Перед входом в Зал Совета «мушкетеры» оставили меня одну, утянувшись внутрь чуть ли не последними. Я смогу войти в него лишь в полдень, после официального приглашения. Все, как и положено по строгому протоколу. Хорошо, хоть ждать этого пришлось не слишком долго, а то я бы просто извелась вся на нервах. Но вот, наконец, знак подан, дверь передо мной открыта — нужно идти. Глубоко вдохнув, я зажмурилась и сделала первый шаг так, словно бросилась в ледяную воду.

Лица, лица, лица… Еще лица… И еще… Я медленно шла по проходу среди целой толпы данов, разглядывавших меня без малейшего стеснения. Пристально. Слишком пристально. В упор. В расстрел даже. И с каждым шагом все больше и больше понимала, что выбор одежки оказался единственно правильным. В зале стояла настороженная тишина. Еще бы, данааэ, веками не бывавшие во внешнем мире, в большинстве своем не имели ни малейшего представления о том, как выглядят теперь настоящие дикари оттуда. И устроенное мною «дефиле» сумело их удивить. Или их удивила моя наглость — так вызывающе наплевать на все обычаи и традиции?

Впрочем, не суть. Никаких писаных законов я не нарушала, специально уточнилась на эту тему у Вокэнни, а значит, была в своем праве. Главное, что тщательно сдерживаемых смешков и ядовитого шепота за спиной я не услышала, то есть цели достигла.

Медленно и торжественно делая шаг за шагом, я четко припечатывала каждый из них стуком каблука по белому, с золотистыми прожилками мрамору и всерьез прикидывала, хватит ли мне полугода, чтобы пройти из конца в конец все это огромное помещение, густо утыканное живыми изящными деревьями и чуть менее живыми, но столь же изящными данами. Никакого потолка над головой визуально не наблюдалось, а на подробности меня сейчас не хватало. Возвышение, где, судя по всему, стояла лесная владычица, маячило как-то слишком уж далеко впереди.

Да, определенно это она, кем еще могла оказаться редкостная красавица, поразительно яркая на фоне их довольно бледных барышень? Венок из живых зеленых листьев лишь добавлял ей статуса — несла она его словно корону.

Публика начала отходить от первого шока и потихоньку зашевелилась. На большинстве лиц читалось скорее одобрение, чем наоборот. Настолько свежая нота в этом приевшемся за века ритуальном действе сошла, похоже, за неплохое развлечение. Я начала потихоньку расслабляться, и, кажется, зря. Тут же путь мне преградил Канасси, вынырнувший из-за чужих спин, словно пират из-за рифа. И встал он передо мной, перегородив неширокий проход, тоже словно риф. Намертво.

Не то чтобы я не ожидала чего-то подобного. Скорее, наоборот — ожидала. А раз так, послушаем, скажет он чего, или так и будет стоять на манер каменюки из менгира, посверкивая не в меру злыми глазами. Сказал-таки, и даже ждать этого пришлось не слишком долго:

— Как ты посмела явиться сюда в таком виде? — Голос его звенел пафосом и возмущением, вроде даже непритворным. — Чем заслужила владычица такое оскорбление?

Целых полминуты я таращила на него глаза, соображая, не ослышалась ли. Какой высокий стиль! Охренеть и сдохнуть на месте. Но гораздо больше тревожило другое. Зачем? Зачем он это затеял? Не рассчитывал же, в самом деле, что я постесняюсь ответить? Уж настолько-то он меня знал — пообщались на Воздушном. И не только он, кстати. Вчерашний наезд Кэрлина тут же перестал казаться случайным. Прощупывали? Пытались вычислить, как меня лучше спровоцировать на скандал? Ведь могли подумать, что это нетрудно — так уж совпало, что большую часть времени, которое они меня видели, я нервничала и бесилась. Увы, но это правда. Решили, что это естественное мое состояние? Хотят, чтобы сейчас я перед всеми его продемонстрировала? Значит, сегодняшний тычок — против Вессаэля? Кому-то сильно хочется ткнуть сьеррина мордой в грязь, показав истинную ценность находочки, которую он сюда приволок? А вот хрен вам! Пафос не самое сильное мое место, но кто сказал, что я не умею совсем?

— Ты о чем? — тон удалось сделать просто-таки образцом сдержанности. — Я оделась, как велят мне мои обычаи, и этим выразила глубокое уважение гостя к хозяину. В чем здесь оскорбление?

Морской замер словно тот самый остановленный на скаку конь. Не ожидал? Зря. Ты, дорогуша, вылез не на свое поле, гуру по провокациям здесь как раз я. И злорадно продолжила:

— Впрочем, смотрю, и ты одет не по этикету. Или он теперь разрешает мужчинам являться пред очи владычицы в женском наряде? — И я в нарочитом сомнении осмотрела черезчур расфуфыренный костюм Канасси.

Глаза дана начали становиться круглыми. «Что, и этого ты не ожидал? А должен был. Если охотишься на экзотичную зверушку, нужно быть готовым к тому, что она может оказаться ядовитой. Я тебе не благовоспитанный дан, который грубит исключительно через посредников! Я ведь и в глаза могу выдать, с большим, между прочим, удовольствием».

— Ты… ты как разговариваешь с благородным лаэдом, ссиха? — Наш капитан обрел, наконец, голос, но окончательно растерял самообладание. Не было у него иммунитета на подобные подначки, завелся сразу же. А ведь это еще не все, сейчас мы подбавим напряжения в ситуацию, тем более что он сам так роскошно подставился — последнее слово явно было лишним. Обзывать ссиха — крысой гостью Совета и лично сьеррина точно не стоило:

— И в чем же твое благородство, лаэд? В том, что ты беспричинно оскорбляешь в присутствии владычицы гостью, заведомо не имеющую возможности призвать тебя к ответу? У нас даже последний оборванец не позволит себе такого, если он, конечно, не трус!

Влепи я Канасси оплеуху, эффект, наверное, оказался бы меньше. Кровь отлила от его лица, губы тряслись, глаза стали совершенно безумными. Да уж, прилюдно обозвать трусом капитана, да еще и официального наследника морских, у которых, согласно традиции, главой клана становился храбрейший — это был весьма рискованный ход с моей стороны. Но весьма эффектный судя по результату.

«А все-таки иммунитета у тебя никакого, не привык ты к подобному, — злорадно думала я про себя, наслаждаясь этим зрелищем. — Рассчитывал повеселить народ за счет глупой дикарки? Или провернуть еще какие далекоидущие планы? Перетопчешься! Борец, ммать, за чистоту протокольного этикета!»

Вскинув голову, я не глядя, как мимо пустого места, прошла мимо морского и продолжила свой «путь на Голгофу». Впрочем, теперь он почему-то казался куда легче.

Рано радовалась!

Сзади послышалась какая-то возня. Обернуться я не могла, иначе бы начисто вышла из образа. Как, впрочем, не могла и остановиться. Оставалось только кинуть назад «веер», все так же мерно выстукивая каблуками по мрамору. Но от попытки сделать это меня отвлек взгляд Тавеля, стоявшего на возвышении, слева от владычицы. Его глаза потеряли всякое выражение, как будто он готовился к схватке, а из рукава тихонько скользнул в ладонь кинжал… Да что ж там происходит, у меня за спиной, раз он решился на такое?!

Я в отчаянии перехватила его взгляд: «Только не это, пожалуйста, только не это!» И Тавель меня понял — немного расслабился, нож так же незаметно скользнул обратно, а я испытала просто невероятное облегчение. «Жизнь каждого дана священна и неприкосновенна». Не хватало нам спровоцировать здесь новую Войну Кланов, нарушив эту их неписаную конституцию. Вот бы Вессаэль порадовался такому исполнению своего ненаглядного пророчества!

А теперь, пожалуй, стоило поискать Суинни и Ассиля, проверить, не задумали ли и они чего нехорошего? Черноволосая голова «братишки», выделяющаяся на общем бледном фоне, нашлась почти мгновенно, рядом солнечным зайчиком маячил и бард. Оказалось, беспокоилась я не зря — задумали-таки. И именно что нехорошее, иначе зачем почти одинаковыми движениями тянуться к своим церемониальным «зубочисткам»? Мой взгляд оцепенел, наливаясь тяжестью — «Нет!», на большее меня все равно не хватило бы. Увидели, поняли тоже, потому что вернули ручонки на место. Ф-фух.