Согласно законодательству США, частные самолеты, входящие в воздушное пространство США со стороны Мексики, должны приземляться в ближайшем доступном аэропорту для проверки таможней и иммиграционной службой, так что мы сели в Эль-Пасо. Я заметил Ладьелу, насколько абсурден иммиграционный контроль в аэропорту, если вспомнить, что мексиканские наркокурьеры спокойно преодолевают реку и ускользают от пограничников в нескольких милях к югу от нас.

— Да, у вашей страны довольно интересные представления о безопасности границ, — заметил он.

— Вашингтон вообще не волнуют границы, — ответил я. — Они готовы принять голоса всех, кто способен заполнить избирательный бюллетень, даже если человек только что убил мэра города Хуарес[61].

Некоторое время самолет простоял на взлетно-посадочной полосе, а затем на борт поднялись двое сотрудников иммиграционной службы в форме. Они взглянули на мой паспорт гражданина США, вернули его мне и принялись изучать швейцарский паспорт Ладьела.

— Прошу вас выйти из самолета, мистер Джафарли, — произнес один из них. — Мы не задержим вас надолго.

Ладьел пожал плечами и поднялся. Я ухмыльнулся, поднял стакан в знак приветствия и потихоньку прихлебывал из него, пока мой друг не вернулся обратно примерно через 15 минут.

— Ну что, тебе устроили полный и тщательный досмотр?

— Нет, — ответил он. — Слава богу, нагибаться мне не пришлось. Но это было странно. Они скопировали мой паспорт, задали несколько невинных вопросов и просто отпустили меня.

— Ты выглядишь как террорист, у тебя швейцарский паспорт, ты живешь в Лондоне и к тому же ты управляющий директор в Credit Suisse. Плохой парень высокого полета, однозначно опасный.

Через несколько часов мы приземлились в аэропорту имени Даллеса. Я искренне поблагодарил Ладьела за возможность убежать от дел, пообещал вскоре отплатить ему чем-то подобным где-нибудь в Лондоне, и после крепких объятий мы расстались. Он улетел в Великобританию, а я забронировал билет на первый же рейс в Женеву. Я чувствовал себя родившимся заново и перестал беспокоиться о своих злоключениях с министерством юстиции. Я посчитал, что в Вашингтоне есть много других агентств и толковых людей, способных оценить все то, что я пытался сделать. Нам нужно было просто найти их и начать заново.

Прошла неделя. Не получив никаких новостей от Гектора и Морана, я, наконец, занервничал и позвонил им сам (само собой, из уличного таксофона).

— Слышно что-нибудь от этих тупиц из министерства юстиции?

— Пока ничего, — сказал Пол.

— А что происходит c Сенатом?

— Мы работаем над этим, Брэд.

— Хорошо, но работайте чуть быстрее, Пол. Я тут, знаете ли, не молодею.

Я разочарованно повесил трубку. Это были приятные парни, однако это не самое главное качество, которое вы хотите видеть у адвоката. То, что мне приходилось учить их, что делать, к кому обращаться и какие творческие подходы использовать, начинало меня бесить. Но мне не удалось найти других адвокатов, у которых не было бы конфликта интересов с UBS, и, как минимум, они казались честными.

Я был в своей квартире, когда через пару дней мне на мобильный телефон позвонил Ладьел. Он был в Лондоне, и его голос казался непривычно напряженным.

— Брэд, я только что разговаривал с человеком из отдела комплаенса UBS.

— Нашел, с кем общаться, — пробормотал я, не понимая, что означает тон его голоса.

— Судя по всему, в этом банке у тебя больше нет друзей, — сказал он. — Но, к счастью, у меня они еще остались. Кто-то отправил им письмо, по всей видимости, от моего имени. Однако клянусь Богом, это был не я. Дай мне номер твоего факса.

— О чем там написано, Ладьел?

— Сейчас увидишь, и думаю, что тебе это не понравится, — ответил он и добавил: — И, Брэдли, будь осторожен.

Я продиктовал ему номер факса, и он повесил трубку. Через несколько минут мой факс ожил и выплюнул одну страницу. Я начал ее читать, и вдруг почувствовал, как по моим ногам вверх ползет жар, постепенно доходя до груди. Письмо было адресовано в юридический отдел штаб-квартиры UBS в Женеве. Ниже я привожу его дословно.

«Июль 2007 г.

UBS AG

Вниманию департаментов управления капиталом и расчетов с клиентами.

В юридический департамент 2, Рю де ла Конфедерасьон CH-1204 Женева.

Уважаемые представители UBS Geneva:

Информирую вас о том, что бывший сотрудник отдела по работе с ключевыми клиентами департамента управления капиталом Брэдли Биркенфельд пытается создать юридические проблемы для вашего банка.

Не так давно, несмотря на достигнутое вами соглашение по вопросу его занятости, признанное швейцарским судом, он осознанно предпринял попытку контакта с представителями министерства юстиции США и разглашения ваших закрытых банковских процедур, которые могут нарушать законы США.

По состоянию на сегодняшний день офис министерства юстиции США в Вашингтоне рассматривает вопрос о выдаче повесток для дачи показаний определенным руководителям банка UBS, а также самому банку. А также о награде его за эти действия, связанные с изобличением.

Прошу вас обсудить со своими адвокатами непрофессиональные и неправомерные побуждения мистера Биркенфельда, поскольку он является резидентом нашей Швейцарии.

Предполагаю, что вы будете сохранять конфиденциальность относительно моего обращения к вам. Я также являюсь гражданином Швейцарии.

С уважением,

Л. Джафарли,

Лондон»

Я прочитал письмо. Перечитал еще раз. И еще раз. Мне показалось, что мои уши лопаются от горячего пара, переполняющего мой мозг. Письмо было написано на таком языке, будто кто-то пытается изображать иностранца, пишущего по-английски. «Непрофессиональные побуждения»? Английский язык Ладьела был идеальным, куда более свободным, чем на этом куске макулатуры. Имя Ладьела было указано в самом низу письма, но там не было подписи. Оно было просто напечатано. Подпись — это все равно, что отпечаток пальца. Когда вы притворяетесь кем-то другим, вы просто печатаете имя.

Я подошел к веранде, распахнул французские двери и начал смотреть на далекие Швейцарские Альпы за озером. Я даже не заметил, как факс выскользнул у меня из пальцев и улегся на полу. Никто, ни одна живая душа, кроме моих адвокатов в Женеве и Вашингтоне, не знал, что я был в министерстве юстиции. Но никто из них не знал о моем друге Ладьеле, а Ладьел не имел никакого представления о моей деятельности в Вашингтоне. А если бы и знал, то никогда бы не подставил меня таким образом, чтобы потом показать мне улики и притворяться, что предупреждает меня, как настоящий заботливый друг. Черт, он действительно был моим другом — и многие годы! Он пытался спасти мою шкуру.

Но кто же пытался с меня ее содрать? Я вспомнил эту остановку на таможне в Техасе. Они вытащили Ладьела из самолета, одного — лишь для того, чтобы скопировать его документы, возможно, по приказу… чертова Кевина Даунинга! Но если это был Даунинг, то как он узнал, куда я направлюсь после Вашингтона? Возможно, он поставил прослушку на мой телефон и послал за мной хвост — тогда они могли следовать за мной до аэропорта, а там запросить маршрутный лист нашего самолета. Когда мы летели домой, у таможенников уже были четкие инструкции, а министерство юстиции подставило им мальчика для битья — Ладьела, уважаемого инвестиционного банкира со швейцарским паспортом.

Моя кровь вскипела. Кто-то в правительстве США — Даунинг со своими чертовыми подручными или кто-то еще — всеми силами пытался засадить меня в швейцарскую тюрьму.

Или хуже того, убить меня.