Как только из вены хлынула кровь, Таж Хан присосался к ране и начал с удовольствием глотать алую дымящуюся жидкость.

Лошадь даже глазом не моргнула. Только теперь я заметил, что ее жилы были в разных местах иссечены аккуратными надрезами. Похоже, несчастное животное служило не только транспортным средством, но и передвижной кухней.

Вдоволь насосавшись крови, он залепил рану каким-то клейким веществом, и кровотечение сразу прекратилось.

«Какая гуманность», — подумал я.

И тут он дружелюбно протянул мне нож.

Я только молча покачал головой.

Таж Хан презрительно сплюнул. Он отъехал от меня и передал нож Люси.

Она взглянула на меня с едкой усмешкой, напоминавшей те, что были на лицах у монголов, и без малейших колебаний отведала крови собственного коня.

Господи, что за женщина!

Среди всадников послышался громкий смех, а потом язвительные комментарии, явно относившиеся ко мне. Это нравилось мне еще меньше, чем тряска на проклятом пони. Мое терпение быстро истощалось, став таким же узеньким и тонким, как лезвие ножа Таж Хана.

— Что они говорят? — обратился я к Люси, которая ехала теперь рядом со мной, возможно, для того, чтобы лучше за мной присматривать. — Переведи, пожалуйста.

— Хм. Ну, если выразиться помягче… они сравнивают тебя с трусливыми кроликами, на которых любят охотиться.

В голосе Люси звучало легкое сочувствие, но, кажется, это ее скорее забавляло. Мне стало совсем тошно.

— Ладно, — сказал я. — Значит, я кролик. Хорошо, пусть будет так!

Я перекинул ногу через спину пони и соскользнул на землю. Как же здорово было снова оказаться на твердой почве!

Люси взглянула на меня с удивлением и беспокойством.

— В чем дело, Хэйз? Сейчас не время дурачиться.

— Скажи им, пусть поохотятся на меня, — предложил я. — Все сразу. По-настоящему. Без всяких скидок. Пусть убьют меня, если смогут!

Люси нахмурилась, и я увидел, что она действительно испугана.

— Хэйз, перестань. Тут нет ничего личного, это просто культурные различия.

Но я остановил ее, резко подняв руку.

— Какие, к черту, культурные различия — это мужской разговор. Вопрос в том, мужчина я или нет. Ты сама знаешь.

Она неохотно согласилась передать мои слова банде кочевников, которые с любопытством смотрели на меня. Когда Люси закончила, они снова засмеялись, еще громче и грубее. Таж Хан что-то ответил ей на своем варварском наречии.

— Он говорит, ты умнее, чем кажешься, — перевела она, — ловко воспользовавшись их законом, запрещающим убивать сумасшедших.

Я сухо улыбнулся:

— Передай им, что если кто-нибудь из них хоть раз в меня попадет, я не заберу у него лук и не сломаю его вместе со стрелами.

Люси высоко подняла брови, но повернулась к всадникам и перевела им то, что я сказал.

Тут они наконец рассердились.

Смех затих, и вместо улыбок появились угрожающие взгляды. Тогда я помахал над головой пальчиками, изображая заячьи уши, и сделал несколько дурашливых скачков в сторону.

После чего рванул изо всех сил — быстрыми и длинными прыжками у самой поверхности земли.

Через секунду за мной уже мчался целый табун проворных лошадей и метких убийц, мечтавших добраться до моего заячьего хвостика.

Первые всадники быстро приближались, склонившись к земле, — так же, как и их стрелы, которые я видел издалека как маленькие черные точки, быстро увеличивавшиеся в размерах.

Я взлетел в воздух на пару футов, и они просвистели у меня под ногами.

Монголы в изумлении остановились и разочарованно побросали свои луки, крайне раздосадованные неудачей.

Кролик Банни против монголов: один-ноль.

Оставшаяся часть команды решила прибегнуть к другой тактике: они обошли меня полукругом и одновременно выпустили стрелы, равномерно распределив их в воздухе: получилось что-то вроде широкой сети из роя смертоносных выстрелов. Если бы их план удался, я стал бы похож на лягушку, неудачно приземлившуюся в гущу колючек.

На этот раз я проделал головокружительное сальто и, перевернувшись вверх ногами, на лету схватил пучок пролетавших подо мной стрел. Потом в падении швырнул их обратно, и они просвистели прямо над макушками стрелков.

Наездники с громкими проклятиями швырнули свои луки в образовавшуюся кучу. Я почти победил.

Передо мной остался только один противник: сам Таж Хан.

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Потом он не торопясь натянул тетиву, тщательно прицелился и выстрелил мне прямо в горло.

Я уклонился в сторону ровно настолько, чтобы стрела попала мне в левое плечо. Она пробила меня насквозь и вышла из спины.

По правде говоря, боль была жуткая. Меня словно огнем прожгло.

Я опустился на колени, а Люси подбежала ко мне и обняла за плечи.

— Ох, Хэйз, какой же ты дурак. Полный кретин!

— Все в порядке: я просто дал им выиграть, как ты тогда на озере.

— Таж Хан прав — ты сумасшедший, — прошептала она сердито.

— Скажи им, что они победили, — попросил я. — И если они вытащат эту чертову стрелу, я дам им выпить из меня столько крови, сколько им захочется.

В общем, цена оказалась невелика — я выздоравливал быстро, — зато мне удалось завоевать уважение этих степных воинов и самого Таж Хана.

К вечеру вся наша монгольская компания прибыла в город — если можно так назвать две квадратные мили серых улиц и приземистых домишек, торчавших прямо посреди тундры. Назывался он Влоск и служил чем-то вроде отгрузочной станции, откуда руду доставляли дальше на запад, возможно, в Москву или Санкт-Петербург.

Люси уже раздобыла нам пропуск на воздушное грузовое судно, отправлявшееся в один из портов на Северном море.

Оттуда наш путь лежал прямиком в Англию, где базировались лидеры повстанцев. Впрочем, Люси объяснила мне, что еще несколько штабов сопротивления находились в Берлине, Мадриде, Стокгольме, Токио и Пекине. Иными словами, в городах, которые, если верить учебникам истории элитов, давно не существовали.

Похоже, людям Таж Хана не особенно нравился Влоск и вообще всякие постройки: они предпочли остаться на границе города.

С нами поехал только Таж Хан, чтобы проводить меня и Люси до машины, которой предстояло доставить нас на аэродром.

Спрыгнув на землю, я одобрительно потрепал по гриве свою лошадку. Мне стала нравиться эта смирная скотинка. Она была сильной, выносливой, преданной и давала людям все, почти ничего не требуя взамен.

Таж Хан что-то быстро сказал Люси, глядя при этом на меня.

— Он спрашивает, как твое плечо, — перевела она.

— Уже лучше. Все в порядке, — ответил я, свободно двигая рукой.

Главарь кочевников сам вытащил из меня стрелу, промыл водой и обработал тем же бальзамом, которым они лечили лошадей. Моя способность к быстрой регенерации довершила выздоровление.

Таж Хан нахмурил брови и сказал что-то еще.

— Он говорит — ему известно, что ты нарочно дал себя подстрелить, — сообщила Люси.

— Передай ему, что, при всем уважении, он ошибается. Его выстрел был таким быстрым и таким метким, что мне едва удалось спасти свою жизнь.

Как только она передала мои слова, он снова просиял улыбкой и что-то проговорил. Люси продолжала переводить:

— Он говорит, что из тебя плохой лжец, но он будет рад назвать тебя своим братом.

— Это честь для меня, — ответил я от всей души.

— Когда закончится война, ты должен приехать к нему снова, — перевела Люси. — Он одолжит тебе свою самую толстую жену, чтобы она грела тебя холодными ночами, а потом возьмет охотиться на волков.

Теперь настала моя очередь улыбаться:

— Похоже на отпуск моей мечты. Скажи ему — ни за что на свете.

Таж Хан крепко пожал мне руку, наклонился, чтобы обнять Люси, и спокойно поскакал к своим людям, ни разу не оглянувшись назад.

— Надежный человек, — заметил я. — Как и все они.