Катарина уткнулась лицом в деревянную стену. Она снова вспомнила поцелуй, и ее пробрала дрожь. Она вспомнила его руки — опасные руки.

Она вспомнила Хью, человека, на воссоединение с которым она направлялась, мужчину, за которого собиралась выйти замуж. О Боже! В ее голове не должно быть места для Лэма О'Нила. Будь он проклят. Будь проклято его красивое лицо, его напористость.

Она услышала скрежет засова и замерла, стоя вполоборота к двери. Это оказался Ги, принесший ей ужин.

Капитан велел сказать вам, чтобы вы ели одни. Он спустится позже.

Катарина посмотрела на мальчика.

Когда позже?

Ги пожал плечами и вышел.

Катарина задумчиво разглядывала поднос. Она ощущала запах жареной рыбы и свежеиспеченного хлеба, но ей не хотелось есть. Она снова повернулась к иллюминатору. Солнце село. Теперь и море и небо почернели, так что невозможно было различить, где кончается одно и начинается другое.

Катарина пыталась ни о чем не думать. Это оказалось невозможно. Она знала, что должно произойти. Она смотрела, как высыпали первые звезды. Смотрела, как восходит луна. Было полнолуние. Страх и предвкушение чего-то боролись в ее душе.

Но она знала, что должна противостоять ему. Противостоять и выиграть.

Она повернулась, подошла к столу и налила себе в бокал не эля, который обычно пили женщины, а французского вина, и быстро выпила, надеясь, что это придаст ей сил. Она не почувствовала никакого эффекта.

Только когда в дверях появился Лэм с фонарем в руке, она поняла, что была в полной темноте. Она замерла, не спуская с него глаз.

Он улыбнулся ей и плотно прикрыл дверь. И не спеша пересек каюту, глядя ей в глаза. Ее сердце отчаянно билось. Невозможно было усомниться в его намерениях. Просто невозможно.

Он смерил ее глазами, потом перевел взгляд на стол, никак не комментируя тот факт, что она не дотронулась до еды, если не считать наполовину пустого бокала с вином. Он подошел к кровати. Она смотрела, как он поставил каганец в маленькое углубление в изголовье и прикрыл его стеклянным колпаком. Он повернулся к ней.

Идите сюда, Катарина.

Что?

Идите сюда. — Он стоял, расставив обутые в сапоги ноги, уперев руки в бедра, освещенный мерцающим светом каганца. Катарина, посмотрев на него, решила, что он возбужден сильнее обычного. — В постель.

Я не собираюсь спать с вами.

Он блеснул улыбкой, необычайно уверенной, необычайно соблазнительной.

— Здесь хватит места для двоих.

— Вы думаете не о том, что мы просто поделим кровать! — воскликнула она.

— Я не стану принуждать вас к тому, чего вам не захочется, — мягко, вкрадчиво возразил он.

У Катарины вырвался сдавленный стон.

Идите, Катарина.

После мгновенного колебания Катарина бросилась к двери, которая, она знала, осталась не запертой. Он поймал ее на полдороге и прижал к своему крепкому телу, мягко приговаривая ей в ухо:

Я вас хочу, Катарина.

Она застыла. Он стоял у нее за спиной, обхватив руками ее талию. Его восставшая плоть вжималась в углубление между ее ягодицами, губы приникли к шее.

Я хочу доставить вам радость, Катарина, — мягко сказал он, потом взял ее на руки и понес к кровати.

Глава девятая

Лэм опустил Катарину в середине кровати и сам упал рядом. Мгновение он глядел ей в глаза, и в это мгновение Катарина успела ощутить каждый дюйм его тела, от груди до пальцев ног. Его бедра прижимались к ее бедрам, и его естество пульсировало, упираясь в ее лоно. Все пронеслось перед ней со скоростью молнии. Монастырь и ее отъезд — почти побег — оттуда, захват французского торгового судна, на котором она бежала, и Лэм, оглядывающий все с полубака, как будто это было его королевство. И Хью. Хью, который ждал ее, чтобы дать ей свое имя, дом и детей.

Катарина, радость моя, — хрипло сказал Лэм, поглаживая пальцем ее щеку. Его рука подергивалась.

Катарина заглянула в его затуманенные глаза и была почти загипнотизирована желанием, которое увидела в их глубине. Оно было таким мощным, таким неодолимым. Но она не совсем потеряла голову. В ней еще оставалась крупица здравого смысла. Ее руки были свободны, и она подняла их, намереваясь расцарапать ему лицо или оттолкнуть его. Но прежде чем она успела до него дотронуться, Лэм схватил ее запястья и так резко откинул их ей за голову, что ее плечи пронзила острая боль. Он прекратил ее брыканье, прижав ей ноги своими мощными бедрами.

— Перестаньте! — приказал он. — Черт побери, женщина, я не собираюсь причинять вам вред!

— Вы лжете! — воскликнула Катарина. Она вспомнила его поцелуй, его руки, и ее тело под ним содрогнулось. — Вы хотите сломать мне жизнь — изнасиловать меня!

Он стал мрачен.

— Я не собираюсь вас насиловать — ни сейчас, ни когда-либо еще. Так что хватит сопротивляться:

— Я вам не верю, — прошипела она. — Вы сын Шона О'Нила!

— До чего мне надоело слышать напоминания об этом прискорбном факте! — резко сказал он.

Тогда ведите себя как джентльмен. — Катарина снова попыталась его сбросить, но у нее ничего не вышло. — Он изнасиловал вашу мать, разве не так? Бедная Мэри Стенли!

Его ноздри раздулись, и глаза еще больше потемнели, но голос оставался спокойным.

Я — не мой отец, Катарина, не забывайте. И сейчас, — он улыбнулся, но в глазах не было улыбки, — я докажу это. — Он наклонился, чтобы поцеловать ее.

Катарина отвернулась, и его губы, прижавшись к ее щеке, стали ласкать ее легкими, как перышко, поцелуями.

— Я принадлежу Хью! — выдохнула она.

— После этой ночи вы поймете, что для вас существует только один мужчина, и это не Хью Бэрри. — Он все еще придерживал ее запястья за головой, но только одной рукой. Другая рука повернула ее лицо к нему, и он завладел ее губами.

Катарина отчаянно брыкалась, но добилась лишь того, что он еще сильнее прижался к ней, и прекратила бесплодные попытки. На этот раз он не раздвигал ее губы, так что она не открыла рот. Но он как будто не торопился. Его губы легко касались ее губ. В уголках ее зажмуренных глаз выступили слезы. Он уже выпускал на волю запертую в ее теле бурю желания — она так и знала, что этого не избежать.

Когда он сделал передышку и пробормотал:

Наклонитесь ко мне, милая, — она отвернула лицо в сторону и задыхаясь, сказала:

— Королева одобрила мое обручение с Хью! Серые глаза Лэма блеснули:

— Бет не один раз меняла свои решения! Катарина надеялась, что он сдвинет с нее свое тело. Она остро ощущала, как он возбужден.

Если вы действительно это сделаете, она придет в ярость!

Он улыбнулся, склонился к ней и кончиком языка провел по крепко сжатым губам. Они чуть разжались, но ей удалось сдержать стон.

— Не беспокойтесь насчет Бет, — пробормотал он, быстро касаясь языком уголков ее рта. Он помолчал, поймал ее взгляд и хрипло добавил: — С Бет я сумею договориться.

Катарина остолбенела от неожиданности. Не прерывая своей речи, он начал двигать бедрами, очень медленно и очень осторожно, все время не сводя взгляда с ее глаз. Она задыхалась, ощущая движение его каменно-твердой плоти по своему мягкому лону. В конце концов она с глубоким вдохом выгнулась, прижимаясь к нему, стараясь встретить его.

Он засмеялся и завладел ее ртом, поглаживая его изнутри языком. Катарина понимала, что скоро поддастся ему. Против ее желания ее бедра нетерпеливо поднимались, прижимаясь к его бедрам. Ее тело охватило пламя, в голове осталась лишь одна сознательная мысль — раскинуть уже раздвинутые ноги еще шире и вобрать его в себя целиком.

Хью. Она должна помнить о Хью. Шон О'Нил. Она не должна забывать, кто был отцом этого мужчины — и кем и чем был он сам. Пират, дикарь, убийца. Она не может отдать свою честь Лэму О'Нилу. Все ее будущее поставлено на карту.

Катарина сосредоточилась на этой мысли — и укусила его за язык.

Он подскочил, издав вопль боли и ярости. Катарина тоже вскрикнула, с опозданием осознав, что зашла слишком далеко. Но, к счастью, крови в уголках его рта не было.