Игрок увидел, что спектр излучения зловеще изменился, окрасившись предчувствием смертельной опасности, и одновременно почувствовал, как мчащиеся быстрее мысли частицы впиваются в его тело. Конус света прожег дыру на груди Игрока, и тот ничего не смог с этим поделать — невозможно думать быстрее, чем летит световой корпускул. Чувствуя боль, Игрок закричал, но никто не услышал этого крика, потому что у человека уже не было легких. За бесстрастными лицами «Кустодиев» Игрок увидел свою смерть и поражение в игре. Он попытался бороться, собирая по атомам свое распыляемое на элементарные частицы тело, но это ему не удалось. Да и кто бы мог подумать, что человек может потерять контроль над собственными атомами, обращенными в лишенное молекулярных связей облако пучком невесомых частиц?

Уже за гранью существования, когда борьба была проиграна и тело Игрока перестало существовать как единое целое, он услышал разговор «Кустодиев», чьи тела и лица от жгучего света превратились в ноздреватое подобие ржаного хлеба. Один из них сказал: «Число соискателей сократилось на единицу», на что второй ответил: «Суточный трафик по-прежнему растет», и оба они ушли сквозь стены, дематериализуясь в движении, как тающий видимый след на жидкокристаллическом мониторе. В зеркальной комнате остался лишь Игрок.

Он долго не мог понять, что с ним и почему он продолжает думать, не чувствуя своего тела, — это было неправильно, ведь игра должна была для него завершиться выходом из программы. Постепенно к нему пришли ощущения — он почувствовал холод мраморного пола и скользкую поверхность зеркальных стен, крошечные бугорки плохой полировки и пахнущие сигаретным дымом отпечатки грязных ботинок. Он чувствовал всю эту комнату, каждую мелочь, каждую микроскопическую деталь — и ничего не мог сделать, лишенный какой-либо власти над тем, что заменило ему физическую оболочку. Потом он обратил взгляд внутрь себя — и бессильный немой вопль потряс его существо.

Ибо он был рассеян по атомам комнаты, как аэрозольное напыление на стекле, как осевшее на махровое полотенце облако дисперсной пыли, как пятно цветочной пыльцы на джинсовой ткани. И проникая в глубину своей осознанной беспомощности, он видел там уверенность, вызывающую панику и отчаянный страх, что в таком состоянии ему предстоит пребывать очень долго.

Вечность.

C: \Program Files\Обычная жизнь обычного человека

\Count.one

• Wrong command: 'buy elephant'

• Try to ask: 'where is my apple?'

Ламинат на полу после влажной уборки маслянисто блестит, отражая дневной свет. Стеклянные дверцы стенных шкафов белеют косыми прямоугольниками — параллелограммами окон, Медленно и безостановочно качаются стальные шарики настольного perpetuum mobile. Их поверхность ртутно перетекает отражениями комнаты.

Я тихо стою на пороге кабинета, задержав руку на клавише выключателя. Еще полминуты, и комната оживет. А пока можно полюбоваться ее упорядоченной красотой. Ведь офис, лишенный человеческого присутствия, непривычно красив. Игра контрастов — обычно здесь все наполнено жизнью и работой, для того и предназначено это помещение. Еще полминуты. Я все равно пришел первый, как младший по рангу.

Работаю недавно — только-только закончился испытательный срок, и я уже немного освоился на новом месте. Освоился, но пока не стал полноправным членом коллектива, знающим и умеющим столько же, сколько опытные работники. Это вызывает дискомфорт в общении, когда речь касается профессиональных вопросов. Не то чтобы я не любил учиться, но постоянно чувствовать себя учеником в отношениях с людьми, которые и по возрасту меня не старше, и по личным качествам далеко не превосходят, мне не очень-то нравится.

До того, как стать программистом, я какое-то время работал администратором локальных сетей, а еще раньше у меня был период неопределенности, наступивший после окончания вуза. Я тогда барахтался в непонимании собственных потребностей. Ошеломляющие возможности, открывающиеся перед высококвалифицированным техническим специалистом, многочисленные трудности и подводные камни, поджидающие на путях трудоустройства, и собственное неусидчивое «я», мятежное, непостоянное и склонное больше к возведению воздушных замков, нежели к оперированию рациональными категориями, — все это стало причиной того, что я далеко не сразу вышел на проторенную тропу молодого инженера.

Хватит обо мне, расскажу лучше о своей конторе. Обычный офис крупной фирмы, ведущей внутренний документооборот в электронном виде и использующей корпоративную интрасеть. Несколько отделов, три этажа и почти сотня сотрудников, по компьютеру на каждого. Четыре администратора плюс еще четыре сменных инженера, которые обеспечивают функционирование всего этого хозяйства.

От любого другого офиса этот отличает только внутренний микроклимат, создавшийся из комбинации характеров работающих вместе людей. Все остальное: навесные потолки в крапинку, напоминающие посыпанную молотым перцем клетчатую скатерть, потертый ковролин на полу, местами сменяющийся линолеумом с узором «под паркет», белые короба вдоль стен, укрывающие пучки проводов, и галогенные лампы под матовыми плафонами — все то же самое можно увидеть и на Мясницкой в центре Москвы, и где-нибудь на Партизанской в Омске.

Хватит стоять — скоро придут другие работники, наполнят офис звуком шагов, разговорами, шорохом бумаги, ползущей через принтер, шелестом вентиляторов и гудением системных блоков. Скоро начнется очередной рабочий день, загружающий тебя ворохом сиюминутных задач, обязательными чаепитиями в компании коллег и необязательным, но почти неизбежным общением в столовой. Круговерть мелких поручений, срочных «запарок» и бессодержательных разговоров.

Иногда мне кажется, что все это придумано для людей, которые не умеют тратить время и нуждаются в том, чтобы кто-нибудь спланировал их скудные будни. Я знаю таких, кто умирает от скуки, когда вынужден сидеть дома во время смены работы. Как будто не существует книг, которые можно читать запоем, многосерийных мультиков, всепоглощающих компьютерных игр, шахматных партий с соседом по лестничной клетке, онлайновых учебников для любителей самосовершенствоваться, немотивированных прогулок по заснеженным скверам и сочинения стихов в пустом вагоне полночного трамвая, игры в гляделки с животными в зоопарке и бесконечных бесед с ценителями искусства на Арбате.

Щелкнув выключателем, я сажусь за свое рабочее место. Набор канцелярских принадлежностей в стакане из черной пластмассы, стопка прозрачных папок с распечатками документов, беспорядочно разбросанные компакт-диски и аккуратно сложенные в горку служебные инструкции и руководства. Среди всего этого хлама только одно мне по-настоящему дорого — крохотные песочные часы, спрятанные в пирамидку из плексигласа. Подарок друга, ценный теми воспоминаниями, которые он привязал к себе, закинув якорь ассоциации в мою память. Не чета всяким безделушкам, наклейкам, игрушечным собачкам и гусеницам на липучках, которыми многие украшают свои столы и дисплеи и которые легко забываются при переезде в другой офис.

Почти бесшумно включается системный блок компьютера, лишь вначале слегка пожужжав. Вспыхивает оживший бегущими строчками тестовых процедур монитор — тонкая чуть вогнутая пластинка, на изящном кронштейне прикрепленная к столу. Все-таки компьютеры у нас уже не то что пару лет назад — развитие информационных технологий не позволяет ни на мгновение расслабиться производителям оборудования. Вычислительные мощности моей персональной машинки поражают воображение — все эти гигагерцы, терабайты, микросекунды и нанометры, атрибуты и производные высоких технологий, воплощенная мечта любого компьютерщика, изготовились к моим услугам по одному мановению пальца.

В прозрачной стойке из цветного пластика серебрятся корпуса дисковых накопителей, чередой обтекаемых капсул прилепились сбоку ячейки флэш-памяти, а где-то в чреве вычислительного гиганта притаился кристалл «Квантум-Ультра» — прототип квантового микропроцессора. Если уж такие компьютеры стоят на столах у рядовых сотрудников фирмы, значит, в качестве сервера используется совершенно непредставимый монстр.