– Я чуть не год не была дома, и меня подарками завалили! Дедушка, папа, дядя, тетка… И все в голос твердят, что это специально к балу. Ну и чтобы никого не обидеть…
– А где вы были, если это не секрет?
– Да какой уж секрет, в парижском пансионе училась. Только надоело мне там страшно, по дому заскучала. Теперь стану, как все нормальные люди, в гимназии учиться. Да и толку поболее будет.
– А что за пансион?
– Пансион месье Легре.
– Вы не поверите, но я там тоже училась и мне тоже очень быстро надоело.
– Так вот о какой русской графине там легенды рассказывают, вот кто мадам Жюстен изводил! – воскликнула Анна.
Мы стали перебирать косточки преподавательницам пансиона и самому месье Легре, но вскоре подошел молодой человек с капризной физиономией и обратился к Анне:
– Анна Алексеевна! Не заставляйте меня рыдать. Мне был обещан танец, но ждать уж нету боле сил.
Они ушли, но в одиночестве я пребывала недолго – вернулся Петя со стаканами и тарелочкой бутербродов.
– Лимонаду нету, – торжественно заявил он.
– А что же в стаканах?
– В стаканах лимонад из малины с мятой и из слив. То есть получается, что это не лимонад вовсе, а малинад и сливонад! Что выбираете?
– Малину!
– Стало быть, мне остается слива.
Мы вновь примостились на банкетке и принялись закусывать.
Мое внимание давно уже привлекала некая весьма экстравагантная особа, молодая женщина, из прически которой торчали во все стороны длинные шпильки с шариками на концах, наподобие тех, что я видела на портретах японских аристократок. И одета она была в вычурное красное с черным платье, украшенное спереди четырьмя пуговицами невероятного, чуть ли не с блюдце, размера. Она дефилировала по павильону, совершая сложные зигзагообразные маневры, взирала на всех через лорнет[40], способный своими размерами соперничать с биноклем, постоянно делала некие непонятные движения правой рукой и непрестанно трогала свои пуговицы.
– Странная дама! – не удержалась я от восклицания.
– Вы тоже обратили внимание? – откликнулся Петя.
– А вам не кажется, что все эти ее якобы судорожные движения имеют систему? Посмотрит в лорнет – и давай свои пуговицы перебирать.
– Даша, – перешел на шепот мой товарищ, – да она же знаки подает. Мы в гимназии так подсказываем. Ну если и не точно так, то похоже. Вот смотрите: приложила к верхней правой пуговице ладонь, а следом вытянула два пальца: семерка. Другая пуговица и просто три пальца – тройка. Сжатый кулак – это десять.
– И смотрит она через лорнет в карты, а знаки подает кому-то за карточным столом. Давайте подойдем чуть ближе, ее партнер наверняка должен к ней лицом сидеть, а от нас его спины других игроков заслоняют.
Мы отдали опустевшие стаканы пробегавшему мимо официанту и приблизились к игорным столам, от которых доносились обычные в таких случаях реплики играющих.
– Семьдесят пять рублей в банке! Сколько вам угодно?
– Ва-банк!
– Рискуете, молодой человек, – получайте!
– Дайте открытую.
– Извольте!
– Купите себе!
– Девять!
– Очком меньше.
Петя неожиданно вздрогнул.
– Что с вами?
– Даша, да это же Тихонравов, припомните, как его описывали Лариса и Сергей!
Я присмотрелась к тому игроку, которого мы заподозрили в столь оригинальном обмане, и стала вспоминать описание. Волосы каштановые, густые. Нос прямой, губы узкие, глаза серые. Выглядит лет на тридцать с небольшим. Все сходилось!
– Никак не ожидал встретить его здесь и уже сегодня! – шепнул мне Петя.
– Так, – повернулась я к нему и заглянула в глаза. – А когда и где вы его ожидали встретить?
Петя сильно смутился, но глаз не отвел.
– Я вчера все же сходил в харчевню, ведь срок был назначен. Так Никита Иванович сказал, что просьбу мою передать сумел и мне обещали назначить встречу. Я, конечно, на это особенно не надеялся, полагал, что теперь-то наш месье Птижан убежал куда подальше, и здорово обрадовался. А вам не сказал сразу, оттого что с вас пример взял: чтобы от праздника не отвлекать и веселье не портить. Но к концу вечера собирался все рассказать непременно.
– Да, но что нам сейчас-то делать?
– О чем беседуете, молодые люди? – услышали мы голос журналиста Вяткина, подошедшего к нам незаметно. – Вижу, вы чем-то озадачены?
– Григорий Алексеевич, вы же все и всех знаете, – обратилась я к нему.
– В этом есть изрядная доля преувеличения, – заскромничал журналист.
– Скажите, а вон тот мужчина за вторым столиком, шатен с усиками, вам неизвестен?
– Это господин Тихонравов, заезжий предприниматель. Проживает в отеле «Метрополь», номер мне неизвестен. Чем он вас так заинтересовал?
– Нам кажется, что он играет не вполне честно.
– Вряд ли. Я сам неделю назад сиживал с ним за картами. Он, конечно, везунчик, но умеет вовремя остановиться, выиграет небольшую сумму и прекращает игру. Удовлетворены ответами?
– Спасибо вам большое.
– Тогда разрешите покинуть вас.
Журналист ушел. А игрок-везунчик как раз принялся собирать выигранные деньги.
– Благодарю вас, господа. Я, пожалуй, не стану далее испытывать судьбу и выйду из игры. Позволите вас угостить? Коньяк, шампанское? Человек! Распорядитесь подать к нашему столу бутылку шустовского, пять звездочек, и бокалы на всех.
– Петя, он сейчас выпьет коньяку и, скорее всего, уйдет. И кто его знает, куда. Вы не видели здесь кого-нибудь из полиции?
– Видел. Господина Янкеля видел, да и сейчас его вижу. Вон, по ту сторону, в другом павильоне, как раз напротив нас с вами.
– Идемте.
Судебный следователь о чем-то беседовал с Алексеем Евграфовичем Королевым, и мы остановились чуть в стороне. Но Королев вскоре нас приметил, кивнул и обратился к своему визави:
– Благодарю вас за интересные сведения, но, как мне кажется, графиня Бестужева желает вам что-то сказать. Не смею препятствовать удовольствию от беседы со столь очаровательной особой.
Янкель обернулся в нашу сторону, улыбнулся, но улыбка его тут же погасла, он не сразу, но признал меня.
– Генрих Эрастович, – не давая ему опомниться, начала я. – Позвольте принести вам свои извинения за некоторую бестактность, проявленную по отношению к вам. Но сейчас речь идет не о том. Здесь присутствует человек, пребывавший в нашем городе в компании убийцы монахини и даже выдававший себя за его отца.
Слова эти произвели на следователя столь сильное впечатление, что он сдержал свое раздражение.
– То есть вы утверждаете, что здесь присутствует господин Тихонравов?
– Совершенно справедливо, присутствует. В павильоне напротив, за вторым от окна карточным столом. Отмечает свой выигрыш.
– На чем основано ваше предположение? – деловито уточнил следователь, что было правильно: он был обязан убедиться, что нет никакой ошибки, прежде чем арестовывать, да к тому же здесь, в людном месте и в разгар праздника, подозреваемого в сопричастности к убийству.
– Господин Вяткин его знает, – опередила я Петю, который уже открыл рот для ответа. Но я побоялась, что он мог бы сказать, будто мы опознали преступника по описанию, и тогда бы пришлось объяснять, откуда мы это описание получили.
– И в гостинице нам его описали, – все же сказал Петя, но сказал совершенно правильно. – У вас же тоже есть описание его внешности.
– Есть, – согласился Генрих Эрастович. – И по нему выходит, что вы правы. Молодой человек, спуститесь вниз, там у входа должен дежурить кто-нибудь из полицейских. Велите ему от моего имени поставить к самому входу еще двоих, приготовить сани, а самому пройти сюда.
Петя быстро, но без видимой спешки отправился выполнять это распоряжение, я же отошла в сторону с таким расчетом, чтобы лишний раз не попадаться на глаза господину Янкелю, но и все видеть.
Через пару минут появился полицейский и остался подле судебного следователя, вставшего возле лестницы. Господин Тихонравов как раз собирался уходить, и они сочли правильным дождаться момента, когда тот поравняется с ними, а не идти ему навстречу.
40
Лорнет – очки, но не с дужками, а с приделанной ручкой, за которую лорнет подносят к глазам. Порой такой же рукояткой оснащают театральные бинокли. В данном случае Даша увидела нечто среднее между обычным лорнетом-очками и лорнетом-биноклем.