Едва мы закончили, как управляющий «Метрополя» Павел Павлович Игнатьев вскочил с места и нервно заходил между диванами.

– Господа! При всем моем огромном уважении к собравшимся вынужден заявить со всей определенностью: я не могу дать своего согласия на эту авантюру. Здесь может быть задета честь вверенного моему попечению заведения, а это, уж поверьте, не пустой звук. Для наглядности поясню – отель в последнее время не дает тех доходов, на которые можно было бы рассчитывать. Дело спасают лишь ресторан и в первую очередь игорный клуб при нем. И ежели станет известно о вашей авантюре… Мы можем растерять всех своих посетителей и потерпеть крах. Стать полными банкротами! Как хотите, но я не могу этого позволить!

Мы с Петей переглянулись – нечто подобное мы ожидали и были к этому готовы.

– Уважаемый Павел Павлович, – спокойно проговорила я, обращаясь к управляющему. – Хранить тайну мы, конечно же, собирались лишь до определенной поры. Как только дело завершится – а завершиться оно может либо в соответствии с нашими планами, либо вопреки им, – станет ясно, стоит ли предавать его огласке. Если нас постигнет неудача, то и разговоров никаких не будет, можете в этом на нас положиться. Да и говорить будет не о чем. В противном случае господин Вяткин обещает преподнести все таким образом, что авторитет вашего игорного заведения лишь возрастет.

– Совершенно верно, – подтвердил мои слова Григорий Алексеевич. – Я напишу совершеннейшую правду о том, как вы радеете о чести своего заведения и как ловко боретесь с малейшими подозрениями на ее подрыв.

– Ну хорошо, – начал сдаваться Павел Павлович. – Но прежде мне нужно посоветоваться с хозяином.

– Но господин Пушников в отъезде, вы же сами о том говорили, и это единственная причина, по которой мы не пригласили его на нашу встречу. Объяснить же суть в телеграмме едва ли возможно, – возмутился журналист.

– Но иначе я не могу! – отрезал управляющий.

– Павел Павлович, – со вздохом обратилась я к нему, уж очень мне не хотелось прибегать к этому своему аргументу, – вы, верно, в курсе, что на прошлой неделе одну из ваших постоялиц увозили в больницу?

– Само собой, мне докладывали об этом печальном происшествии.

– А знаете ли вы о причинах?

– Полагаю, что она отравилась чем-то, – пожал плечами управляющий, но закончил очень уверенно: – Но ни в коем случае не едой в нашей гостинице!

– Вы правы, еда тут ни при чем. Она отравилась мышьяком, подсыпанным в шоколад.

Павел Павлович сильно побледнел и, замерев, посмотрел мне в глаза. Мол, не обманываю ли я, не шучу ли так жестоко?

– А теперь дозвольте спросить вас: не пропадал ли из вашей кладовой мышьяк?

– Э-э-э… Возможно… – управляющий заметно смутился и не решился ответить откровенно. – Но я полагаю, что одно с другим все же никак не связано…

– Увы, связано. И все это было нам прекрасно известно, но мы не обмолвились на эту тему ни словом. Не было предъявлено никаких претензий гостинице. Даже слухов никаких не пошло.

Павел Павлович растерялся окончательно. Дедушка посмотрел на меня осуждающе: ему не слишком понравился шантаж, к которому я прибегла. Но других доводов для управляющего я подобрать не сумела.

– Даша, а как вы узнали о пропаже мышьяка в гостинице? – шепотом спросил Петя.

– Да где бы его Гном взял? В аптеке ему, с его-то ужасной внешностью, не продали бы. Да и забоялся бы он туда идти. И Тихонравов вряд ли стал бы ему помогать в столь сомнительном вопросе. А крысы водятся в любом подвале, и в приличной гостинице с ними борются. Значит, там должна была быть отрава, и для вора не составило труда раздобыть ее.

– Хорошо, я согласен, – чуть не плача, наконец ответил Павел Павлович. – Но все будет происходить под моим присмотром!

– Мы и сами хотели вас просить об этом. А сейчас давайте обсудим с каждым предстоящую ему роль. И в этом мы очень рассчитываем на вашу помощь, Павел Павлович.

Гостиница, или, как предпочитали говорить многие, отель «Метрополь» располагался на Магистратской улице. Выстроен он был из любимого томичами темного красного кирпича. Фасад украшали балкон, фигурная кладка и не менее любимые в этом городе вставки из светлого камня.

Верхние этажи занимали номера, по комфорту уступавшие лишь номерам совсем еще новой «Европейской». Первый же этаж, за исключением холла, был отведен под ресторацию и игорный клуб.

Через их огромные «французские» окна[42] сквозь тяжелые портьеры на улицу пробивался свет десятков электрических ламп в хрустальных люстрах под высоким потолком и в многочисленных бра.

Игорный клуб не отличался особыми размерами. В одном из его залов были два стола с американской рулеткой, в другом – полдюжины карточных столов. К этому залу примыкала бильярдная, но туда вела тяжелая плотная дверь, полностью заглушавшая грохот шаров. Да и карточные столы находились на достаточном расстоянии друг от друга, так что тихий солидный разговор за одним ничуть не мешал сидящим за другими. Все разговоры здесь велись именно тихо и солидно – клуб имел репутацию весьма серьезного заведения, среди его членов и посетителей были самые именитые горожане и не менее именитые гости. Чтобы попасть сюда, надо было заручиться серьезными рекомендациями или, на крайний случай, быть одним из постоянных гостей отеля. Порой здесь проигрывались целые состояния, но и это не вызывало ни криков, ни излишней суеты. Хотя значительные выигрыши зачастую и отмечались шумно, но происходило это уже в другом крыле здания, в ресторане.

Сегодня здесь было непривычно немноголюдно: только что наступил Великий пост, и четыре стола для игры в карты и один рулеточный оставались укрытыми белыми чехлами. Два рабочих ломберных стола[43] на сей раз были разделены на мужской и женский. Четыре молодые особы играли «по маленькой» в вист. Банкомет, поначалу имевший несколько отстраненный вид, вызванный скрытым неудовольствием оттого, что с такими игроками ни заведение, ни он сам не могли рассчитывать на серьезный доход и приличные чаевые, удовлетворился вскоре приятной компанией и расточаемыми в его адрес улыбками. Единственное, что ему продолжало не нравиться, это то, что за вторым столом сегодня работал новенький, только что принятый на работу. Наверное, управляющий хотел проверить его в деле в такое вот спокойное время.

За этим вторым столом сидели двое – постояльцы из третьего номера. Игра шла в очко, но ставки тоже были минимальными. Во всяком случае, пока.

Похоже, что и на рулетке дела у крупье шли ни шатко ни валко. Играющих было всего трое: два господина, схожих друг с другом плотностью телосложения и высоким ростом, ставили на кон по рублю и оживлялись лишь при выигрыше, который тут же делался новой ставкой. Третьим игроком была экстравагантного вида дама с красными волосами и в красном же с черными вставками платье, украшенном спереди четырьмя огромными пуговицами.

Помимо играющих, на банкетках, расставленных вдоль стен, за невысокими столиками сидели две пожилые дамы, потягивающие сладкое вино из высоких бокалов и ведущие неспешную беседу.

Среди официантов, бесшумно скользящих по дубовому паркету, также оказался новичок, юноша с русыми волосами, расчесанными на прямой пробор. Хотя он здесь появился впервые, но чувствовал себя вполне уверенно, заказы не путал, салфетки подавать не забывал, заказанное расставлял расчетливо, дабы стопки, бокалы и блюдца не попадались играющим под локти.

Вот и сейчас он семенящей походкой подкрался к молодым дамам, играющим в вист.

– Не изволите сделать заказ?

– Есть ли у вас фруктовые воды? – отозвалась одна.

– Имеются, и самого высшего качества. Смородиновая с привкусом смородиновой почки, лесная земляника, малина, слива. Квасы у нас хороши, и кислые щи[44] отменные. Кислые щи так и вовсе в шампанские бутылки закупориваем, потому как любую прочую газом разорвать может.