— И прекрасно, Барбара, — прервал ее Соломон, — мне и знать не нужно твоих секретов. Оставим этот вопрос и будем довольствоваться нашим союзом против христиан. Вот тебе моя рука!

Барбара крепко сжала руку старика.

— Верь мне, моя дорогая, — продолжал Соломон, — множество людей не стоят волоса с твоей головы.

В это время кто-то тихо постучал в дверь. Барбара пошла в кухню и посмотрела сквозь решетку, кто стучится. Возвратившись, она сказала.

— Княгиня Морани.

— А! Я ее ждал. — Одна?

— Одна; переодетая в платье простой девушки и под густой вуалью.

— Впусти ее и поговори с ней. Я знаю, зачем она пришла. Ее любовник барон Версье, молодой человек, служащий при французском посольстве, вчера проиграл две тысячи скудо, дай ей денег, но заставь ее расписаться вместе с бароном. Боязнь скандала заставит ее заплатить в срок и выполнить все условия.

— Сколько?

— До пяти тысяч, проценты, конечно, вперед. Но прежде всего заручись распиской с двумя подписями, без этого гроша не давай. Берегись, княгиня известная мошенница, она уже надула многих.

— Ну меня не надует, в этом можешь быть уверен, — отвечала Барбара.

Между тем особа, стоящая за дверью, как видно было, теряла терпение, стук в дверь участился. Барбара пошла отворять, а Соломон ушел в свою комнату.

— Княгиня, просим покорно! — говорила старуха, освещая путь вошедшей.

— Меня, простую служанку, вы называете княгиней, это забавно!

— Полно, ваше сиятельстве, мы знали, что вы должны были осчастливить посещением наш дом, — отвечала Барбара. — Поэтому скрываться вам нет резона. Лучше скажите прямо, синьора Морани, что вам угодно?

— Но я желаю сохранить инкогнито, — заметила княгиня и откинула вуаль.

Еврейка некоторое время рассматривала ее с любопытством, наконец сказала:

— Вы и в этом наряде прелестны, княгиня.

Гостья приятно улыбнулась, она была женщина, а женщины любят комплименты.

Княгиня Морани была известна грацией и необыкновенной выразительностью лица. Среднего роста, тоненькая, совершенная брюнетка, со жгучими черными глазами, живая, остроумная, она очаровывала всех, хотя черты ее лица и не совсем были правильны.

— Вы говорите, что знали о моем визите? — спросила княгиня.

— Конечно, синьора. Вы пришли занять деньги.

— Мне кажется, тут не надо быть особенно проницательной, чтобы догадаться о цели моего визита, — отвечала, улыбаясь, княгиня, — синьор Леви вовсе не так молод и красив, чтобы желать видеть его. Если я вошла в его дом, то единственно для того, чтобы занять деньги и заплатить хорошие проценты.

— Да, но мы знаем даже цифру, нам известна сумма проигрыша барона Версье — две тысячи скудо!

— Еврейка! — вся вспыхнув, вскричала Морани. — Будь осторожна!

— О уважаемая княгиня, успокойтесь, мы будем все держать в секрете, — совершенно невозмутимо отвечала Барбара. — Но вернемся к делу. Вы пожаловали сюда с целью взять четыре тысячи скудо, так как барон просит у вас три тысячи, и если вы их не доставите ему завтра утром, то он решится на самоубийство.

Княгиня сделала отрицательный жест и, помолчав немного, сказала:

— Не будем об этом говорить. Я бы хотела знать, можете вы мне ссудить четыре тысячи скудо?

— С величайшим удовольствием, если вы гарантируете заем.

— Я полагаю, вам достаточно будет моей подписи, так как у меня очень большое состояние, что вам, разумеется, хорошо известно. Если бы не крайняя необходимость иметь именно сегодня деньги, я бы свободно могла занять 30–40 тысяч скудо. Теперь скажите мне ваши условия, которые я, вперед вам объявляю, приму без отговорок.

— Почему бы вам, княгиня, не адресоваться за этими деньгами к вашему супругу?

— К князю! — вскричала, покраснев, княгиня. — Это невозможно, он страшно ревнив и способен убить меня.

— Ну так к вашему дяде кардиналу, его капитал находится у Соломона Леви, достаточно одной маленькой записочки его эминенции, и вы получите столько, сколько вам угодно, не заплатив ни одного сольдо процентов.

При этих словах Барбары на лице княгини отразились ужас и вместе с тем глубокое презрение.

— Обратиться с просьбой к кардиналу?! — вскричала она. — Да я лучше позволю себя убить князю; но, мне кажется, все эти разговоры совершенно излишни, я пришла к вам, следовательно, желаю у вас занять деньги. Прошу назвать мне ваши условия?

— Они очень просты и кратки. Через час вы получите четыре тысячи скудо в вашем дворце и дадите Соломону Леви расписочку, подписанную вами и бароном Версье.

— Но вы совсем с ума сошли!

— Нисколько. Нам необходимо обеспечение, расписка за вашими двумя подписями может нас гарантировать вполне. Вы понимаете, княгиня, что держать в секрете это дело побудит нас собственный наш интерес, следовательно, вам беспокоиться не о чем.

— Хорошо, пусть будет так, — согласилась княгиня, — через час я буду иметь подпись барона, и жду вас у себя дома с деньгами. Надеюсь, это все?

— Относительно хозяина да, но я лично от себя предложу вам некоторые условия, — сказала старая еврейка.

— Я понимаю, вы хотите подарок, можете быть уверены, вы его получите за ваши хлопоты.

Вместо ответа Барбара спросила:

— Вы знаете Карла Гербольта?

Этот странный вопрос удивил княгиню, она с любопытством посмотрела на Барбару, а та продолжала:

— Карла Гербольта, поручика швейцарской гвардии французского короля, прикомандированного к посольству.

— Конечно, я его знаю, он у нас бывает, — отвечала княгиня.

— Как он вам нравится?

Этот вопрос еврейки решительно поставил в тупик княгиню.

— Как он мне нравится? — удивилась она. — Как все, кто у нас бывает. Карл Гербольт вполне приличный молодой человек, красивой наружности и, сколько мне помнится, с недурными глазами.

— Не правда ли, княгиня, он прямо-таки красавец? — с жаром вскричала Барбара.

— Ну этого нельзя сказать; во всяком случае он обладает симпатичной наружностью. Я подозреваю, что он в меня немножко влюблен, оттого и застенчив. Впрочем, как видно, любовь его не особенно беспокоит.

— Вы ошибаетесь, княгиня, — сказала глухим голосом Барбара. — Он до безумия любит вас.

— Откуда вы это знаете? — спросила, улыбаясь, княгиня. — Разве Гербольт поверял вам свои сердечные тайны?

— Я кормилица Гербольта, он иногда посещает меня. По его глазам, по глубоким вздохам и восторженной речи о вас, княгиня, я догадалась, что мой молочный сын влюблен в вас до безумия и тысячу раз готов отдать жизнь за то, чтобы поцеловать вашу руку; обо всем этом я сама догадалась, но Гербольт мне ничего не говорил.

— Что же я для него могу сделать? — холодно спросила княгиня. — И я не могу понять, моя милая, к чему вы мне все это говорите?

— Для того чтобы он не умер, мой милый сын, вот для чего я это говорю, — вскричала Барбара, каким-то замогильным голосом, так что княгиня невольно отшатнулась. — Я благословляю небо, что оно дало мне, бедной еврейке, в руки богатую и именитую княгиню, которой я могу сказать: «Ты должна ответить на любовь моего сына, иначе ты погибла!»

Первое мгновение княгиня Морани не нашлась, что сказать, до такой степени она была поражена словами Барбары, потом, придя в себя, сказала:

— Эта женщина обезумела!

— Да, обезумела… от любви к ребенку, которого я выкормила моей грудью, обезумела при мысли, что он может погибнуть от каприза знатной дамы. О, если это случиться… клянусь Создателем…

Вслед за этим Барбара переменила угрожающий тон на мольбу:

— Но вы, княгиня, не сделаете этого, не правда ли, вы так же добры, как и прекрасны, и мой милый Карл будет утешен… Для первого раза достаточно будет вам сказать ему ласковое слово, улыбнуться. — О сколько женщин позавидовали бы вам, княгиня, если бы они знали, как сильно любит вас Карл!

— Очень может быть, — холодно отвечала княгиня. — Но вы, моя милая, забываете одно, — прибавила она.

— Именно?

— Что все эти прекрасные слова вы говорите княгине Морани.