— Никто из нас не хочет неприятностей, но, увы, настали тревожные времена, мастер Мотт, — строго произнес Нед. — Ты знаешь, кто этот мальчик?

— Я всего лишь оружейник, милорд, и знаю лишь то, что мне говорят.

— Ты знаешь, кто этот мальчик, — терпеливо повторил Нед. — И это не вопрос!

— Парень этот — мой ученик, — ответил мастер и поглядел в глаза Неда взглядом упрямым и твердым, как старое железо. — А кем был до того, как попал ко мне, не мое дело.

Нед кивнул, он решил, что оружейник Тобхо Мотт нравится ему.

— Если настанет день, когда Джендри захочет взяться за меч, а не за молот, пришли его ко мне. Он похож на воина. А пока я благодарю тебя, мастер Мотт, и обещаю, что если мне потребуется шлем, чтобы пугать детей, я немедленно отправлюсь к тебе.

Охрана ждала снаружи возле коней.

— Ну как, что-нибудь отыскали, милорд? — спросил Джекс, когда Нед сел в седло.

— Нашел, — ответил Нед в раздумье. Что потребовалось Джону Аррену от королевского бастарда и почему любопытство стоило ему жизни?

КЕЙТИЛИН

— Миледи, вам следовало бы покрыть голову, — сказал сир Родрик. Кони их шли на север. — Простудитесь.

— Это всего лишь вода, сир Родрик. — ответила Кейтилин.

Влажные волосы облепили ее лицо, прилипли ко лбу, она вполне понимала, насколько неопрятной кажется ныне, но это ее не смущало. Южный дождь — ласковый, теплый. Кейтилин нравилось прикосновение капель к лицу, мягкое, как поцелуй матери. Она словно бы вернулась в свое детство, в долгие серые дни Риверрана. Кейтилин вспомнила богорощу, поникшие ветви, тяжелые от воды, смех брата, гонявшегося за ней между грудами сырой листвы. Она вспомнила, как делала вместе с Лизой пирожки из грязи, почувствовала их приятную тяжесть, коричневую скользкую глину, выступавшую между пальцев. Хихикая, они подавали их Мизинцу, тот однажды даже наелся глины и прохворал целую неделю. Какими маленькими они тогда были!

Кейтилин почти забыла об этом. На севере дождь всегда был холодным и жестоким, иногда ночами он превращался в лед. Дождь этот мог напитать урожай, а мог и убить, и даже взрослые люди прятались от него. Под северным дождем маленькие девочки не играли.

— А я весь промок, — пожаловался сир Родрик. — До костей. — Лес плотно обступил их, ровный стук дождя по листве сопровождал негромкое чавканье, когда лошади высвобождали копыта из грязи. — Сегодня нам потребуется костер и горячая еда.

— У перекрестка есть постоялый двор, — сказала ему Кейтилин. В юности она нередко ночевала там, когда путешествовала с отцом. Лорд Хостер Талли в расцвете сил не знал отдыха, он всегда куда-нибудь да ездил. Кейтилин еще помнила содержательницу постоялого двора, толстуху по имени Маша Хедль, днем и ночью жевавшую кислолист и всегда находившую для девочки улыбку и сладкий пирог. Пироги ее сочились медом и были приятны на вкус, но тогда Кейтилин боялась этой улыбки, потому что жвачка навсегда окрасила зубы Маши в багровый цвет, превращая ее улыбку в кровавый ужас.

— Гостиница, — сказал сир Родрик печально. — Если бы. Но мы не сумеем остановиться там и остаться неизвестными, лучше отыскать небольшую крепость. — Он умолк, заслышав впереди на дороге звуки: плеск воды, звяканье металла, ржание коней. — Всадники, — предупредил сир Родрик, опуская руку на рукоять меча. Даже на Королевском тракте осторожность никому не вредила.

Звуки приближались из-за неторопливого изгиба дороги, и они наконец заметили встречных: колонну вооруженных мужчин, с шумом переправлявшуюся через раздувшийся ручей. Кейтилин остановилась, пропуская их. Знамя в руке первого из всадников намокло и висело тряпкой, но воины были облачены в индиговые плащи, и на их плечах летел серебряный орел Сигарда.

— Маллистеры, — шепнул сир Родрик, как будто она не знала. — Миледи, лучше опустите капюшон на голову. — Кейтилин не шевельнулась.

Лорд Ясон Маллистер ехал во главе своих рыцарей, сын Патрек около, а сквайры следовали за ними. Путь их лежал к Королевской Гавани, на турнир десницы, это было понятно. В течение последней недели путников на Королевском тракте было что мух. Рыцари и свободные всадники, певцы с арфами и барабанами, тяжелые фургоны, груженные хмелем, зерном, бочонками с медом; торговцы, ремесленники, шлюхи — все они направлялись на юг.

Кейтилин отважно поглядела на лорда Ясона. Последний раз она видела его на собственном брачном пиру, он обменивался шутками с ее дядей. Маллистеры были знаменосцами Талли, и он поднес новобрачной пышные дары. Каштановые волосы с тех пор успела сбрызнуть морская соль, и время убрало лишнее с его лица, и все же годы не умерили гордости лорда Ясона. Он ехал как человек, который ничего не страшится. Кейтилин позавидовала ему: ей пришлось научиться страху. Когда всадники подъехали, лорд Ясон коротко кивнул, но это был только жест — любезность знатного лорда к встреченным путникам. Узнавание ни на мгновение не промелькнуло в его свирепых глазах, а сын лорда даже не соизволил поглядеть на нее.

— Он не узнал вас, — удивился сир Родрик.

— Он увидел на обочине дороги пару забрызганных грязью путников, мокрых и усталых. Ему даже в голову не пришло, что здесь может оказаться дочь его сюзерена. По-моему, мы можем спокойно остановиться в гостинице, сир Родрик.

Уже почти стемнело, когда они добрались до постоялого двора, расположенного на перекрестке дорог к северу от великого слияния у Трезубца. Маша Хедль еще более растолстела и поседела: она до сих пор жевала свой кислолист и удостоила их лишь самым поверхностным взглядом, забыв сопроводить его кровавой улыбкой.

— Две комнаты наверху — это все, что у меня есть, — сказала она, не прекращая жевать. — Они под часовой башней, так что еду вы не пропустите, однако некоторые считают, что там слишком шумно, но я ничего не могу сделать. Гостиница набита битком, точнее, почти битком! Словом, вы ночуете или в этих комнатах, или на дороге…

Комнатушки, низкие и пыльные, узкие, словно пеналы, располагались наверху узкой лестницы.

— Оставьте сапоги здесь, — сказала Маша, получив от них деньги, — мальчишка почистит их. Я не хочу, чтобы вы таскали грязь по лестнице наверх. Кстати, про колокол: опоздавшие не едят. — Ни улыбки, ни слова о сладких пирожках.

Когда зазвонил колокол, звук его действительно оказался оглушающим. Переодевшись в сухое, Кейтилин сидела у окна и смотрела, как дождь струится по стеклу, мутному и полному пузырей; снаружи уже сгущался влажный сумрак. Кейтилин едва различала грязный перекресток двух великих дорог.

Перекресток дал им время подумать. На запад до Риверрана доехать легко. Отец всегда давал ей мудрый совет, когда он был более всего нужен ей, и она хотела поговорить с ним о собирающейся буре. Если кому и нужно готовиться к войне, то в первую очередь Риверрану, близкому соседу Королевской Гавани, на владения которого с запада бросал тень своего могущества Бобровый утес. Если бы отец чувствовал себя лучше, она бы рискнула, но Хостер Талли последние два года провел в постели, и Кейтилин не хотелось утруждать его.

Восточная дорога шла по диким местам и считалась еще более опасной; она поднималась через скалистые предгорья и густые леса к Лунным горам. Минуя перевалы и глубокие пропасти, она приводила к Долине Арренов и каменистым Перстам за ней. Высоко над Долиной неприступное Орлиное Гнездо тянулось своими башнями к небу. Там она найдет свою сестру… и, быть может, некоторые из ответов, необходимых Неду. Конечно, Лиза знает больше, чем осмелилась написать в письме. Возможно, у нее есть те самые доказательства, которые нужны Неду, чтобы погубить дом Ланнистеров, а если дело дойдет до войны, им потребуются Аррены и восточные лорды, служащие им.

Однако горная дорога опасна. На перевалах водятся сумеречные коты, нередки обвалы, а кланы горцев, не соблюдая законов, спускались с высот, грабили и убивали, исчезая, как растаявший снег, когда Долина высылала рыцарей. Даже Джон Аррен — а Орлиное Гнездо еще не знало более великого господина — всегда путешествовал через горы с сильным отрядом. Кейтилин же могла положиться только на одного пожилого рыцаря, вооруженного в основном своей верностью.