Ей казалось, что разбирается.

До недавнего времени.

В чем она ошиблась? Понять бы… Но сначала привести себя в порядок. Плакать два часа от того, что Бенито не захотел с ней говорить, глупо. Глупейшее занятие на свете!

Всхлипнув, она зло прикусила губу и отправилась в ванную, умываться холодной водой. И думать. Вспоминать, как ее угораздило влюбиться в Бонни Джеральда.

Все началось с Джузеппе. Сенатора Джузеппе Кастельеро и его предвыборной кампании. Она подала резюме, не слишком рассчитывая, что ее возьмут — она лишь два года как закончила учебу, еще не успела заработать себе имя, но все равно попыталась. И ей повезло, сенатор выбрал ее — как он сказал, чтобы лучше понимать молодое поколение, тех, для чьего будущего он сейчас работает.

И они начали разговаривать. Много. Интересно. Она узнала столько всего нового! Самым удивительным ее открытием стало то, что сенатор в самом деле помогал людям. Не законами, не комиссиями и выступлениями в сенате, а конкретным обычным итальянцам, попавшим в сложную ситуацию. Детям, потерявшим родителей. Студентам, которым не на что было учиться. Он и Клаудии помог, порекомендовал ее кое-кому из знакомых, уже после выборов, и у нее стала появляться совсем другая клиентура.

Но самое ценное было — разговоры. Доверие. Джузеппе расспрашивал ее о семье, рассказывал о своих детях. Поделился сокровенным, тревогой о племяннике, которого любит как родного сына. Бенито, невероятно талантливый, невероятно одинокий человек. Сложный. Раненый. Отказывающийся от помощи.

Джузеппе показывал ей фотографии, и она удивлялась, как же они похожи. Почти одно лицо! И мимика, и жесты, только у Бенито нос когда-то был сломан, и татуировки…

Сначала татуировки казались ей некрасивыми. Вот у Джузеппе татуировок не было, он и так уверен в собственной привлекательности. Правильно уверен. Джузеппе… если бы он был немного младше, и не был женат… одно время Клаудии казалось, что она готова в него влюбиться. Они даже однажды занялись любовью — в день, когда Джузеппе выиграл выборы. Он радовался, пил шампанское, принимал поздравления и говорил речи, а Клаудиа помогала ему выглядеть счастливым и бодрым. Хотя на самом деле ему было очень тяжело и одиноко. Он почти ничего не рассказывал о своей жене, но это было и не нужно. Всегда видно, любят мужчину или нет, заботится о нем родной человек или прислуга. Синьора же Кастельеро сопровождала мужа на все официальные мероприятия, блистала и сияла улыбками в камеры, но любовью там и не пахло.

Клаудиа все равно жалела, что поддалась общему адреналиновому помешательству и алкоголю. Спать с женатым мужчиной — путь в тупик. И хорошо, что Джузеппе тоже это понимал. Он так трогательно извинялся за несдержанность, целовал ей руки и просил остаться его другом, и опять рассказывал о Бенито. Не только рассказывал, но и с гордостью показал видео с его спектакля — то, где Бенито пел.

Клаудиа не слишком разбиралась в мюзикле, но как всякая итальянка, могла по достоинству оценить и голос, и талант. Наверное, именно тогда она и влюбилась. Когда он пел на экране, а Джузеппе рассказывал, как нелегко Бенито пришлось в юности. Как он сам добился всего, отказавшись от поддержки семьи. Гордый, как дьявол, говорил Джузеппе с отеческим теплом. Гордый, глупый, запутавшийся мальчик.

Историю с Сиреной, едва не сломавшей Бенито, он тоже рассказал. И о зависимости, оставшейся Бенито на память. И о том, как он обожал возиться с младшими братьями и сестрами, но до сих пор не может завести детей, потому что никому не доверяет. Да и кому? Американская богема — не та среда, где истинный сицилиец может встретить достойную девушку. Ту, которая поймет его, станет опорой и поддержкой, поможет вернуться к собственным корням. Что за мужчина без корней, без семьи? Он уже созрел, ему пора, достаточно будет лишь небольшого толчка, чтобы он осознал — он плоть от плоти Сицилии, он сможет быть счастливым, только приняв себя настоящего, а настоящий он — вовсе не то, что о нем говорит пресса. Даже не то, что он сам себе придумал.

И Клаудиа захотела ему помочь. Ради его таланта и ради его дяди. И ради себя тоже. Ей нужен был именно такой мужчина, как Бенито…

Или как Джузеппе, только моложе и не женатый? Может быть, именно в этом была ее ошибка? Они же так похожи внешне, и голос похож, и даже прикосновения…

Но Джузеппе ни за что не бросил бы своего ребенка. Никогда. Для него нет ничего важнее семьи. И когда-то Клаудии казалось, что для Бенито все так же.

Она ошиблась. Боже, как сильно она ошиблась! И теперь совсем не понимает, что делать. Пытаться вернуть Бенито ради ребенка — глупо. Если мужчине не нужна семья, он не станет ни хорошим мужем, ни хорошим отцом. Может быть, он даст ребенку свою фамилию, деньги и даже станет с ним иногда видеться, но это не семья. Совсем не то, о чем мечтала Клаудиа…

Звонок в дверь раздался, когда она смывала с лица маску. То, что она дома и одна — не повод выглядеть бродяжкой! И когда позвонили в дверь, она обрадовалась тому, что успела привести себя в порядок. Может быть, это Бенито? Он же сказал, поговорим, как вернусь в Нью-Йорк, так если он был где-то недалеко, то… почему бы и нет? Клаудии очень хотелось надеяться. Так хотелось, что она даже не спросила, кто там. Ведь звонок в квартиру, а не в домофон. Консьерж абы кого не пропустит.

А когда она открыла дверь и увидела троих прилизанных людей в черных костюмах и лаковых туфлях, спрашивать было уже поздно.

— Добрый вечер, синьорина. Прошу вас, не волнуйтесь, — сказал один из них на чистейшем сицилийском диалекте. — Шеф велел нам позаботиться о вашей безопасности. Будьте добры, выключите ваш телефон.

Вот тут Клаудиа поняла, что ошибалась не только в Бенито, но и в сенаторе Кастельеро. И что слухи о том, что Джузеппе — глава мафиозного клана, вовсе даже не врут.

Палермо, 30 октября

Бонни

Искушение провести эту ночь в Палермо было нестерпимым. И если бы Бонни в аэропорту, где они приземлились в седьмом часу вечера, сказал «едем в гостиницу», Кей бы ни слова не сказал против. И у них было бы еще часов двенадцать на тихое семейное счастье. А утром Бонни бы непременно нашел еще одну причину не ехать домой, не разговаривать с мамой, а лучше вообще удрать в Японию. На эту тему Кей бы тоже выразительно промолчал, а Роза бы его поддержала.

Только трусом быть надоело. Отмазка «я забочусь о репутации Кея» перестала работать еще в баре на Пятой, а поцелуй на глазах у русской труппы только подтвердил: Кею на хер не сдалась конспирация. Наоборот, надоела до чертиков.

При воспоминании о том поцелуе и обо всем, что за ним последовало, на сердце потеплело. Роза права, он — настоящий сицилиец, и семья для него важнее всего. Главное было понять, кто его семья, а не пытаться чему-то там соответствовать. В конце концов, от того что он не заведет «правильную» семью, ничего с репутацией родителей не случится. Они с Кеем и Розой в любом случае не собираются эпатировать публику и устраивать большой пиар-скандал. Никому из них это не нужно. Они просто могут быть счастливы вместе. Вот как сегодня.

Ведь мама же его поймет! Непременно поймет!

В таком солнечном, несмотря опустившиеся на Палермо сумерки, настроении он позвонил маме. Прямо со взлетно-посадочной полосы, пока они шли от «Спайка» к ожидающей их машине.

— Наконец-то! — мама нервничала. — Бенито! Где тебя носит, мальчик мой?

— Мы уже Палермо, мама. Через час будем.

— Слава Пресвятой Деве! Как Клаудиа перенесла полет? С ней все хорошо? Почему ее телефон третий день не отвечает?

Бонни невольно поморщился. Объяснить маме, почему он оставил беременную Клау, будет непросто, даже если он скажет, что она ждет не его ребенка. Но он справится. Обязательно справится. Только не по телефону.

— Все хорошо, мам, не волнуйся, — не то чтобы он соврал, просто был уверен: с Клау все в порядке, просто отключила телефон, чтобы ее не дергали за нервы.