– Звучит так, словно они должны принять сан священнослужителей.

– О да, это религия. Даже те из нас, кто командует через анзибль, познали величие полёта среди звёзд. Я вижу, что вам не по вкусу мой мистицизм. Уверяю вас, это неприятие только обличает невежество. Очень скоро Эндер Виггин обретёт знание; он постигнет изящество призрачного танца среди звёзд, и величие, если оно в нём есть, вырвется наружу и откроется всей Вселенной. У вас каменная душа, полковник Графф, но я могу с равной лёгкостью петь и камню, и другому певцу. Отправляйтесь в свою комнату и распаковывайте вещи.

– У меня нет багажа. Единственное имущество – это форма, которая сейчас на мне.

– У вас ничего нет?

– Моё жалованье перечисляют на счёт в банке где-то на Земле. Я давно уже не нуждаюсь в деньгах. Разве что на покупку штатской одежды во время каникул.

– Вы явно не материалист. И всё же вы неприятно толсты. Прожорливый аскет. Такое противоречие…

– Когда нервы шалят, я ем. Лишний вес набрал за последние несколько лет.

– Вы мне нравитесь, полковник Графф. Думаю, мы поладим.

– Мне это безразлично, адмирал Чамраджнагар. Я прилетел сюда ради Эндера. Вы не интересуете ни его, ни меня.

Эндер возненавидел Эрос с того момента, как челнок отвалил от буксира. Он маялся на Земле, где полы были плоскими. Эрос же оказался безнадёжен. Планетка напоминала грубо обтёсанное каменное веретено шести с половиной километров в диаметре в самом узком месте. Поскольку всю её поверхность занимали солнечные батареи, люди жили внутри поделённых на комнаты тоннелей, которые пронизывали астероид. Замкнутое пространство не беспокоило Эндера; его раздражало, что полы тоннелей отчётливо загибались книзу. Этот изгиб преследовал Эндера с первой минуты, особенно в переходе у самого основания веретена. Не помогало и то, что сила тяжести на Эросе не достигала половины земной; донимала иллюзия, что вот-вот упадёшь.

Раздражали пропорции комнат: слишком низкие потолки для таких площадей, слишком узкие переходы. Неудобно жить в таком месте.

А хуже всего было обилие людей. Эндер сохранил смутные воспоминания о городах Земли. Его представлениям о приемлемой численности людей отвечала Боевая школа, где он знал в лицо всех, кто там жил. На Эросе обитало более тысячи человек. Особой скученности, правда, не наблюдалось, хотя много места занимали различные механизмы. Эндера бесило то, что его всё время окружали незнакомцы.

Ему не давали заводить знакомства. Он часто видел других учащихся Командной школы, но не посещал ни один класс регулярно, поэтому знал только лица. Порой он сидел на лекциях, но чаще учителя занимались с ним лично, а иногда ему помогал освоить что-нибудь новое один из учеников, но дальше одной встречи их знакомство не заходило. Эндер ел один или с полковником Граффом. Он часто занимался в гимнастическом зале, но всегда с разными группами.

Эндер быстро понял, что его опять изолировали. Но теперь вместо возбуждения в соучениках ненависти им просто не позволяли дружить с ним. Впрочем, он вряд ли смог бы сойтись со здешними мальчишками: все они были намного старше.

А потом Эндер с головой ушёл в занятия, учился быстро и хорошо. На астронавигацию и военную историю он набросился, как голодный на хлеб. Абстрактная математика была тяжелее, но он быстро понял, что, решая задачи с пространством и временем, нужно полагаться скорее на интуицию, чем на расчёт. Часто он мгновенно принимал правильное решение, обосновать которое мог только после нескольких часов сложных и малоприятных математических преобразований.

А для развлечений существовал расчётчик-имитатор, самая совершенная видеоигра в мире. Учителя и другие ребята шаг за шагом обучали Эндера управлять ею. Сначала, не понимая ещё невероятных возможностей машины, он играл только на тактическом уровне, управляя продолжительными манёврами одного корабля-истребителя, пытающегося найти и уничтожить врага. Противник, за которого играла сама машина, был коварен и силён; каждый раз, когда Эндер прибегал к новой тактике, через несколько минут машина обращала новинку против него самого.

На трёхмерном голографическом дисплее истребитель выглядел пятнышком света. Вместе с огоньком другого цвета, изображавшим врага, он танцевал, выписывая сложные фигуры в тёмном кубе с ребром около десяти метров. Контрольная панель была изумительна. Эндер мог развернуть куб и наблюдать с любого ракурса, передвинуть центр, чтобы дуэль разворачивалась вблизи или вдали от него.

По мере того как он учился управлять скоростью и направлением полёта, ориентироваться в пространстве, владеть оружием, игра усложнялась. Теперь приходилось сражаться с двумя вражескими кораблями одновременно; в пространстве появлялись препятствия, например облака пыли; приходилось заботиться о топливе и боекомплекте; компьютер стал давать ему чётко очерченные задачи, чтобы он научился обходить препятствия и достигать цели.

Когда он освоил игру с одним истребителем, ему позволили принять команду над отрядом из четырёх кораблей. Теперь он отдавал приказы электронным командирам четырёх кораблей и, вместо того чтобы слепо выполнять указания компьютера, сам определял тактику, выбирал из нескольких целей самую важную, уничтожал или захватывал её по собственному плану. В любой момент Эндер мог лично принять командование над каждым истребителем; сначала он довольно часто так и делал, но быстро заметил, что тем самым обрекает остальные машины на уничтожение; и, по мере того как игра усложнялась, Эндер все больше времени посвящал командованию отрядом в целом. Он стал выигрывать чаще.

За год пребывания в Командной школе Эндер научился мастерски управляться с имитатором на всех пятнадцати уровнях – от свободного поиска на одном истребителе до командования флотом или группой флотов. Он уже давно понял, что расчётчик Командной школы играл ту же роль, что и боевая комната Боевой школы. Занятия важны, но настоящая форма обучения – это игра. Время от времени приходили люди и смотрели, как он играет. Они никогда не разговаривали, ни слова не произнесут, разве что подскажут что-нибудь особенное. Наблюдатели молча следили, как он решает очередную тактическую задачу, и уходили, как только игра кончалась. «Что вы здесь делаете? – хотелось спросить Эндеру. – Судите меня? Решаете, стоит ли мне доверить боевой флот? Только помните, что я не просил об этом».

Эндер обнаружил, что многое из усвоенного в Боевой школе годится и для расчётчика. Теперь он всё время менял ракурс, через каждые пять минут поворачивая куб, чтобы не связывать себя привычкой искать «верх» и «низ». А ещё он пытался рассматривать свои позиции с точки зрения противника. Было что-то захватывающее в таком всеобъемлющем контроле над сражением, в возможности наблюдать его с любой точки.

Жаль, что он почти не имел власти над солдатами, которых контролировал компьютер. Они были хороши ровно настолько, насколько позволяла машина. И не более того. Не обладали ни инициативой, ни разумом. Эндеру очень хотелось получить обратно своих взводных командиров, чтобы хоть некоторые эскадры не нуждались в постоянном присмотре.

Под конец первого года Эндер выигрывал у машины все сражения подряд и научился обращаться с расчётчиком так, как будто тот был частью его тела. Однажды, обедая с Граффом, он спросил:

– И это всё, на что способна здешняя машина?

– Что именно?

– Я о том, как она играет. Теперь я всегда легко побеждаю. Она что, не может перестраиваться?

– А-а-а.

Казалось, Граффа это не заинтересовало. Но он при любых обстоятельствах оставался невозмутимым. На следующий день всё переменилось. Графф исчез, а вместо него Эндеру дали другого компаньона.

Он находился в комнате, когда Эндер проснулся поутру. Он был стар и сидел на полу, скрестив ноги. Эндер выжидательно поглядел на незнакомца, думая, что тот заговорит. Но незнакомец молчал. Эндер встал, принял душ, оделся, предоставив пришельцу молчать, если ему так угодно. Эндер давно усвоил, что, когда происходит неожиданное, задуманное не им, а учителями, простейший способ получить информацию – это не спрашивать, а молчать. Взрослые почти всегда теряли терпение первыми.