— Мысль, хм… — он тоже затянулся, прикрыв глаза. — Это интересно. Новый роман?

— Не то чтобы роман, скорее просто история об одном драконе… нет, пожалуй, об одиноком драконе, зимнем лорде и четвергах. Грустная и трагичная история.

— Со счастливым концом?

— Не знаю, я пока не придумала. Но знаю, что она будет называться «Дракон по четвергам», или «Драконий четверг», как-то так. И в этой истории будет смерть и предательство. И еще любовь. Безумная любовь к небу. Мне нужен слушатель, а может быть и режиссер. Или актер. Я еще не знаю.

— Я могу быть актером для тебя. Или режиссером. Или просто слушателем.

— И не боишься трагедии? Знаешь, в этой истории может разбиться чье-то сердце.

— Тогда ты соберешь его из осколков, склеишь своим дыханием и оживишь поцелуем, — Бонни улыбнулся так, что мое собственное сердце забилось быстрее.

— Думаешь, поможет?

— Конечно. Я знаю.

— Ну ладно, тогда… только в этой истории не будет прекрасной принцессы. Я предупредила.

— Рассказывай уже, Шахерезада.

— Представь себе: ночной Нью-Йорк с высоты птичьего полета, реки огней, моря эмоций и запахов, — начала я, устроившись головой на плече Бонни. — Дракон летит над городом, купается в ласковых воздушных потоках, не обращая внимания на полицейские вертолеты: они кружат неподалеку, как осенние листья. Его крылья сильны, тело совершенно, он — всемогущ и бессмертен… и почти не помнит, зачем нужно отказаться от крыльев, стать таким же как те, внизу — маленьким, жалким, беспомощным человечком. Но почему-то знает, что нужно. И, отсалютовав вертолетам фейерверком огня, исчезает со всех радаров. Просто исчезает, как будто его здесь не было. А потом приземляется на крышу Метрополитен-опера — человеком. Он идет по крыше, показывая мечущимся в небе вертолетам средний палец. Шагает в лифт, смотрит в зеркало, поправляет лацканы идеального смокинга и улыбается той самой улыбкой, от которой сходят с ума миллионы фанаток по всему миру. Как тебе такое начало истории, Бонни?

— Красивое начало, — он передал мне трубку кальяна и улыбнулся в потолок. — Значит, ты видишь меня драконом?

— Ты бы мог сыграть эту роль, — я вдохнула сладковатый дым и отдала кальян обратно. — Мистер Эль Драко, живая легенда музыки. Прекрасный, таинственный, одинокий, его песни — слезы и боль, счастье и полет. Правда, у него репутация полного козла, за ним целая галактика разбитых сердец и растоптанной любви. Впрочем, он не верит в любовь и дружбу. Когда-то его собственное сердце было разбито, но Эль Драко давно об этом забыл. Теперь у него нет сердца, зато есть крылья.

— Очень романтично, — Бонни хмыкнул и продолжил: — Крылья, зубы, когти и АНБ на хвосте. Чешуйчатом.

— Да, а еще у него есть небо. Холодное, одинокое небо. И голод, ведь драконам надо много кушать.

— Много кушать это проблема, да, — согласился Бонни. — И как Эль Драко ее решает? Девственницы на завтрак?

— Ну нет, он еще не настолько озверел, да и кому охота есть напичканную ГМО и облитую парфюмом дрянь? Он предпочитает честную говядину. Думаю, страховые компании дерут сумасшедшие деньги с фермеров и перевозчиков мяса. Конечно, статистически он наносит ущерба куда меньше, чем автокатастрофы и налоговая инспекция, но на дракона очень удобно свалить свою жадность. Так что раз в неделю-две он берет дань фурой с мясом. Если водитель нормальный, то сам открывает двери и отбегает подальше, делать фотки для страховой. Иногда дракон охотится на что-то дикое в пустынях и саванных, иногда ловит акул в океане, они тоже вкусные.

— Акулы ничего так, согласен. Но хоть жарит? Сырая акула, гадость какая!

— Сыроедение полезно для здоровья! А, да. Еще он иногда охотится на наркоторговцев и прочих террористов. От них плохо пахнет, а он любит чистоту.

— И, конечно же, сдает их в полицию. Не дракон, а супермен.

— Если остается что-то кроме пепла — сдает. Говорят, в штате Нью-Йорк сильно упала преступность, а страховые компании вообще перестали работать с мафией. Невыгодно.

— Но он же, наверное, крупноват для улиц. С крыльями особо не развернешься.

— Ну, он может менять размер. Небольшой такой, карманный дракон. Метра три от носа до кормы, зато бронированный, с идеальным нюхом и встроенным огнеметом. Страшная зверюга.

— На месте мафии я бы смылся подальше и больше не грешил.

Я слышу улыбку в его голосе и тоже улыбаюсь. Бонни, который не грешит? Фантастика. Но на этом, пожалуй, можно переходить к истокам.

— О, с мафией у Эль Драко особые счеты. С мафией и женщинами. Он же не всегда был драконом, когда-то он родился обычным человеком, в обычном городе. Его мать не была замужем, и родила только потому, что прозевала срок аборта. Его отец узнал о его существовании слишком поздно…

— И не успел дать денег на аборт? — теперь Бонни усмехается горько.

— Давать денег на аборт, когда в твою гостиную в Беверли-Хиллз заглядывает дракон, как-то поздновато. То есть он бы дал денег, он что угодно бы дал, но у него никто и ничего не просил. Просто раз — дракон в окне, две — и посреди Беверли-Хиллз полыхает факел, три — и над ЛА взмывает дракон. А потом по всем каналам показывают то, что осталось от дома сенатора.

— Сенатора и его семьи? — Бонни пытается говорить шутливо, но уже слишком напряжен для этого.

— Нет. Семья сенатора была в совсем другом месте. Только он сам, кто-то из тех друзей, которых он не светил перед прессой, его любовница — звезда кино, и охрана. И знаешь, дракону совсем не было стыдно. Драконы вообще не умеют стыдиться, нет такой опции.

— Даже потом, когда снова стал человеком?

— Это была праведная месть. Сенатор сломал жизнь его матери, обрек самого Эль Драко на трущобы. Он мог бы стать наркодилером или сутенером, но он хотел петь. Его дразнили, его били, у него отнимали ноты. Сложное детство, но Эль Драко справился. История умалчивает о том, как ему удалось накопить денег на обучение в Нью-Йорке, но он поступил в консерваторию. Класс вокала.

— Консерватория… — Бонни усмехнулся. — Он что, оперный тенор?

— Почему бы и нет? Хотя я думаю, что он не тенор. Мне больше нравится баритон с хорошим диапазоном. Как у Пельтье и у тебя. Знаешь, от голоса Эль Драко с женщинами творится такое… м… — я притянула его руку себе на живот. — Когда он поет, я вся мокрая.

— И почему я — не Эль Драко? — Бонни потерся губами о мой висок.

— Ты — лучше. Эль Драко… не знаю, смогла бы я любить бессердечного дракона? Вряд ли. Я люблю тебя, Бонни Джеральд. И поешь ты лучше.

— Только пою? — он бессовестно сжал губами мочку моего уха.

— Нет. Ты во всем лучше. Лучше всех. Но ты меня отвлекаешь!

— Ладно-ладно, продолжай, Шахерезада.

— Степанна, ага… ладно. Тебе рассказать, как он стал драконом, или ты уже догадался?

— Ну, в целом… Он не сбежал в Румынию и не встретил там Кея?

— В целом — да. Он чуть не умер от наркоты, когда его бросила Звезда. А может быть, как раз умер и стал драконом, что-то вроде второй жизни. Не суть. Когда-то он безумно ее любил, готов был положить к ее ногам весь мир, но она не оценила. И не предусмотрела.

— Уж не та ли Звезда, которая сгорела вместе с сенатором?

— Вот так совпало, да. Разом избавиться от всего прошлого, отомстить всем…

— И потерять цель в жизни. Или кроме мести, у него было что-то еще?

— Было, конечно. Музыка. И небо. Собственно, это все, что у него было. Не так уж мало, не так ли? Он пел — и его обожала публика, он летал — и его боялись. Властелин мира! Чего еще можно желать?

— Даже не знаю… — Бонни обнял меня, приник всем телом. — Зря он не обзавелся своей Шахерезадой.

— А вдруг бы она оказалась такой же сукой, как Звезда? Он не мог рисковать.

— Да уж… а Зимний лорд? Ты говорила…

— …что он родился на берегах Скандинавии. Наследник полусотни благородных поколений, истинный принц. У него было все: воспитание, образование, поместья и заводы, лошади и самолеты. Титул. Ум. Красота. Настоящий викинг, потомок ярлов. Он любил скорость, небо и свой бизнес. Современный викинг не грабит деревню на побережье, он получает побережье целиком путем молниеносной операции на бирже.