При виде его рожа степняка перекосилась в злобной гримасе, а сабля взметнулась над головой. Прежде чем он успел нанести удар или позвать своих на помощь, Дмитрий метнул в него нож.

Какое-то мгновение нукер держался на ногах, изумленно глядя на рукоять засевшего в своей груди клинка. Затем ноги его подкосились, и он рухнул лицом вниз. Из спины татарина торчали две длинные стрелы.

— Ну, и кто, брат, попал в него первым? — донесся до московита из мрака знакомый голос Газды.

— Сдается, твой приятель опередил нас обоих… — откликнулась тьма ворчливым шепотом Щербы, — Глянь, он уложил басурмана ножом!

Выйдя из темноты, казак перевернул мертвого нукера на спину, чтобы увидеть всаженный в него боярином клинок.

— Ну, слава Богу, ты жив! — обнял Дмитрия побратим. — Ты представить себе не можешь, сколько я всего пережил, пока ты был в плену у сих татей!

— Как вы здесь очутились? — с трудом вымолвил потрясенный Бутурлин. — Вы же сказали, что я свой путь пройду в одиночку…

— Большую часть пути! — поправил его с хитрой улыбкой Щерба. — Теперь пришла наша очередь торить свою дорогу! Мы помыслили, что бронебойные стрелы могут нам самим пригодиться!

— Так ведь, брат? — подмигнул он Газде.

Тот многозначительно кивнул головой.

— Остальное узнаешь, когда все завершится. А теперь мы займемся тем, зачем пришли сюда, — истреблением басурман!

— Погоди, Щерба, — взял казака за локоть Бутурлин, — двоим из них нужно сохранить жизнь. Валибей и Надира не должны погибнуть…

— С чего это им вдруг такая честь? — хмуро воззрился на Дмитрия казачий атаман. — Ты ведь сам сказывал, что послан князем пресечь их набеги?

— Они спасли мне жизнь, хотя могли бы сего и не делать, — ответил боярин, — без их помощи я бы не выбрался из ямы.

За добро не платят злом! Главное для меня — изловить тевтонца. В нем корень наших бед!

— Как знаешь! — усмехнулся Щерба. — Тогда стой у шатра Валибея и смотри, чтобы никто из нас не отправил твоего спасителя на встречу с его Пророком!

— За дело, братцы!!!

Дмитрию никогда раньше не приходилось видеть, как казаки захватывают вражий стан. Теперь он сам убедился, что в рассказах о стремительных набегах запорожцев нет вымысла.

В считанные мгновения татарское стойбище запылало. Похоже, собратья Газды подожгли его сразу со всех сторон. Обезумевшие от ужаса нукеры выбегали из охваченных пламенем шатров, тут же попадая под удары казачьих сабель.

Но и степняки были не робкого десятка. Те из них, кто успел дотянуться до оружия, вступили с Вольными Людьми в свою последнюю битву.

Повсюду звенели клинки, слышались предсмертные стоны, лилась кровь. Поймав на лету саблю, брошенную Газдой, Бутурлин устремился к шатру Валибея. Он боялся опоздать.

Одного из попавшихся на пути ордынцев Дмитрий рубанул сплеча, другого пронзил клинком, увернувшись от встречного удара.

Добежав до пристанища татарского вождя, боярин оборвал полог, закрывавший вход в шатер. Внутри было темно, но Дмитрий, чьи глаза привыкли к темноте, сразу же нашел Валибея.

Хан сидел на устланном тюфяком возвышении недвижимо, словно идол. Когда вслед за московитом, в шатер ворвался с факелом Газда, красноватый свет озарил лицо татарина, и Дмитрий замер от изумления.

Его бы не смутила гримаса ярости или боли на лице Валибея, но он никак не ждал встретить на нем улыбку. Холодная, как дыхание смерти, она завораживала московита, лишая его дара речи. На миг боярину почудилось, что он видит не человека, а мертвеца, оживленного каким-то языческим колдовством.

Но Валибей был жив, и Дмитрию предстояло в том убедиться.

— Вот мы и встретились вновь, урус! — насмешливо произнес Хан. — Каково тебе было дожидаться рассвета?

— Где Надира?! — гневно вопросил его Бутурлин. — Пока не поздно, я должен ее спасти!

— Как видишь, ее нет рядом со мной! — окинул равнодушным взглядом свои покои Валибей. — У меня было дурное предчувствие, и я отослал дочь из стана. Теперь вам ее не догнать! Я могу умереть спокойно…

— Мне не нужна ни ее, ни твоя смерть, — ответил воителю Дмитрий, — ты пощадил меня, и я отплачу тебе тем же. Можешь отправляться на все четыре стороны!

— Спасение за спасение… как благородно! — смех Валибея больше походил на стон. — А ты, боярин, не задумывался о том, смогу ли я принять жизнь из твоих рук?

Теперь, когда неверные перебили моих воинов, мне больше незачем жить. Моя борьба окончена. Надеюсь, у Надиры хватит сил заново собрать отряд и продолжить наше дело!

— Для чего тебе все это? — в последний раз попытался вразумить Хана Бутурлин. — Или ты сам не видишь, что в войне, кою вы ведете, гибнут не одни московиты. Что она истребляет и ваше племя!

Скажи, разве мало татар полегло в прошлых битвах, разве мало их гибнет ныне? Ты рек, если бы не вражда народов, меж нами могла выйти увлекательная беседа. Так, может, стоит покончить с враждой и постараться найти путь к миру?

— Путь к миру… — как эхо, повторил его слова Валибей. — Едва ли сие возможно. Погляди на меня, урус, вспомни моих сыновей, убитых твоими соплеменниками!

Для меня обратной дороги нет. Радуйся, боярин, что тебе выпало одолеть самого Владыку Степи! Я же утешусь тем, что проиграл философу, а не мяснику. Прощай!

Только сейчас Дмитрий заметил, куда смотрит татарский вождь. Взгляд Валибея был прикован к мечу на подставке, обращенному вверх острием.

От клинка его отделяло не менее двух шагов, и боярину подумалось, что Хан не дотянется до него без посторонней помощи. Но он недооценил Валибея…

Издав воинственный крик, татарин оттолкнулся бедрами от ложа и одним броском преодолел расстояние между ним и мечом. Дмитрий метнулся наперерез Хану в попытке уберечь его от смерти, но было поздно. Валибей пал грудью на клинок, и острие, пройдя сквозь тело, вышло наружу под лопаткой.

С замиранием сердца московит смотрел, как в глазах степняка гаснет последняя искорка жизни. Ему не раз приходилось видеть гибель друзей и врагов, но никогда еще смерть недруга не причиняла такой внутренней боли.

— Что тут у вас? — раздался за спиной боярина насмешливый голос Щербы. — Ай-ай, это кто же так обошелся с Валибеем? Или он сам, укоротил свой век?..

— Его нужно похоронить… — чужим, непослушным голосом произнес Дмитрий.

— Зачем хоронить? — не понял его Щерба. — Волки да вороны и так все сделают за нас!

— Валибей не заслужил такой смерти! — поднял на казака пылающий взгляд Бутурлин. — Он будет похоронен, как воин!

— Что ж, взял на себя заботу — исполняй! — пожал плечами Щерба. — Надеюсь, в стане найдется заступ, чтобы вырыть могилу…

— Я вот что хотел сказать, боярин, — перевел разговор в иное русло казак, — мы так и не нашли немца, о котором ты сказывал. Провалился, как сквозь землю!

Только сейчас Дмитрий вспомнил о посланнике Ордена, коего должен был обезвредить любой ценой. Потрясенный смертью Валибея, московит на время забыл о нем, и слова Щербы пронзили его сердце раскаленной иглой.

Боярин бросился вон из шатра в попытке найти живого или мертвого недруга. Но все было тщетно. Тевтонца и след простыл. Нигде на поле боя не было видно ни его тела, ни тел сопровождавших его воинов.

То ли он сам сбежал, когда началась сеча, то ли из стана его загодя увела Надира. В отчаянии Дмитрий пнул попавшийся под ноги татарский шлем.

Битва догорала. Казаки добивали немногих оставшихся в живых нукеров. Закон Степи был жесток, и не во власти боярина было отменить его. Над миром занималась новая заря.

— Что пригорюнился, боярин? — вывел Бутурлина из задумчивости нарочито радостный голос Щербы. — Скорбишь о том, что не спас Валибея, или о том, что упустил тевтонца?

— И об этом, и о том… — глухо откликнулся Дмитрий. — Тевтонец был во сто крат опаснее любой орды, а я не смог его остановить…

А что до смерти Валибея, то она легла грехом на мою душу. Я должен был уберечь его…