Дело спас официант. Стоило ему подойти с подносом, как оба сели обратно и приняли вполне цивилизованный вид. Разумеется, я даже не поняла, что именно нам принесли, все мое внимание было на этих двоих. Отец и сын, не ошибешься. Даже крыльями носа подрагивают одинаково.

А вот когда официант отошел и Бонни первым отмер — я вздрогнула. И тут же облегченно выдохнула, потому что он обернулся ко мне и взял мою руку в свою.

— Прости, Роза. Я не хотел тебя в это вмешивать, но лучше тебе было услышать все самой. А дядя Джузеппе уже сказал все, что хотел, и уходит. Не так ли, дядя?

— Подумай как следует над моими словами, Бенито. У тебя еще есть шанс поступить правильно. — Дон Джузеппе поднялся, прямой, как стилет, и такой же острый и опасный. — Леди Говард, прошу меня простить.

— Бонни, — я сжала его руку. — Почему ты не скажешь дяде правду?

— Какую правду, миледи?

— Ту, которую ты не услышал, дядя, — голос Бонни был ровен и холоден. — Клау не может быть беременной от меня. Я десять лет назад сделал вазектомию. Последний анализ на фертильность сдан на прошлой неделе в клинике Сандерса, можешь поинтересоваться результатами. Так что если Клау честная девушка и не спала больше ни с кем — ребенок твой.

Несколько мгновений мне казалось, что дон Джузеппе сейчас просто развернется и уйдет, так ничего и не услышав. Слишком много яростного отторжения. Но я ошиблась. К счастью.

— Этого не может быть, — сказал он так же ровно и холодно, но по растерянности в глазах было видно: он уже понял, что это правда.

— Ты услышал.

— Если ты солгал… — дон еще пытался давить, но что-то в нем надломилось, и за маской политика и мафиозо проступил пожилой, усталый и не слишком счастливый человек.

— Не солгал. Или ты тоже не можешь иметь детей? — похоже, Бонни тоже почувствовал перемены: яда в его тоне поуменьшилось.

— Не твое дело!.. — рявкнул дон Джузеппе, но уже не очень убедительно.

— У тебя есть шанс поступить правильно. До нескорой встречи, дядя.

— Ты…

— Я приеду к своему отцу. Не к тебе.

Ничего не ответив, дон Джузеппе развернулся и вышел. А мне почему-то стало очень-очень холодно.

Москва, тот же вечер

Роза

Несколько секунд после ухода дона Джузеппе мы с Бонни сидели неподвижно, держась друг за друга и не решаясь заговорить. Я не очень понимала, что тут можно сказать. Все будет хорошо, Бонни? Это не моя фраза, а Кея. Жаль, что его нет рядом.

— Мадонна, — наконец, шепнул Бонни и прижался губами к моим рукам. — Спасибо, что ты со мной. И прости, что втянул в разборки с дядей. Как ты?

— Как… как после встречи с диким драконом. Мне холодно, Бонни.

Меня тут же сгребли к себе на руки и обняли, но согреться это не очень-то помогло. Я никогда раньше не видела Бонни таким. Даже когда он бодался с Сиреной, это было как-то… ну… не то что мягче, но как-то не всерьез, что ли. Как фильм. А сегодня я увидела Бенито Кастельеро, который вполне мог стать достойным наследником мафиозного клана. Жесткости, даже жестокости, в нем достаточно. И ненависти. Ничего удивительного, что он сам себя боится и делает все, чтобы наследник дона не показывался на свет божий. Судьба Майкла Корлеоне его не привлекает, и это — прекрасно!

А вот наследнику Говардов было плевать и на встречу с драконом, и на глубоко спрятанную темную сторону Бонни Джеральда. Говард-мелкий хотел кушать, а вместе с ним и я. До ворчания в желудке и мушек перед глазами.

С колен Бонни я не слезла. Сегодня его очередь кормить меня с рук и доказывать, что он по-прежнему мой нежный и заботливый любовник. Человек, а не дракон. Да Бонни и не возражал, ему тоже очень надо было вернуться в привычный образ и отвлечься. Например, разговорами о постановке. Пусть немного вялыми и рваными, плевать. Все равно помогло.

К концу ужина мы оба уже могли улыбаться и даже без дрожи смотреть на пустое место, где совсем недавно сидел дон Джузеппе. В смысле, я — без дрожи, а Бонни — без желания выпустить клыки с когтями и кого-нибудь разорвать на части.

— Хорошо, что он не привел с собой Клаудию, — вслух подумала я, вместо того чтобы ответить на какой-то пустяковый вопрос то ли о Гольцмане, то ли о Денисове.

Бонни поморщился:

— Вот только ее тут не хватало.

— Тебе все равно придется с ней встретиться рано или поздно.

— Не вижу смысла. Нам с Клау не о чем говорить.

— Тебе ее не жаль? Вы оба ее использовали и бросили. Одну. Беременную.

— Мы оба?! — Бонни яростно сверкнул глазами, но тут же притих и болезненно скривился, словно дракон жег его изнутри. — Я не хочу о ней даже думать. Все это было страшной глупостью.

— Хорошо, если было, — я задумчиво повертела в руках чайную ложечку. — Знаешь, ушел только твой дядя, а мне кажется, что я опять одна. Ты весь там, в семейных проблемах, и я не уверена, что не потеряю тебя снова.

— Роза? — он погладил меня по щеке, зовя поднять взгляд на него, и заглянул мне в глаза. — Я с тобой, сейчас и всегда. Я люблю тебя и Кея. Что бы дядя ни говорил, я не откажусь от вас и не женюсь на Клау. Ты мне веришь?

— Верю, — кивнула я и потерлась щекой о его ладонь.

Я очень хотела верить, но чувствовала — Бонни опять отравлен, и опять пытается спрятаться от самого себя. А я… я могу оставить все как есть, понадеяться на авось, или что-то сделать. Авось себя уже не оправдал, а что-то сделать… что? Заставить Бонни поговорить с Клау? Рассказать его родителям, что Клау беременна не от Бонни? Нет. Не то. Здесь требуется другой подход, не настолько в лоб. И я знаю, у кого уже не раз получалось поставить Бонни мозги на место.

Так что дома, пока Бонни был в душе, я позвонила Кею. Сюрреалистическая картинка, правда же? Тайком от любовника звонить мужу. Прелесть просто, хоть водевиль пиши. Только мне было не до водевиля.

По счастью, я застала Кея одного и в дороге, а не очередных суперважных переговорах или встрече с очередными политиками. Хорошо, что у меня есть мой Бонни и мои романы, а то я бы возненавидела его корпорацию.

— Я ужасно соскучилась, ты когда приедешь?

— Послезавтра. Я тоже соскучился по вас. Надеюсь, синьор Кастельеро вел себя прилично?

Я хмыкнула. Кто бы сомневался, что Кею уже все доложили и запись беседы в «Касабланке» предоставили. И правильно. Когда он в курсе дела — все намного проще.

— Как настоящий политик: морочил, увиливал и давил на больные мозоли. Но мне не хамил, если ты об этом. Кей, я волнуюсь за Бонни. С него станется поехать на Сицилию одному и влипнуть в очередную дядину манипуляцию.

— Не в этот раз, Колючка. Не волнуйся, все будет хорошо. Ты просто поговори с ним, ты умеешь. Британские ученые это не раз доказали.

Я невольно улыбнулась. Британские ученые, о да!

— Я люблю тебя, Кей.

— Я тоже тебя люблю, моя нежная Роза.

Казалось бы, Кей не сказал ничего особенного, не дал мне инструкции к действию, но почему-то после разговора с ним я успокоилась. Наверное, у меня муж все же волшебник. И сегодня британские ученые это доказали еще раз.

Кстати, я уже знаю, как и о чем хочу поговорить с Бонни, и это будет совсем не похоже на наши прежние откровенные разговоры. Потому что сегодня я не буду спрашивать, а буду рассказывать сама. Есть такой способ психотерапии, мне Манюнюэль как-то объясняла, я ей даже сказки для практики писала.

К возвращению Бонни из душа я зажгла на подоконнике три свечи, заправила кальян, собрала на постель все подушки и потушила электричество. Сама оделась в длинную шелковую сорочку на бретельках. А волшебную коробку с игрушками убрала в тумбочку, чтобы не отвлекала.

Когда Бонни пришел, одетый в одно лишь полотенце на бедрах, я поманила его на постель.

— Мы играем в тысячу и одну ночь? — спросил он, скинув полотенце и устроившись рядом со мной, полулежа на подушках.

— Не то чтобы в тысячу и одну ночь, но мне в голову пришла одна мысль, и я ее думаю. Подумаешь вместе со мной? — я подала ему трубку кальяна.