– Запомни! В смерти Павла никто не виноват! Он погиб просто потому, что так получилось. Такое может случиться с любым из нас. Как думаешь, ему оттуда, – он указал куда-то вверх, – сейчас приятно видеть, что его брат продолжает таскаться с этой проклятой зажигалкой и чуть ли не мочится при виде «комариных плешей»! Роман, ты прирожденный сталкер, и ты очень крутой и храбрый мужик. Один из самых храбрых, кого я знаю. Но если ты сейчас не переборешь себя и не возьмешь группу, ты уже никогда не сможешь этого сделать! Сегодня финальная черта. Либо победишь ты, либо твои мнимые страхи. Выбирай сам, времени у тебя до заката. После этого я отправлю группу. С тобой или без тебя!

* * *

Луч света выхватил из полумрака стоящие у стены скамейки, покрытые толстым слоем пыли. На одной из них лежали забытые кем-то тетради с конспектами. Идущий первым Гамильтон на секунду остановился и, обведя коридор детектором, выдохнул. Затем, что-то проворчав, подтянул ремень, на котором висела его штурмовая винтовка, и двинулся дальше.

Александр прошел мимо длинного пластикового стенда с разноцветными распечатками. Это были рекламные плакаты, смысл большей части которых сержант уловить не смог. Судя по полустершейся надписи над изображениями, когда-то они являлись работами участников некоего конкурса.

– Сэр, а какое у вас образование? – осведомился Джон, разглядывая изображения. – Вы, кажется, говорили, но я запамятовал…

– Образование? – Хофф оглянулся на друга. – Я политолог. Магистр политологии. Хотел стать известным политиком, как Герхард Шредер. Даже начинал писать кандидатскую, но тут меня призвали в Бундесвер и… Впрочем, дальше ты и сам знаешь. Начался очередной виток экономического кризиса, и все покатилось.

Майкрофт кивнул и невесело усмехнулся. Из-за противогаза звук вышел глухим и похожим на тихий свист.

– Ага. Ни политологи, ни юристы никому не понадобились.

– Так ты?..

– А что, не похож? Выпускник Оксфорда, между прочим. Мне прочили карьеру верховного судьи королевского суда… – Джон вздохнул. – А вместо этого отправили защищать интересы Англии на Гибралтар… Сколько я тогда убил? Двоих… нет, троих…

Майкрофт посмотрел на свою штурмовую винтовку так, словно видел ее впервые.

– Интересно, что бы обо мне теперь сказали мои учителя? – Он покачал головой и, ускорив шаг, нагнал Гамильтона.

Александр промолчал. Он уже точно не помнил, сколько убил во время своей первой боевой операции. Вроде бы пятерых… или шестерых. Зато отлично помнил, как после первого трупа выронил автомат и, упав на колени, простоял возле сточной канавы минут пять. Сержант тогда сказал, что еще никогда не видел, чтобы кого-нибудь так рвало. А через два квартала он умер. Пуля вошла ему прямо в висок и раскроила череп. Александр очень четко видел, как глазное яблоко пролетело метра два и упало в грязь. Хофф тогда что-то закричал, махнул другим бойцам рукой и побежал в ближайший переулок. Следом за ним в укрытие бросился и остальной отряд. Там же под градом пуль Александра назначили временным командиром.

Наемник замотал головой, пытаясь отбросить воспоминания о горящих пригородах Стамбула, куда был введен миротворческий контингент НАТО.

– Сержант? – откуда-то издалека окликнул его мужской голос.

Хофф моргнул. Рядом стоял Брэнон.

– Ты в порядке, боец? – осведомился он.

– Да, все в норме… – кивнул Александр.

– Точно? – Карие глаза полковника пристально смотрели сквозь линзы противогаза.

– Все в норме… сэр.

Чарльз удовлетворенно кивнул. Мимо них прошел один из солдат его отряда. Красная нашивка на плече демонстрировала два кинжала. Знак отличия, выдаваемый ветеранам, показавшим выдающиеся лидерские и боевые навыки при выполнении боевых операций. Без этого кусочка ткани невозможно было получить звание выше лейтенанта.

Хофф снова моргнул.

– Давай, боец, не спать! – приказал Брэнон и, хлопнув Александра по плечу, двинулся вперед.

Наемники пошли рядом. Александр попытался подстроиться под широкий шаг офицера.

– Вне протокола, сержант. Я так понял, что вы сочли меня немного того? – Полковник приставил средний и указательный пальцы к виску и, покрутив ими, издал звук, напоминающий уханье совы.

– Не совсем, сэр, – пожал плечами Хофф. – Но мне кажется, что вы способны к неадекватным действиям…

Брэнон громко расхохотался.

– Какая обтекаемая формулировка. А почему вы так решили? Из-за того, что я прострелил колено одному из тех мародеров?

– Да, сэр. В этом не было необходимости. Эти люди были не способны хоть как-то нам навредить.

Чарльз ничего не ответил. Затем вздохнул и покачал головой.

– Сержант, вы до сих пор не поняли правил, по которым живет это место. Все это отребье, лезущее в Зону в поисках наживы, не понимает иного языка, кроме силы. Как и любые мародеры. В любой точке земного шара.

Брэнон встретился с Александром взглядами.

– Понимаете, я был на Шри-Ланке, как раз после того землетрясения. «Blindwater» охранял грузовики с гуманитарной помощью, едущие в труднодоступные районы. И знаете, что я видел, пробившись двадцать километров вверх по склонам заросших джунглями гор? По грязному бездорожью, в котором нам приходилось бросать застрявшие машины? Я видел людей, которые лезут в полузатопленные деревянные дома ради пары серебряных колец. Людей, которые обирают валяющихся прямо на улицах мертвецов ради нескольких долларов в кошельке. А затем подходят к кузову грузовика и протягивают свои грязные окровавленные руки за продуктами и медикаментами, отпихивая женщин и детей. Как думаете, что я тогда делал? Я выбирал того, кто выглядел самым крупным, и, не говоря ни слова, всаживал ему пулю в лоб. И знаете… эти подонки в ужасе разбегались, а по-настоящему нуждающиеся в нашей помощи благодарили и обещали молиться за нас до конца наших дней.

Брэнон замолчал. Был слышен лишь свист воздуха, проходящего сквозь фильтры противогаза.

– То есть вы просто ненавидите мародеров как тип людей? – спросил Александр.

– Именно, – кивнул офицер. – Потому что наживаться за счет мертвых – это низко и подло. Одно дело – забрать у трупа патроны или медикаменты, которые могут спасти вам жизнь, и совсем другое – отрезать ему пальцы ради дешевой бижутерии, после чего пропить полученные за нее деньги в первом попавшемся кабаке.

Наемники помолчали. Александр обдумывал слова полковника.

– А что вы думаете о сталкерах? – наконец спросил Хофф. – Как вы относитесь к ним?

– А что я должен о них думать? – Чарльз, казалось, был очень удивлен вопросу сержанта. – Охотники за артефактами. Честные, хорошие ребята. Без них наши знания о Зоне были бы не как сейчас мизерными, а вовсе нулевыми.

– Но ведь добываемые ими артефакты зачастую оказываются на черном рынке, откуда могут попасть не в те руки…

– А оружие, производимое тем же «Хеклер & Кохом», «Штейером» или концерном «Калашников», должно состоять лишь на вооружении тех стран, с которыми эти предприятия ведут бизнес. Однако в меня почему-то столько раз стреляли из АК и G36, что мне кажется, ими вооружена половина населения всей нашей планеты. Но тем не менее никто не обвиняет эти фирмы в том, что купленное у них оружие перепродается неизвестно кому.

– Простите, сэр, приведенный вами пример не совсем корректен. Это все равно что обвинять Зону в том, что добытые в ней артефакты перепродаются третьим лицам.

Брэнон усмехнулся.

– А вы умны, сержант, – кивнул он. – Проклятье, я как-то ни разу не обдумывал этот вопрос с такой точки зрения. Хм… Но тем не менее нельзя отрицать колоссальную роль сталкерства в том научном прогрессе, который произошел. Артефакты из Зон коренным образом изменили нашу жизнь, и отмотать назад уже ничего не получится. Подумайте сами, чего мы достигли: «этаки», на заряде которых ездит треть машин в мире, «лампады», позволяющие освещать дома в районах, куда нельзя провести электроэнергию, «лекари», в конце концов. Вы слышали, что на их основе в какой-то японской клинике создали аппарат, помогающий человеку восстановиться после операции на сердце за сутки?