— Да, мы будем богаты, и я отомщу за мою бедную мать, — говорила Роза. — По всей вероятности и меня ожидают пытка и костер, — прибавила она, — но, черт меня возьми, пока это случится, многих синьоров и князей я отправлю в ад.

— Да, да, моя прелестная Роза, — говорил Тито, целуя девушку. — Смерть нашим мучителям, а мы будем наслаждаться нашей любовью.

Женский монастырь святой Доротеи был из числа тех немногих монастырей, которые не подвергались каре папы Сикста V. Монашенки этого монастыря отличались строгой жизнью. В то время, когда почти все римские монастыри подверглись строгим взысканиям и реформам или совсем были закрыты, монастырь святой Доротеи продолжал жить своей тихой, покойной жизнью. Два обстоятельства были причиной тому, что этот монастырь стал примерным местом монашеского подвижничества — бедность и постоянный труд.

Монахини принуждены были работать, чтобы обеспечить себе насущный хлеб, так как монастырские доходы были крайне скудны. Затем Сикст V возложил на монахинь монастыря святой Доротеи великую миссию обращать на праведный путь заблудших. Все девушки, уличенные полицией в дурной жизни, отправлялись в монастырь святой Доротеи, где благочестивые сестры старались обратить их на путь истинный. До Сикста V подобные уличные бродяги женского пола ссылались на галеры, но умный и гуманный Сикст понимал, что падение бедняжек часто обусловливалось их бедностью, голодом, холодом, бесприютностью и феодальным произволом. В монастыре святой Доротеи кающиеся грешницы, хотя и не пользовались роскошью, но имели вполне обеспеченное положение: кров, пищу и одежду. Монахини были одеты в темные платья, непременно шерстяные, на головах носили черные клобуки; а кающиеся грешницы облачались в серые платья с белыми передниками.

Одна из кающихся девушек особенно пользовалась расположением настоятельницы и всех сестер монастыря. Это была девица лет семнадцати, в полном смысле слова красавица. Своей набожностью, кротостью и послушанием она снискала себе любовь всех монастырок от настоятельницы до последней сестры. Кардиналу-викарию, посетившему монастырь, настоятельница горячо рекомендовала с самой лучшей стороны юную грешницу, причем выразила убеждение, что кающаяся уже на пути к полному исправлению и без ужаса не может вспомнить о своей прежней греховной жизни. Кардинал-викарий искренне порадовался за девушку и обещал позаботиться о ее дальнейшей судьбе. Добрая и благочестивая настоятельница никак не могла подозревать, что под этой невинной оболочкой кающейся грешницы скрывается опытная отравительница Роза, уже распространившая в римском обществе свой смертоносный яд. Пойманная полицией на улице, она в числе многих падших женщин была препровождена в монастырь святой Доротеи, где, как мы знаем, своей необыкновенной набожностью и послушанием сумела приобрести любовь настоятельницы и монахинь. В монастыре она была под именем Терезы. Первое время Роза, привыкшая к свободе, сильно возмущалась, несколько раз хотела поджечь монастырь и, пользуясь всеобщей суматохой, бежать, но потом переменила намерение. Последнему отчасти способствовало следующее обстоятельство. В монастыре умер садовник, и на место его был рекомендован епископом Аквапендент старичок Захарий. Очень старый, сгорбившийся, он постоянно работал в цветнике и саду. Настоятельница была очень довольна новым садовником и от души благодарила епископа за хорошую рекомендацию. Старый Захарий всегда что-нибудь делал и в скором времени привел монастырский сад в образцовый порядок, а так как продажа фруктов и овощей составляла главную отрасль дохода бедной обители, то и было весьма естественно, что настоятельница и монахини очень ценили старого Захария.

Однажды перед Ave Maria мнимая Тереза шила в саду под развесистым деревом, а невдалеке около нее у дверей кельи сидела настоятельница и читала житие святых отцов. Старый Захарий, по обыкновению сгорбившись, пропалывал растительность у корней дерева. Вскоре толстая книга, которую читала благочестивая мать-настоятельница, упала к ней на колени, и старушка крепко заснула. Садовник, не спускавший с нее глаз, зорко осмотрелся вокруг, подполз на четвереньках к ногам молодой девушки и тихо прошептал:

— Роза!

— Тито! — отвечала, вздрогнув, девушка, узнав в старом садовнике своего возлюбленного.

— Не узнала ли ты чего-нибудь новенького? — продолжал мнимый Захарий. — Что они с тобой хотят делать?

— Я боюсь, не намереваются ли они постричь меня в монахини, — тихо отвечала Роза.

— Тебя в монахини!? Да разве такое возможно? — вскричал, едва не изменив себе, Тито. — Клянусь всеми чертями ада, в тот день, когда они это учинят, монастырь святой Доротеи превратится в кучу пепла! Но с чего ты это взяла?..

— Сама настоятельница объявила мне вчера в виде большой милости, что она хочет предложить это в первом собрании капитула. Я не посмела возражать… Однако осторожно, старуха просыпается.

Захарий быстро задвигал своим скребком, а Роза продолжала усердно шить. Но тревога оказалась ложной, настоятельница продолжала спать, вытянув руки.

— Я должен тебе сообщить одну новость, узнанную мной совершенно случайно, — сказал сын палача, снова подползая к Розе. — Завтра сюда приедет папа.

— Вот как! — протянула Роза. — Но мне-то от этого какая польза?

— Очень большая. Для нашего бегства нельзя найти более удобного случая. Когда приедет папа, весь монастырь перевернется вверх дном, в нем начнется такая суматоха! К тому же к воротам нахлынет огромная толпа любопытных зевак, нам будет очень легко вмешаться в толпу и скрыться.

— А что, если бы прежде, чем попробовать бежать, что во всяком случае очень опасно, я брошусь в ноги папе и буду просить избавить меня от пострига? — в раздумье шептала Роза. — Говорят, Сикст, хотя и строг, но очень добр, в особенности к нам, беднякам. Кто знает, может, моя смелость понравится ему, и он исполнит мою просьбу. План бегства всегда можно привести в исполнение, это от нас не уйдет.

— Что же, попробуй, — согласился Тито. — Хотя сказать тебе откровенно, лично я предпочитаю требовать, а не просить у сильных мира, ну а если ты думаешь иначе, попробуй.

— Будь осторожен! Настоятельница окончательно просыпается, — отрывисто прошептала Роза, нагибаясь над шитьем.

Тито, будто вырывая маленькие корешки, припал к земле, и его страстный поцелуй обжег маленькую ножку мнимой сестры Терезы. Щеки красавицы загорелись густым румянцем, она вся задрожала, точно электрический ток пробежал по ее нервам.

В это время послышался голос настоятельницы:

— Тереза, дочь моя, — говорила старушка, — уже поздно, довольно тебе работать, вернемся в комнаты, скоро позовут на молитву.

— Я готова, матушка, — отвечала молодая девушка и, подойдя к настоятельнице, предложила опереться на ее руку.

— Да, моя милая дочь, я опять повторяю, такое кроткое и невинное дитя, как ты, не рождена для борьбы с житейскими бурями, — говорила добрая старушка, идя под руку с Розой. — Твоя доброта и полная беззащитность нуждаются в покровительстве. Несмотря на постигшее тебя несчастье, ты в моих глазах так же невинна теперь, как и тогда, когда явилась на свет по воле Творца небесного. Ты должна вступить в нашу общину, постричься в монахини; стены нашего монастыря — самая лучшая защита от мирского соблазна. Неужели тебе не улыбается мысль уйти от всех опасностей света и посвятить себя Богу?

— Как вам будет угодно, матушка, — отвечала Роза, скромно опуская глаза.

— Да, дитя мое, ты достойна этой благодати, Господь тебя благословит! Я тебе сообщу по секрету одно очень важное дело, — продолжала настоятельница. — Я получила конфиденциальное известие, что завтра нас посетят святейший отец папа, австрийский кардинал Андреа и наша покровительница, герцогиня Юлия Фарнезе; я тебя ей представлю.

— О как вы добры! — сказала взволнованным голосом Роза. В душе ее невольно шевельнулось хорошее чувство. В эту минуту отравительница была близка к полному раскаянию. Если бы она не любила Тито, то более чем вероятно, неизменная доброта и кротость настоятельницы в конце концов очистили бы душу юной злодейки.