысли мои свернули на то, что вампир, завидев свою погибель, агрессивно грызущую осиновый кол и размахивающую огарком свечи, должен помереть от колик, вызванных хохотом.

Так я обследовала еще и третью усыпальницу, оказавшуюся такой же пустой, как и предыдущие.

Со вздохом я посмотрела на небо, где луна светила почти что в полную силу, и внезапно ощутила настоятельное желание бежать отсюда куда глаза глядят, потому что любой порядочный вампир должен был к этому времени проснуться и почувствовать легкий голод. Я выплюнула кол, от которого горчило во рту, и скривилась. Тут где-то за моей спиной хрустнула ветка, отчего у меня тут же заледенел позвоночник.

— Держи себя в руках, — дрожащим голосом сказала я себе и уронила свечу, потому что пальцы мои тоже тряслись. — С тобой ничего не случится.

От этого мне стало еще хуже, потому что язык был совершенно чужим, немного онемевшим, и временами речь прерывалась иканием.

— А с кем это вы тут разговариваете? — раздался вдруг за моей спиной тоненький, сдавленный голос.

И вот тут-то я заорала в полный голос, ощутив, что у меня отнялись и ноги и руки, а единственное, на что я способна — это таращить глаза и рвать голосовые связки. Я кричала во всю силу своих легких, забыв и про то, что нужно дышать, и про то, что нужно бежать…

И только спустя некоторое время я поняла, что кричу не одна. Рядом со мной драл глотку еще кто-то, и этот голос был куда громче моего.