Хлопнула дверца.

Второй сел за руль.

Розмари пыталась что-то сказать, но ей мешал носовой платок, она пробовала вытолкнуть его изо рта, но он был весь мокрый, и у нее ничего не получалось. Затем она ощутила боль в предплечье и поняла, что ей сделали укол. Она начала вырываться, но человек крепко держал ее. Постепенно она теряла силы и наконец затихла. Она видела прохожих, понимала, что если бы ей удалось закричать или как-то привлечь внимание, они помогли бы ей, но ничего нельзя было сделать.

Вскоре ей уже ничего и не хотелось делать, она почувствовала какую-то странную апатию.

Глаза, носоглотка и гортань больше не болели, не болела и рука, которую ей так жестоко вывернули. И как-то незаметно ею овладела усталость. Это было больше чем апатия, это был покой – мир и покой. Она забыла, что с ней произошло, она забыла свой страх. С ней случилось что-то необыкновенное и чудесное. Казалось, она уносится из мира обыденности и повседневности в новый мир, мир наслаждений и грез. Ничего подобного она еще не испытывала. Мысли исчезли, осталось только ощущение радости, чуть ли не восторга. Она чувствовала, как плавно движется машина, но совсем не обращала внимания на улицы, по которым они ехали. Она вообще больше ничего не видела.

Она закрыла глаза и погрузилась в волшебный сон.

Все и было как во сне, чудесно и безмятежно, даже когда ей помогли выйти из машины и провели в большой дом, окруженный садом. Все время рядом с ней находился человек – тот человек, который когда-то так напугал ее. А сейчас он казался неотъемлемой частью этого нового, восхитительного мира.

Ее провели в спальню.

Она легла на постель, почувствовала, как кто-то развязал на ней поясок, снял туфли. Было уютно, тепло и очень приятно. Она знала, что, кроме нее, здесь больше никого нет, ей и хотелось быть наедине со своими мечтами, которые были не столько мечтами, сколько новыми ощущениями, образами.

Проснувшись, она почувствовала жжение в гортани и носу, щипало глаза. Сейчас ее настроение было совсем иным, она погрузилась в глубокую депрессию, как бывало после ссор с Чарлзом или после того, как начали поступать эти гадкие письма, телефонные звонки.

И она страстно желала вновь оказаться в волшебном полусне.

Постепенно депрессия сменилась раздражением, она вновь почувствовала страх – сейчас ее реакции были почти нормальными. Конечно же, ей сделали укол какого-то наркотика – героина или еще чего-то в этом роде! Она была в этом уверена, потому что когда Чарлз готовил отчет для комиссии по проблемам наркомании, она достаточно хорошо ознакомилась с темой и...

Но какое все это имеет отношение к ней? Неужели на Чарлза покушались именно из-за того, что он принимал участие в подготовке этого отчета?

Сама мысль об этом была ужасной.

Столь же ужасной была и ее беспомощность.

В панике она вскочила с постели – волшебные грезы превратились в кошмар. Она подошла к окну и обнаружила, что оно забрано матовым стеклом, сквозь которое ничего не было видно. Она стала искать шпингалет, но не нашла – окно было фальшивым.

– Я вынужден признать: мы ни на шаг не продвинулись в поисках вашей жены и находимся в той же стадии, что и утром, – сказал Роджер.

Он сделал паузу, давая возможность стряпчему высказать свое мнение, но Джексон лишь смотрел на него горящими глазами. Они находились в кабинете Роджера в Скотленд-Ярде. Шесть часов вечера того же дня.

– Мы знаем, что ее увезли в черном "остин-изо", но у нас нет ни номера машины, ни свидетелей, которые помогли бы опознать ее. Мы также знаем, что машина повернула на Гроувенор-сквер – и это все. Больше мы никакой информацией не располагаем. "Остин-изо" – одна из самых популярных моделей, а черный цвет – самый распространенный.

Он вновь сделал паузу.

– А что водитель? – спросил Джексон.

– Мы знаем, что это человек небольшого роста в темно-сером костюме: шофер "роллс-ройса" видел его лишь со спины. Он ростом примерно пять футов шесть дюймов, узкоплечий, в темно-серой мягкой фетровой шляпе и черных ботинках. Но такому описанию соответствуют тысячи мужчин, сотни из них разъезжают в "остинах-изо".

– И что вы намерены делать? – мрачно буркнул Джексон.

– Все лондонские полицейские предупреждены, окрестные графства оказывают нам содействие. О любом черном "остин-изо", припаркованном в необычном месте или просто вызывающем подозрения, будут немедленно докладывать мне. Но я был бы лицемером, если б стал уверять вас, что мы возлагаем на это большие надежды. Имеющаяся на данный момент информация не дает нам такого права.

– Неужели это все?

– В завтрашних утренних газетах будет опубликована фотография вашей жены, описание машины и водителя, – сказал Роджер. – Мы используем все методы, которые обычно применяются при розыске пропавших без вести.

– Включая больницы и морги? – хрипло спросил Джексон.

– Включая больницы и морги, – согласился Роджер и решил хоть немного облегчить горе этого человека. Он достал пачку сигарет, протянул ее Джексону и как бы между прочим произнес:

– Я абсолютно отвергаю возможность того, что мы найдем ее мертвой. Если бы они хотели убить ее, они бы уже сделали это прямо в квартире. Очевидно, ее просто похитили, это и было их целью.

Его слова зажгли огонек надежды.

– Думаю, вы правы, – медленно произнес Джексон и взял сигарету, – спасибо.

Они закурили.

– Но зачем? – недоуменно спросил Джексон. – Не вижу никакого смысла.

– О, смысл есть, – быстро сказал Роджер. – Когда мы ее найдем, мы практически выйдем на человека, который это сделал. Мы все еще обрабатываем информацию на тех, кто мог иметь что-то против вас. Мы проверили те два имени, которые вы мне дали, – тех, кто угрожал вам местью, после того как их приговорили. Один уже мертв, другой, выйдя из тюрьмы, узнал, что его жена приобрела птицеферму, и, насколько мы сумели выяснить, сейчас полностью погружен в сельское хозяйство. Человек исправился, и за это надо благодарить его жену. В любом случае он не подходит под описание водителя.

– Все это выглядит ужасно, Уэст, – сказал Джексон. – Он задумался и вдруг резко произнес: – Что же мне делать? Я не могу работать, а мои партнеры считают, что я должен сам предпринять какие-то действия.

Ничего другого Роджер и не ожидал.

– Самое лучшее, что вы сейчас можете сделать, – припомнить все, что было в вашей жизни, и попытаться понять, давали ли вы кому-нибудь повод для такой острой ненависти. И если вы придете к выводу, что такового не было, попытайтесь проанализировать прошлое вашей жены. Вы что-нибудь знаете о нем?

Джексон заколебался:

– Немного, – признался он. – Мы познакомились случайно, на вечеринке у одного нашего знакомого. Вообще-то у нее и прошлого как такового почти нет: отец ее умер, когда она была совсем маленькой, а мать всю жизнь сражалась за существование и за то, чтобы Розмари вначале поступила, а потом и закончила колледж. Я знаю ее школьных знакомых, это, конечно, не кадры, но...

– Мать жива?

– Да, она живет в Оксфорде – одному Богу известно, что с ней будет, когда она узнает об этом, – добавил Джексон. – Я связался по телефону с одним ее знакомым, но надо будет поехать и рассказать ей обо всем лично. Нет, я не могу поверить, что в прошлом Розмари есть что-то... – он замолчал. – Я сделаю все, что в моих силах, – наконец сказал он, – но если вы считаете, что я могу быть еще чем-то полезен, ради Бога, умоляю, скажите!

– Непременно, – пообещал Роджер. – Возьмите карандаш и бумагу и припомните все, что можете, о ваших взаимоотношениях с миссис Китт, когда вы работали в Лайгейте. Особенно то, что касается этого конкретного дела, – он достал из бумажника копию газетной вырезки, одну из тех, которые нашли в доме миссис Китт. – Над этим работает и Коннолли, но, может быть, вы найдете иной ракурс, о котором он и не подозревает.