Мирослав обернулся к Шелесту. Тот улыбался, понимающе кивая головой.

— Ты молодец, — сказал он. — Лучше, чем я думал.

— Что теперь? — спросил Мирослав.

— Теперь отдыхай, — ласково сказал Шелест и протянул руку, коснувшись виска Мирослава...

...И спрятал в карман небольшой металлический диск нейкона, который отлепил от кружка побелевшей кожи на голове Мирослава. Тот неловко поежился, оглядывая салон машины, — в темноте светились лишь кислотно-зеленые капли индикаторов на приборной панели. Где-то на грани сознания мелькнули и растворились картонные манекены усатого оперативника и произносящего пафосные речи майора.

— Я что, спал? — спросил Мирослав. — Мы уже приехали?

— Да. Будь другом, возьми ключи и открой квартиру. И приготовь чего-нибудь поесть. Я поставлю машину в гараж.

— Ладно, — Мирослав собрался вылезти из салона, но Шелест его придержал за локоть.

— Вот, возьми мобильник. Он включен, на связи Кэти. Безголосовой режим передачи данных. Нажмешь эту кнопку, если будет необходимо послать ей сигнал о том, что мы в опасности.

— Сигнал?

— Да. Когда я скажу тебе: «Кэти», тогда и дави На кнопку. Понял?

— Понял, что тут не понять. Ну, я пошел?

— Давай.

Мирослав вылез из «десятки» и подошел к подъезду. Лифт вынес его на шестой этаж безмолвного здания. Мирослав открыл дверь и с минуту постоял на пороге, слушая тишину, царившую в доме. Затем вошел.

И в темноте за порогом его ударили по затылку.

D: \Temp\Осколки миров

\Shadow.jack

• Open file 'shadow'

• File not found. Searching in shadow'

• Shadow not found. Searching for light'

• Light not found. Turn off your sun device and restart

Шелест исчез, ушел в пол прозрачным листком, опавшим с кленовой ветки, и провалился сквозь труху искрошившихся досок и комки сухой глины виртуальным миражом. А Странник остался в мире, который был для него так же реален, как для Мирослава — мир Иллюзиона, служившего предбанником Омнисенса. Человек вдохнул пыльный воздух, громко чихнул и вышел наружу, выбив ногой трухлявые доски из стены сарая.

Вокруг простирался пустырь, заваленный мусором и грудами обломков, оставшихся от деревянных развалюх. По краям пустыря вставали громады небоскребов, подернутые туманной дымкой; едва Странник шагнул к ним, как они покосились и исчезли в навалившемся кисельном тумане. Странник пожал плечами и пошел по пустырю, засунув руки в карманы пальто, оказавшегося вполне подходящей одеждой для осенней погоды.

Изжелта-серое, в накипи облаков небо моросило мелким дождем, превращая землю под ногами в раскисшую грязь. Странник выбирал места, усыпанные щебнем, петляя между грудами строительного мусора и ямами, заваленными отходами и шлаком. Снег повалил хлопьями, и Странник поплотнее запахнул пальто, втянув голову в плечи. Грязь начала было покрываться белой присыпкой, но снежные хлопья таяли, растворяясь в серой глинистой каше, как упавший в лужицу воды кусок сахара постепенно оседает и рассыпается, пропитавшись разрушительной влагой. Странник вышел снова к сараю и остановился.

Серые некрашеные доски, провалившаяся крыша, обвисшая лоскутами рубероида, дверь без петель, бесхитростно прислоненная к косяку. Странник постоял возле сарая, гадая, откуда тот взялся посреди пустыря, и повернулся, чтобы уйти вновь, на этот раз в новом направлении.

Небо посветлело, перекрасившись в бледно-молочный цвет, припорошенные снегом мусорные ямы уступили место сложенным штабелями бревнам и каменным блокам, пальто на плечах у Странника как-то незаметно превратилось в куртку. Продолжая отталкиваться подошвами ботинок от послушно уходившей назад земли, Странник индифферентно наблюдал эти изменения. Он уже уловил, что смысл происходящего заключается в том, чтобы двигаться, и что движение приводит в действие скрытый механизм трансформации реальности.

Небо приобрело наконец свой законный голубой цвет, равномерно распределенный в озерцах стоячей воды меж белесыми тряпичными облаками. Грязь высохла и застыла твердой коркой, сквозь которую полезли, как щетина через поры кожи, зеленые ростки травы. Вместо куртки с ватиновой подкладкой на Страннике была теперь легкая ветровка. А впереди возникло какое-то здание.

Это был не уже знакомый сарай, а горбатый, с покатыми боками из гофрированной стали, ангар. Высокая дверь была неплотно прикрыта, позволяя заглянуть внутрь, но что-либо разглядеть Страннику не удалось. Возле входа стояла железная бочка с эмблемой утилизатора — зеленый треугольник из перевитой ленты со стрелками. Рядом с эмблемой были нацарапаны надписи: «Все движется по кругу» и «Жизнь — это движение».

— Сублимированная мудрость тысячелетней эволюции человечества, — задумчиво резюмировал Странник.

Он вошел в ангар, на дверях которого висела пожелтевшая табличка: «Пансионат Янтарный Двор. Спортзал».

Света было мало, так мало, что Странник остановился, вытянув руки, и завертел головой в поисках хоть каких-то отголосков световых волн, которые могли бы помочь определить внутреннее устройство помещения. Очень постепенно впереди прорисовалась некая тень, более плотная, чем окружающий Странника серый сумрак, и чуть озаренная каким-то свечением на границе ультрафиолета. Странник двинулся в том направлении.

И пройдя десяток шагов, оказался в ярко освещенном пространстве, где количество люксов на сетчатке глаза явно превышало допустимую величину восприятия человеческого зрения. Зажмурившись, Странник осторожно приоткрыл один глаз и сквозь слезы разглядел кружок желтого песка и лежащую неподалеку груду ржавого металлолома. После этого он открыл второй глаз и долго смотрел себе под ноги (свет исходил сверху), разглядывая выбеленную пыль мелких песчинок, сквозь которую проглядывали небольшие камешки и кусочки гальки. Когда глаза привыкли к свету, Странник осмотрелся.

Пространство вокруг него было комнатой с миражами на стенах и стереоплоскостью вместо неба; если не знать, что это всего лишь ячейка во внутреннем пространстве ангара, то можно было принять за подлинную реальность мощную лампу, так похожую на безжалостное солнце пустыни, и убегающие вдаль барханы, дрожащие в восходящих потоках воздуха. Странник напряг зрение, пытаясь проникнуть взором за удивительную поляризующую преграду, не дававшую свету проникнуть за пределы этого мини-континуума и в то же время позволяющую создать голограммную проекцию бесконечных просторов. Ни малейшего подвоха, кроме протестов собственного сознания, он не обнаружил. Тогда Странник вытянул руку, стоя перед воображаемой преградой.

Начиная от плеча его рука принялась таять в воздухе, как отражение на поверхности воды, порушенное рябью, а затем расплываться струйками дыма, похожими на табачные кольца; какое-то время были видны прозрачные, как внутренности медузы, контуры, потом и они растворились. Странник отошел на пару шагов от невидимой преграды и посмотрел на свою руку. Рука отсутствовала в видимом диапазоне, и он не чувствовал конечности: она просто исчезла.

— Даже не пытайся этого делать, — раздался скрипучий, как несмазанные дверные петли, голос. — Отсюда нельзя уйти.

Тогда Странник обратился к груде металлолома, которая все это время присутствовала как объект неживой и неподвижный. Железные, покрытые рыжим мхом ржавчины ноги-ходули и руки-костыли соединялись кривозубыми шестеренками, заменявшими суставы, с грудной клеткой, напоминавшей решетку радиатора, и цилиндрическим тазом, выполненным в форме прохудившейся кастрюли. Скрежещущее, проржавевшее существо, какой-то андроид, побывавший в коррозийном растворе, неловко заворочалось, громыхая всеми своими сочленениями, и приняло позу, более удобную для разговора.

Ибо оно разговаривало, как человек, при этом слюдяные кружочки цветных стекляшек, заменявших глаза, поворачивались в сторону собеседника, а железная челюсть, прикрепленная к похожей на помесь жестяного чайника с чугунным утюгом голове, карикатурно двигалась и пристукивала.