Что до Дмитрия, то он в чистоте помыслов превосходит тех шляхтичей, с коими мне приходилось встречаться при Дворе.

У вас нет права злословить о человеке, спасшем мне жизнь!..

Владислав побагровел от ярости, но все же сумел сдержаться. Сколь ни велика была его неприязнь к Бутурлину, княжич не рискнул говорить о ней при Эвелине.

Он все еще лелеял мысль склонить дочь Корибута к брачному союзу и страшился оттолкнуть ее от себя ненавистью к московиту. Поскольку действовать следовало осторожно, княжич скрыл гнев под маской милосердия.

— Я разумею ваши чувства, княжна! — кивнул он, стараясь придать голосу сочувственные нотки. — Невзгоды пути, плен, грубость моей покойной сестры причинили вам столько боли, что вы не способны дать мне иной ответ!

Но я надеюсь, что здравый смысл возобладает над вашим горем и поможет вам изменить решение! Пока же вы — моя гостья, и я позабочусь, дабы вы ни в чем не нуждались!

Вам отведут шатер, приставят умелых служанок, кои помогут вам принять омовение. Я уже распорядился доставить в ваши покои бадью с подогретой водой. Следом принесут сменное платье…

— Если вы и впрямь испытываете ко мне добрые чувства, то позвольте покинуть ваш стан! — с мольбой во глазах промолвила Эвелина. — Раз я не пленница, вы не можете удерживать меня силой!

— Господь с вами, княжна! — всплеснул руками Владислав. — Ни о каком плене речь не идет! Но как я могу отпустить вас одну в смутное время, когда за каждым изгибом пути таится враг?

Шляхетская честь не позволит мне так обойтись с вами! Да и вам нужно отдохнуть с дороги. Придите в себя от пережитых тягот, страданий! Обещаю, завтра мы вернемся к нашей беседе и обсудим все, что вас тревожит!

— Что ж, тогда у меня осталась лишь одна просьба… — смущенно произнесла княжна. — Если вы не желаете вернуть мне свободу, то хотя бы дайте ключ, дабы я могла избавиться от…

Эвелина густо покраснела, не зная, как закончить фразу.

— Просите о чем угодно, но только не об этом! — сочувственно вздохнул княжич. — После того, как мой подарок спас вам жизнь, я уверился, что мысль надеть его на вас подсказана мне высшей силой!

Да и стоит ли снимать его ныне, когда вокруг столько татей? Щерба, доставивший вас в мой лагерь, умолчал о подробностях вашей встречи, но я же не слепой!

Казаки отбили вас у мурзы Илькера, и мне даже страшно подумать, что могло статься, опоздай они хоть на минуту…

Не просите меня избавить вас, от предмета, сберегшего вашу жизнь и честь. Клянусь, когда мы повергнем врагов и опасность минет, я сам сниму с вас сию броню непорочности!

Эвелина лишь тяжко вздохнула в ответ. Ее плен продолжался.

Во время пребывания княжны в шатре Радзивила Илькер не находил себе покоя. Сомневаясь в том, что гостья удержится от жалоб на его действия, мурза держал подле себя себя отряд нукеров.

В любой миг княжич Владислав мог воспылать гневом и отдать наказ взять под стражу своевольного мурзу. Зная, чем для него это может кончиться, Илькер готовился встретить княжьих воинов во всеоружии.

Однако минуло полдня, а жолнежи за ним так и не пришли. Это немного успокоило предводителя степняков, однако не смогло окончательно избавить его от тревоги.

На всякий случай мурза решил заручиться поддержкой Демира — Аги и вместе с отрядом направился к его шатру. Турка он застал за одним из его любимых дел. На лужайке перед шатром Султанова посланника был выставлен раскладной стол с разложенным на нем оружием.

Раздетый до пояса, Ага лично разбирал и смазывал маслом свои пищали, проверял остроту клинков, отдавая подручным наказы подточить лезвие сабли или же заменить изношенный шомпол пищали.

В миг, когда Илькер приблизился к турку, тот разбирал одну из италийских пистолей, пожалованных ему Великим Визирем за заслуги перед отечеством.

В те времена пистоли были столь редким оружием, что не могли не привлечь внимания мурзы. Больше всего Илькера изумил пружинный механизм ручницы, позволявший обходиться без запального шнура.

При виде новинки глаза степняка загорелись хищным огнем, и он даже забыл на время о грозящей ему опасности.

— Что это за штуковина, Ага? — обратился он, подъехав к турку. — Для чего она служит?

— Для разных целей… — не прерывая работы, молвил посланник Порты. — Пистоль годится и для нападения, и для защиты. В дальности стрельбы она не уступит малому самострелу, а в ношении гораздо удобнее…

— Однако самострел бьет бесшумно, а от сей игрушки наверняка немалый грохот! — возразил турку Мурза.

— Верно, — не стал отрицать очевидного Демир, — зато пистоль можно прятать под одеждой, из нее можно стрелять одной рукой, в то время как вторая держит щит или клинок.

Поверь, мурза, у пистоли — блистательная будущность! Лет через сто все армии мира будут оснащены подобным оружием. К тому времени оно станет еще скорострельнее!..

— Это вряд ли! — криво ухмыльнулся Мурза. — Единственное, что мне по нраву в сей игрушке, — колесико с пружиной.

Как я разумею, вращаясь, оно трется о полку, и высекаемые при этом искры воспламеняют порох. А значит, не нужно заранее разжигать фитиль! Что ж, это удобно! Только как взводят пружину?

— Особым ключом, — пояснил Ага, — для каждой пистоли он свой!

При упоминании ключа Илькер зло фыркнул, вспомнив так и не найденный ключ от пояса верности княжны.

— Что с тобой? — заметил его негодование Демир. — Тебя рассердила потребность взводить пружину ключом?

— Не стоит внимания, Ага! — отмахнулся рукой татарин. — Меня куда больше заботит иное!

Поутру мне довелось встретить на раздорожии какую-то дочь неверных. Как оказалось, это была невеста княжича Радзивила, направлявшаяся в его стан!

— Невеста княжича? — оживился Демир-Ага. — Весьма нежданный поворот событий! И чем сие тебя так огорчило?

— О том, что она суженая Радзивила, мне стало известно, не сразу. Посчитав девку своей добычей, я решил воспользоваться правом победителя!..

— И воспользовался? — с любопытством вопросил мурзу турок.

— Какое там! — досадливо поморщился Илькер. — На ней оказался надет пояс верности!

— И ты не смог его снять с девицы? — сочувственно улыбнулся турок. — Как я разумею, не нашел ключа, отпирающего замок…

— Мне не до смеха! — обиженно заревел потомок Чингисхана. — Нагрянувшие казаки отняли у меня пленницу и препроводили ее к Радзивилу!

— Вот что тебя раздосадовало! — понял наконец причину его дурного настроения Демир. — Опасаешься, что княжичу станет известно о твоей попытке насладиться любовной близостью с девой?..

— Казаки дали слово, что упросят девку скрыть от Владислава подробности нашей встречи! — проворчал мурза. — Но я не доверяю клятвам гяуров, а тем паче их шлюх!

— Если ты и впрямь не снимал с девицы пояс, опасаться тебе нечего! — широко улыбнулся Ага.

— Но я сделал попытку! — вышел из себя Илькер. — Ужели Радзивил простит мне сие?!

— Проговорись девица о том Владиславу, он уже велел бы взять тебя под стражу…

— Может, княжич ждет, когда я ослаблю бдительность? — хмуро усмехнулся мурза.

— Возможно и такое, — покачал головой Демир, — но мне твои опасения сдаются напрасными.

У Радзивила ныне каждая сабля на счету. В случае ссоры с ним ты уведешь из войска татарские отряды, а сие для княжича будет невосполнимой потерей!

Вот увидишь, он закроет глаза на твои любовные похождения. Тем более, что завершились они неудачей!

Илькер засопел от злости, но возразить турку ему было нечего. Хотя в голосе Аги звучала издевка, по сути он был прав.

Устыдившись своих страхов, мурза решил больше не обсуждать их с посланником Порты.

— Считай, ты меня убедил! — кивнул он турку. — Но я так и не узрел, как действуют твои пистоли. Покажешь, Ага?

— С радостью! — воскликнул Демир, успевший за время беседы с мурзой зарядить обе ручницы. — Гляди и наслаждайся!

В десяти шагах от его шатра в землю были вкопаны столбики с насаженными на них спелыми тыквами. Обычно слуги Аги оттачивали на них точность сабельного удара.