Да, я ищу ему оправдания.

Глупо.

И только на улице, когда мои ноздри, наконец, вдыхают свежий воздух, я могу ненадолго распахнуть глаза и понять, что это не мираж, не сон и не плод моего воображения. Руслан действительно выносит меня из дома и направляется куда-то к воротам.

Я пытаюсь коснуться его рукой, чтобы убедиться, но тело меня не слушается.

— Только не теряй сознание, ладно? — произносит он. — Пожалуйста, будь со мной, Ева.

И слова такие. Ласковые. Виноватые. В другой ситуации я бы засмеялась ему в лицо, а в этой просто молчу и смотрю на голубое небо. Красивое такое, яркое. Оно возвращает меня к жизни и заставляет бороться за жизнь.

Открывается дверца автомобиля, Руслан размещает меня на заднем сидении и ошарашенно смотрит:

— Он насиловал тебя? — спрашивает, сжимая челюсти до боли.

Я не понимаю о чем он. Марк не касался меня там, не трогал, не спал со мной. Проследив за взглядом Руслана замечаю кровь на бедрах и платье. В ужасе смотрю на это, а после перевожу взгляд на того, кто стоит напротив:

— Я не понимаю, — шепчу одними губами.

— В больницу, быстро, — командует Руслан водителю, садясь рядом. — Все будет хорошо, — а это уже мне. — Я тебе обещаю, слышишь? Все будет хорошо.

Его шероховатая сильная ладонь сжимает мою, которая тут же утопает в его. Мы даже сейчас не смотримся рядом. Он большой и сильный, тот, у кого есть деньги и власть, а я маленькая и беззащитная. Последнее о чем я думаю, прежде чем теряю сознание, мои родители. Я терпела все из-за них, потому что они все, что у меня осталось.

Ева

Приходила в себя я медленно и болезненно. При первой попытке открыть глаза создавалось впечатление, что голова готова разорваться. Я тут же их закрыла и застонала, во рту было сухо, хотелось пить, а еще в голове со всей ясностью пронеслись картины вчерашнего инцидента. Я четко вспомнила, как Руслан пришел за мной, как вынес из дома, усадил в машину и… кровь.

Я вспоминаю кровь на платье и бедрах.

— Пришли в себя, Ева Александровна, — до меня донесся чей-то голос откуда-то сверху. — Как самочувствие?

— Пить, — попыталась произнести я, но из губ, кажется, так ничего и не выдавила.

— Дайте пациентке воды, — командует тот же голос.

К моим губам тут же прикладывают трубочку, и я начинаю жадно глотать, но через пару секунд воду убирают. Я разочарованно стону и облизываю потресканные губы, насыщая их влагой.

— Не так много сразу, — произносит тот же голос. — Из-за сотрясения вас может подташнивать, а это нежелательно, тем более ваше положение и так предполагает тошноту.

В палате повисает молчание. Я совсем не понимаю о чем он и проваливаюсь в сон из-за жуткой головной боли и какого-то укола, который мне поставили. Следующая попытка открыть глаза оказывается куда более успешной. Голова уже не так болит, а вот во рту все та же пустыня.

— О, вы очнулись! — звонкий голос раздается слева, куда я незамедлительно поворачиваю голову.

Надо мной возвышается незнакомая мне девушка. Она мило улыбается и смотрит на меня вполне дружелюбно.

— Вы чего-то хотите? Воды, поесть, в туалет?

— Кто вы? — по слогам, медленно, но так уж получается, спрашиваю у нее.

— Ваша сиделка, — без тени раздражения, так же весело сообщает она. — Меня наняли присматривать за вами, но три дня вы спали.

Целых три дня. Интересно, что произошло после того, как я села в автомобиль к Руслану? Я ведь больше ничего не помню, что если… если мне это почудилось.

— Я хочу воды, — произношу и жду, когда ко рту поднесут трубочку.

Встать самой еще слишком трудно, хотя я пытаюсь. Сразу же начинает болеть голова, подкатывает тошнота, да и тело ослаблено, а еще сиделка быстро тараторит:

— Вы что? Вам нельзя! У вас сотрясение и… вам ни ходить, ни сидеть пока нельзя, только вот так, — она подходит ближе, нажимает на какую-то кнопку и кровать тут же приподнимается. Мне становится куда легче в полусидячем состоянии, но все же, хотелось бы знать полную картину происходящего.

— Как вас зовут? — спрашиваю у девушки, когда она дает мне воды.

— Ой, я совсем забыла. Ангелина. Геля. Меня все так зовут, ну и вам можно.

— Геля, можете позвать доктора?

— Да, конечно!

Врач приходит через полчаса. Я за это время свыкаюсь со своим положением, но хочу узнать больше: как долго мне нельзя будет вставать и, самое главное, кто оплачивает банкет, потому что лежу я явно не в государственной больнице.

— Здравствуйте, — произносит доктор, когда заходит в кабинет.

Я узнаю его голос сразу и понимаю, что в первый раз, когда я пришла в себя, говорил тоже он.

— Как себя чувствуете?

— Спасибо, намного лучше, — признаюсь. — Расскажете, что… что со мной?

— У вас сотрясение мозга, сломано левое ребро, множественные гематомы и ссадины на лице и угроза выкидыша, но не беспокойтесь, сейчас с вашим малышом все в порядке. Примерно через неделю вы сможете вставать.

Я перевожу взгляд на врача и на сиделку, смотрю на их улыбающиеся лица и пытаюсь понять смысл сказанных доктором слов.

— Вы сказали выкидыш? — спрашиваю ошарашенно. — Я, что, беременна?

— Десять недель, — произносит доктор. — Скажете, как только сможете поговорить со следователем. Вас привезли в таком состоянии, что мы не могли не передать ваш случай в полицию, да и парень, что вас доставил настаивал.

— О парне, — хриплю я. — Скажете его имя?

— Фадеев Руслан Станиславович, — доктор произносит это так, будто для него стало огромной неожиданностью то, что я не знаю имени своего спасителя.

Не померещилось!

Меня действительно привез сюда Руслан.

С моих губ срывается выдох облегчения. Не из огромной благодарности или еще чего, просто я понимаю, что в этом случае у Марка не будет никаких смягчающих факторов. Он не сможет сказать в суде, что оплатил полное мое лечение, поплакаться и уверить судью, что желает стать идеальным отцом.

— Он… знает? — спрашиваю вновь пересохшими губами.

— Простите, о чем? — интересуется доктор.

— О беременности.

Повисает неловкая пауза, врач отводит глаза, запинается, будто не зная, что сказать.

— Мы не думали, что это тайна, тем более он… он привез вас расстроенный, сказал, что ваш жених, а вас избили и…

— Он знает? — повторяю с нажимом и, получив утвердительный ответ, отворачиваюсь к окну.

— Вам нельзя вставать, — напоминает доктор, будто я слабоумная и совершенно ничего не понимаю. — И садится тоже. Гелечка будет за вами присматривать.

Я киваю, но к доктору больше не поворачиваюсь, дожидаясь, пока он уйдет. Затем прошу и Гелю оставить меня одну. Взамен он берет с меня слово слушаться врача и лежать. Я слезно обещаю именно так и поступить. Едва за девушкой закрывается дверь, я начинаю плакать. Слезы сами катятся из глаз, а я только успеваю стирать их с лица.

Я беременна.

У меня будет ребенок.

Крохотное, маленькое создание, которое уже сейчас растет у меня в животе.

Слезы текут рекой не от осознания, что я стану мамой, а потому, что ребенок от Марка. От мужчины, который едва не убил его и… меня. Все вокруг вдруг перестает существовать, мне становится ужасно страшно, я успокаиваюсь и жду, когда вернется Геля. Уже скоро, вот-вот она зайдет в палату. Мне становится жутко находиться здесь одной, я начинаю представлять, как в палату входит Марк, смеется, пошатывается и начинает меня бить.

Крик сам по себе срывается с моего рта. Я кричу имя сиделки и буквально через минуту дверь распахивается. Вначале на пороге показывается Геля, которая тут же подбегает ко мне и успокаивающе касается моих плеч, и только потом, за ее спиной я вижу Руслана. Он стоит чуть дальше, будто не решается подойти, смотрит на меня с такой болью во взгляде, что я не выдерживаю и прошу его уйти.

— Я виноват, — он не слушает и подходит ближе. — Я виноват перед тобой и пришел извиниться, — произносит он совсем близко. — Я ведь понятия не имел, что он… что ты…