К полуночи движение мимо мастерской Миляги почти стихло. Все те, кто в эту ночь отправлялся на вечеринку, уже прибыли по месту назначения и углубились в пьянство, спор или соблазнение, твердо решив добиться в наступающем году всего того, в чем им отказал год минувший. Скрестив ноги и радуясь своему одиночеству, Миляга сидел на полу, зажав между ног бутылку бурбона. Вокруг него к различным предметам обстановки были прислонены холсты. Большинство из них были пусты, но это соответствовало его настроению. Таким же пустым было и его будущее.

Он восседал в этом кольце пустоты уже в течение двух часов, время от времени отхлебывая из бутылки, и в настоящий момент его мочевой пузырь настоятельно требовал опорожнения. Он поднялся и пошел в туалет, довольствуясь отблесками света из гостиной, лишь бы не встречаться со своим отражением. Когда он стряхнул последние капли мочи в унитаз, свет погас. Он застегнул молнию и отправился обратно в мастерскую. Дождь хлестал в окно, но с улицы проникало достаточно света, чтобы он мог увидеть, что дверь, выходившая на лестничную площадку, была приоткрыта.

– Кто там? – сказал он.

Комната ответила ему мертвым молчанием, но затем он уловил чей-то силуэт на фоне окна, и холодный запах горелого ударил ему в ноздри. Тварь, которая издавала свист! Господи, она нашла его!

Страх побудил его к действию. Он обрел способность двигаться и ринулся к двери. Он бы выбежал на лестницу и бросился вниз, если бы не собака, послушно ожидавшая хозяина за дверью. При виде его она завиляла хвостом от удовольствия, и он приостановил свое бегство. Тварь, издававшая свист, едва ли любила собак. Так кто же вторгся в его мастерскую? Обернувшись назад, он нащупал выключатель и уже готов был щелкнуть им, когда безошибочно узнаваемый голос Пай-о-па произнес:

– Пожалуйста, не надо. Я предпочитаю темноту.

Палец Миляги оторвался от выключателя, и сердце его забилось быстрее, но уже по другой причине.

– Пай? Это ты?

– Да, это я, – раздалось в ответ. – От одного твоего друга я слышал, что ты хочешь меня видеть.

– Я думал, ты мертв.

– Я был вместе с мертвыми. С Терезой и детьми.

– О, Господи.

– Ты тоже кого-то потерял, – сказал Пай-о-па.

Теперь Миляга понял, как мудро было говорить об этом во мраке. Темнота – самая подходящая обстановка для разговора о могилах и о невинных душах, которые стали их добычей.

– Некоторое время я провел вместе с духами моих детей. Твой друг нашел меня и сказал, что ты снова хочешь меня видеть. Это удивляет меня, Миляга.

– Не больше, чем меня удивляет твой разговор с Тэйлором, – ответил Миляга, хотя после их разговора вряд ли стоило этому удивляться. – Он счастлив? – спросил он, зная, что его вопрос может показаться банальным, но желая обрести успокоение и уверенность.

– Ни один дух не может быть счастлив, – ответил Пай. – Никто из них не может обрести успокоение. Ни в этом Доминионе, ни в любом другом. Они осаждают двери в надежде на то, что путь откроется, но им некуда идти.

– Почему?

– Этот вопрос задают уже на протяжении многих поколений, Миляга. И ответа на него нет. Когда я был ребенком, мне говорили, что до того, как Незримый пришел в Первый Доминион, там было место, в которое принимались все духи. В те времена мой народ жил там и присматривал за этим местом, но Незримый изгнал оттуда и мой народ, и духов.

– Стало быть, теперь духам некуда податься?

– Совершенно верно. Число их растет, а вместе с ним – и их скорбь.

Он подумал о Тэйлоре, который на своем смертном ложе мечтал об освобождении, о последнем полете в Абсолют. Вместо этого, если верить Паю, его дух оказался в стране потерянных душ, которым отказано и в плоти, и в воскресении. Какой смысл разгадывать тайны, если в конце кондов всех ожидает лимб?

– Кто такой Незримый? – спросил Миляга.

– Хапексамендиос, Господь Бог Имаджики.

– Он также является и Богом этого мира?

– Когда-то он был им. Но потом он покинул Пятый Доминион и прошел сквозь другие миры, повергая в прах их божества, пока не достиг Страны Духов. Тогда он окутал покровом этот Доминион...

– И превратился в Незримого.

– Так меня учили.

Скупость и простота рассказа Пай-о-па делали его правдоподобным, но, несмотря на всю свою элегантность, он оставался сказкой о богах и других мирах, несоизмеримо далекой от этой темной комнаты и от стекающих вниз по стеклу холодных капель дождя.

– Как я могу убедиться в том, что все это правда? – спросил Миляга.

– Не убедишься, пока не увидишь этого своими собственными глазами, – ответил Пай-о-па. Голос его звучал едва ли не сладострастно. Он говорил, как соблазнитель.

– А как мне это сделать?

– Ты должен спрашивать меня о конкретных вещах, а я попытаюсь тебе ответить. Я не могу отвечать на расплывчатые вопросы.

– Хорошо, ответь на такой вопрос: можешь ли ты взять меня с собой в Доминионы?

– Это мне под силу.

– Я хотел бы пройти маршрутом Хапексамендиоса. Мы можем это сделать?

– Попытаемся.

– Я хочу увидеть Незримого, Пай-о-па. Я хочу узнать, почему Тэйлор и твои дети находятся в Чистилище. Я хочу понять, почему они страдают.

В его последних словах не прозвучало никакого вопроса, стало быть, и ответа не последовало, кроме разве что участившегося дыхания собеседника.

– Мы можем отправиться в путь прямо сейчас? – спросил Миляга.

– Если ты этого хочешь.

– Именно этого я и хочу, Пай-о-па. Докажи, что ты говорил правду, или оставь меня навсегда.

Без восемнадцати минут двенадцать Юдит села в машину, чтобы отправиться к дому Миляги. На дорогах никого не было, и несколько раз ею овладевало искушение проскочить на красный свет, но в эту ночь полиция бывала особенно бдительна, и малейшее нарушение могло вывести ее из засады. Хотя в крови у нее и не было алкоголя, организм ее наверняка подвергся чуждым воздействиям, и поэтому она вела машину так же осторожно, как и в полдень. Ей потребовалось целых пятнадцать минут, чтобы добраться до мастерской. Достигнув цели своего путешествия, она обнаружила, что окна верхнего этажа не освещены. Ей пришло в голову, что, возможно, Миляга решил утопить свои скорби в ночной светской жизни. А может быть, он уже крепко спит? Если справедливо второе, то принесенные ею новости вполне заслуживают того, чтобы разбудить его.

– Прежде чем мы отправимся, ты должен понять несколько очень важных вещей, – сказал Пай-о-па, привязав ремнем правую руку Миляги к своему левому запястью. – Путешествие не будет легким, Миляга. Этот Доминион, Пятый, не примирен с остальными, что означает, что путешествие в другие четыре Доминиона сопряжено с определенным риском. Это тебе не мост перейти. Чтобы попасть туда, нужна значительная сила. А если что-нибудь пойдет не так, последствия будут ужасными.

– Скажи мне самое худшее.

– Между Примиренными Доминионами и Пятым находится пространство, называемое Ин Ово. Это эфир, в котором заточены существа, рискнувшие покинуть свои миры. Некоторые из них безвредны. Они попали туда случайно. Но некоторые оказались там по приговору. Встреча с ними смертельна. Я надеюсь, мы минуем Ин Ово, прежде чем хотя бы одна из этих тварей успеет заметить нас. Но если мы окажемся порознь...

– Все ясно. Затяни-ка ремень покрепче, а то петля может ослабнуть.

Пай принялся за выполнение задания, и Миляга наугад пытался помочь ему в темноте.

– Ну, предположим, мы прорвались сквозь Ин Ово, – сказал Миляга. – Что там, на другой стороне?

– Четвертый Доминион, – ответил Пай. – Если я правильно выбрал курс, мы окажемся неподалеку от города Паташока.

– А если неправильно?

– Кто знает? В море. В болоте.

– Херово.

– Не беспокойся. У меня хорошая ориентировка в пространстве. И между нами – мощное энергетическое поле. Сам бы я не справился, но вдвоем...