Он наклонил голову набок.

— А я Тирион из дома Ланнистеров. Люди зовут меня Бесом.

— Мать назвала меня Шаей. А мужчины зовут… нередко.

Бронн расхохотался, и Тирион тоже улыбнулся.

— Пройдем в палатку, Шая, если ты не против. — Подняв полог, он пригласил ее войти. Внутри шатра он пригнулся, чтобы зажечь свечу.

Жизнь солдата имела определенные преимущества. Во всяком военном лагере находились те, кто непременно увязывался за воинами. В конце дневного перехода Тирион отослал Бронна назад, чтобы тот отыскал ему шлюху поприятнее.

— Лучше, чтоб была помоложе и посимпатичнее, но — какую найдешь. Я уже буду рад, если она хоть раз умывалась в этом году. Если нет, пусть умоется. Но скажи ей, кто я, и предупреди, каков из себя.

Джик не всегда утруждал себя этим, и в глазах девиц при виде лорденыша, которого они собирались потешить, появлялось нечто совсем иное… чего Тирион Ланнистер не желал бы видеть.

Подняв свечу, он оглядел ее. Бронн постарался: тоненькая, с глазами голубки, твердые и маленькие грудки… и улыбка, то застенчивая, то наглая и ехидная. Ему это понравилось.

— Снять ли мне и рубашку, милорд? — спросила она.

— В свое время. Ты, случайно, не девственна, Шая?

— Если это вам угодно, милорд, — сказала она.

— Мне угодно слышать правду, девица.

— Да, но это обойдется вам в два раза дороже!

Тирион решил, что они сумеют поладить.

— Я — Ланнистер. Золота у меня много, не сомневайся в моей щедрости. Но я потребую от тебя большего, чем то, что есть у тебя между ногами, хотя мне нужно и это. Ты будешь делить со мной шатер, подавать мне вино, смеяться над моими шутками, растирать мои ноги после дневных переходов… и продержу ли я тебя день или год, но, пока мы вместе, ты не примешь в свою постель никого другого.

— Мне и вас вполне достаточно. — Она потянулась к подолу своей грубой домотканой рубахи и, одним движением стянув ее через голову, отбросила в сторону. Под рубахой не было ничего, кроме Шаи. — Если вы не опустите эту свечу, милорд, она обожжет ваши пальцы.

Тирион опустил свечу, взял ее за руку и притянул к себе. Шая пригнулась, чтобы поцеловать его. Рот ее пах медом и гвоздикой, ловкие и умелые пальцы отыскали застежки его одежды.

Когда он вошел в нее, она подбодрила его ласковыми словами и тихим удовлетворенным вздохом. Тирион подозревал, что восторг свой она изобразила, однако Шая сделала это хорошо и ему было все равно. Зачем знать обо всем правду?

В том, насколько Шая была нужна ему, Тирион убедился, когда она — после — притихла в его руках. Она или любая другая женщина. Прошел почти уже год с тех пор, когда он в последний раз делил ложе с женщиной; было это, когда он направлялся в Винтерфелл в обществе своего брата и короля Роберта. Вполне возможно, что смерть встретит его завтра или послезавтра, так что лучше отправиться на тот свет, вспоминая Шаю, а не лорда-отца или леди Кейтилин Старк.

Он ощущал плечом ее мягкие груди. Приятное чувство. Песня наполняла его голову, и Тирион негромко засвистел.

— Что это, милорд? — прошептала Шая, прижимаясь к нему.

— Ничего, — отвечал он. — Песня, которую я запомнил мальчишкой, и ничего более, моя милая.

Когда глаза ее закрылись, а дыхание сделалось ровным и медленным, Тирион выскользнул из-под нее — осторожно, чтобы не потревожить ее сон. Голым он выбрался наружу, переступил через сквайра и отправился за шатер, чтобы побрызгать.

Бронн сидел под каштаном, скрестив ноги, возле привязанных лошадей. Даже не думая спать, он точил острие меча. Он, похоже, не так нуждался во сне, как обычный человек.

— Где ты отыскал ее? — спросил его Тирион, мочась.

— Отобрал у рыцаря. Он не хотел расставаться с ней, но ваше имя несколько переменило его настроение… ну и мой кинжал у горла.

— Великолепно, — сухо сказал Тирион, отрясая последние капли. — Кажется, я просил найти мне шлюху, а не врага.

— Хорошенькие все при деле, — сказал Бронн. — Охотно отведу эту обратно, если ты предпочтешь беззубую каргу.

Тирион прохромал к месту, где сидел наемник.

— Мой лорд-отец назвал бы эти слова наглостью и сослал бы тебя в рудники в качестве наказания.

— Стало быть, мне повезло, что ты не твой отец, — ухмыльнулся Бронн.

— Я тут видел одну — вся рожа в прыщах, может, хочешь?

— Ну что ты… разбивать твое сердце? — ответил Тирион. — Я оставлю себе Шаю. Послушай, а ты не запомнил имя рыцаря, у которого отобрал ее? Я бы не хотел, чтобы он оказался возле меня в битве.

Бронн поднялся с кошачьей легкостью и быстротой, повернул меч в руке.

— В битве я буду рядом с тобой, карлик.

Тирион кивнул. Теплый ночной воздух проникал к его нагой коже.

— Позаботься, чтобы я уцелел в этой битве, и можешь требовать, что захочешь.

Бронн перебросил меч из правой руки в левую, замахнулся.

— Ну кто захочет убивать такого, как ты?

— Например, мой лорд-отец. Он поставил меня в авангард.

— Я сделал бы то же самое. Маленький воин за большим щитом. Стрелки помрут от расстройства.

— Твои слова вселяют в меня непонятную бодрость, — улыбнулся Тирион. — Должно быть, я свихнулся.

Бронн вернул меч в ножны.

— Вне сомнения.

Когда Тирион вернулся в шатер, Шая перекатилась на локоть и сонным голосом пробормотала:

— Я проснулась, а милорд исчез…

— Милорд вернулся. — Он скользнул рядом с ней. Ладонь Шаи направилась к развилке между его коротких ног и обнаружила там нечто твердое.

— Вернулся, — согласилась она, оглаживая его. Тирион спросил, у кого отобрал ее Бронн, Шая назвала Мелкого вассала кого-то из незначительных лордов. — Его можно не опасаться, милорд, — сказала девушка, занимаясь его предметом. — Он не из больших людей.

— А как насчет меня? — спросил Тирион. — Или я гигант?

— О да, — промурлыкала она. — Мой гигант среди Ланнистеров. — А потом уселась на него и на какое-то время почти заставила Тириона поверить в это. Он заснул улыбаясь…

…И проснулся во тьме от рева труб. Шая трясла его за плечо.

— Милорд, — прошептала она. — Просыпайтесь, милорд, мне страшно.

Сонный он поднялся, отбросил назад одеяло. Трубы трубили в ночи, дикий и настоятельный голос их говорил: «Торопись, торопись, торопись». Раздавались крики, стук копий, ржание коней, но ничто не говорило о схватке.

— Трубы моего отца, — сказал он. — Боевой сбор; я слыхал, что Старк находится в дневном переходе отсюда.

Шая растерянно затрясла головой. Глаза ее расширились и побелели.

Тирион со стоном поднялся на ноги и, выбравшись в ночь, крикнул сквайра. Клочья белого тумана тянулись к нему от реки длинными пальцами. Люди и кони двигались в предутреннем холодке: вокруг седлали коней, грузили фургоны, гасили костры. Трубы запели снова: торопись, торопись, торопись! Рыцари поднимались на всхрапывающих коней, латники застегивали на бегу пояса с мечами. Когда он нашел Пода, оказалось, что мальчишка негромко храпит.

Тирион резко ткнул его пальцем в ребра.

— Панцирь, — сказал он, — и быстро.

Бронн выехал рысцой из тумана на коне, в панцире и в видавшем виды шишаке.

— Ты знаешь, что происходит? — спросил его Тирион.

— Мальчишка Старк надул нас на целый переход, — сказал Бронн. — Всю ночь он полз по Королевскому тракту, и теперь его войско менее чем в миле к северу отсюда разворачивается в боевой порядок.

Торопись, звали трубы, торопись, торопись!

— Проверь, готовы ли горцы? — Тирион нырнул в шатер. — Где моя одежда? — рявкнул он Шае. — Сюда. Нет, кожу, проклятие. Да принеси мне сапоги!

Пока он одевался, сквайр приготовил его доспехи. Вообще-то Тириону принадлежал прекрасный тяжелый панцирь, великолепно подогнанный под его уродливое тело. Увы, в отличие от Тириона он пребывал в полной безопасности на Бобровом утесе. Так что карлику пришлось воспользоваться разнородными предметами, полученными от лорда Леффорда: кольчужными калберком и шапкой, воротником убитого рыцаря, поножами, перчатками и остроносыми стальными сапогами. Кое-что было украшено, кое-что нет. Не все предметы подходили друг к другу и сидели на нем так, как следовало бы. Нагрудная пластина предназначалась для более рослого человека, для его большой головы едва отыскали огромный шлем ведерком, увенчанный треугольной пикой.