Камден судорожно сглотнул.

– Надо было той ночью довести дело до конца, – продолжала Джиджи. – Ты бы женился на мне, понимая, что тебя вынудили. Но не сбежал бы в бешенстве в Америку, а просто проникся ко мне отвращением и был бы несчастен со мной до конца своих дней. И мы бы ничем не отличались от других семейных пар – в общем, жили бы так, как все.

– Нет-нет. – Он решительно покачал головой. – Надо было поступить по совести. Теодора вышла замуж за день до нашей свадьбы. Если бы у тебя хватило терпения подождать до моего возвращения в Англию, то тогда все сложилось бы иначе.

Матрац прогнулся под ее весом. Джиджи скользнула под одеяло с краю кровати – на безопасном расстоянии от мужа.

– По-моему, я уже усвоила урок.

– Ты уверена?

Она ответила вопросом на вопрос:

– Почему тебе так важно угнаться за мной… в финансовом смысле?

«Да потому что я женат на самой богатой женщине в Англии, после королевы Виктории! Что еще делать мужчине, которому до сих пор не дают покоя твои прелести?»

Камден сунул руку под одеяло, схватил ее за пеньюар и: рывком привлек к себе. Джиджи охнула – и охнула еще раз, когда его губы прижались к ее шее.

Тремейн навалился на нее… и застонал от райского наслаждения, ощутив под собой ее тело. За то время, что прошло после его возвращения, он успел увидеть ее обнаженной и побывать с ней на пике блаженства. Но он не позволял себе прочувствовать их близость, насладиться упругой гладкостью ее кожи и изящными округлостями. Он снова потянул за пеньюар.

– Сними.

– Нет. Делай что хочешь – он тебе нисколько не мешает.

– Я хочу, чтобы ты сняла с себя все… До нитки.

– Мы так не договаривались. Ты не говорил, что мне придется перед тобой раздеваться.

– Но почему? – прошептал он ей в ухе. – Боишься оказаться подо мной голой?

– Просто так не годится, вот и все. Я решила, что не должна позволять тебе особых вольностей, иначе я предам Фредди.

Камдена обуяла ярость. Надо же быть такой упрямой! Приподнявшись, он схватился за ворот пеньюара и разорвал его по всей длине.

– Вот! А если лорду Фредерику захочется сунуть нос не в свое дело, то ты сможешь ответить ему, что не позволяла мне никаких вольностей.

Джиджи прерывисто дышала, будто ей не хватало воздуха; ее судорожные вдохи перекрывали, глухой стрекот полуночников-сверчков в саду.

Тремейн снова опустился на нее; прикосновение к ней было ошеломляюще знакомым Джиджи и в то же время будоражило чем-то новым, словно и не было всех этих лет, словно сегодня шел второй день их медового месяца.

Какой же он дурак! Дурак, что пленился ею в первый раз. И дурак, что теперь вернулся обратно, прекрасно зная за собой слабину, которую силился перебороть все эти десять лет.

И теперь уже слишком поздно.

Растворившись в ее бархатистой нежности, дивясь тому, как с каждым вздохом приподнимается ее грудь, Камден осыпал жену поцелуями, не желая пропускать ни дюйма ее роскошного тела и отчаянно жаждая упиться ею допьяна.

Она уперлась ладонями в его плечи, но не оттолкнула, а только тихонько вскрикнула, когда он приник губами к ее шее. Мрачная тоска в его сердце немного рассеялась, хотя он понимал: безумие думать, что за этим стоит что-то, кроме безумия.

Он проложил поцелуями дорожку к ее подбородку, к нежной впадинке под губами – и остановился в нерешительности. Поцеловать ее сейчас в губы – значит, недвусмысленно дать понять, что она выйдет замуж за лорда Фредерика только через его труп.

Тремейн, чувствовал, как колотится ее сердце – быстро, лихорадочно, тревожно, вторя стуку в его груди. Хочет ли он пойти этой дорогой? Смеет ли? И что поджидает его на исходе, пути по широкой тропе безрассудства?

– Послушай меня, послушай… – проговорила она неожиданно. – Поверь, тебе нет смысла со мной спать. Вообще никакого. Я пользуюсь дамским колпачком. Я все время им пользовалась. У тебя нет ни малейшего шанса сделать мне ребенка, так что проще оставить меня в покое.

В шесть лет, расшалившись во время игры, Камден носился, по коридорам дедушкиного дома и с разбегу врезался в стену. В следующую секунду он уже лежал, распластавшись на полу, лежал, не в силах сообразить, что произошло. Сейчас он оказался в таком же состоянии. Он не знал, как понимать ее неожиданное признание. Действительно, почему она призналась?..

Камден заглянул жене в глаза. В сиянии луны они казались совершенно черными, как вода на дне глубокого колодца. А еще казалось, что в ее глазах бликами отражалось мерцание звезд.

– Тогда зачем об этом говорить? – пробормотал Камден. – Могла бы и дальше меня дурачить – это же в твоих интересах.

– Я больше так не могу, – ответила Джиджи со вздохом. – Ты, конечно, лишний раз убедишься, что не ошибся на мой счет. Но мне все равно. С меня хватит.

– Почему? – Он пробежался пальцами по ее роскошным волосам. Ни одна женщина не запомнилась ему своими волосами – а вот она запомнилась. – Почему ты на этот раз решила сказать правду?

Джиджи закрыла глаза и отвернулась.

Как ни странно, прикосновения его пальцев успокаивали. Пальцы его двигались уверенно и в то же время осторожно – вот они замешкались у виска, скользнули мимо уха к подбородку и, наконец, добрались до губ. Большой палец легонько придавил ее нижнюю губу, а затем замер.

Джиджи была совершенно сбита с толку реакцией мужа. Ведь она только что призналась в том, что снова его обманула, а он… Его прикосновения были нежными и ласковыми, и казалось, он нисколько на нее не сердился.

Тут Камден поцеловал мочку ее уха, затем поцеловал в подбородок, после чего принялся покрывать поцелуями ее шею и плечи.

Джиджи по-прежнему лежала с закрытыми, глазами, и ей чудилось, что губы Камдена источали огонь, воспламеняя все, к чему прикасались, и порождая безумное желание, которое с каждым мгновением усиливалось, волнами разливаясь по всему телу.

Внезапно его губы сомкнулись вокруг ее соска, и Джиджи едва не задохнулась от наслаждения. Ей хотелось метаться по кровати, хотелось выгнуться дугой и громко закричать: «Еще!» Но она лишь судорожно вцепилась в простыню. Камден же, нащупав другой ее сосок, принялся легонько теребить его пальцами – и тут уж Джиджи, не сдержавшись, громко застонала.