Пай и Миляга обернулись, чтобы встретиться лицом к лицу с потрепанным бородатым индивидуумом, одетым в нечто такое, что, обладая определенным великодушием, можно было бы назвать шутовским костюмом, хотя менее великодушный человек скорее всего назвал бы это лохмотьями. Человек стоял на одной ноге, соскребая палкой прилипшее к пятке дерьмо.
– Меня всегда тянет блевать, когда я сталкиваюсь с лицемерием, Хаммеръок, – сказал он, и лицо его превратилось в лабиринт коварных ловушек. – Вы так печетесь о том, чтобы на наших улицах не было нежелательных незнакомцев, и в то же время ничего не можете поделать с собачьим дерьмом.
– Это не твоего ума дело, Тик Ро, – сказал Хаммеръок.
– Вот тут ты не прав. Это мои друзья, а вы оскорбили их своими грязными подозрениями.
– Друзья, гвариш? – пробормотала Верховная Жрица.
– Да, мадам. Друзья. Кое-кто из нас еще чувствует разницу между простым разговором и обвинительным заключением. У меня есть друзья, с которыми я разговариваю и обмениваюсь мыслями. Мыслями – помните такое слово? Именно они и придают моей жизни смысл.
Хаммеръок не мог скрыть неудовольствия, которое вызвало у него подобное обращение с его госпожой, но кем бы ни был Тик Ро, он, очевидно, обладал достаточной властью, чтобы сделать дальнейшие возражения бессмысленными.
– Драгоценные мои, – сказал он, обращаясь к Миляге и Паю. – Не направиться ли нам ко мне домой?
В качестве прощального жеста он высоко подбросил палку в направлении Хаммеръока. Она упала в грязь у него между ног.
– Займись уборкой, Лоитус, – сказал Тик Ро. – Мы же не хотим, чтобы Автарх поскользнулся на куче дерьма, ведь правда?
После этого две группы последовали в разных направлениях. Тик Ро повел Пая и Милягу за собой вдоль по лабиринту.
– Мы хотим поблагодарить вас, – сказал Миляга.
– За что? – спросил Тик Ро, нацеливаясь дать пинок козлу, который преграждал ему дорогу.
– За то, что вы спасли нас от беды, – ответил Миляга. – Теперь мы пойдем своим путем.
– Но вы должны пойти со мной, – сказал Тик Ро.
– В этом нет необходимости.
– Нет необходимости? Насколько я понимаю, такая необходимость есть, и самая насущная, – сказал он, обращаясь к Паю. – Так есть необходимость или нет?
– Безусловно, ваше знание местной жизни окажет нам большую пользу, – сказал Пай. – Оба мы чувствуем себя здесь чужаками. – Мистиф говорил в странной высокопарной манере, словно ему хотелось сказать больше, но он не мог этого себе позволить. – Нас необходимо перевоспитать.
– Да ну? – сказал Тик Ро. – Ты это серьезно?
– Кто такой этот Автарх? – сказал Миляга.
– Из Изорддеррекса он управляет Примиренными Доминионами. Он – верховная власть во всей Имаджике.
– И он приезжает сюда.
– Так утверждают слухи. Он теряет свой контроль над Четвертым Доминионом и знает об этом. Так что он решил посетить нас лично. Это обставлено как официальный визит в Паташоку, но именно там и зреют семена недовольства.
– А вы уверены в том, что он приедет? – спросил Пай.
– Если он не приедет, то вся Имаджика будет знать, что он боится высунуть свою рожу. Правда, это ведь всегда было для него способом произвести впечатление. Все эти годы он правил Доминионами, и ни один из его подданных не знал по-настоящему, как он выглядит. Но теперь чары поизносились. Если он хочет избежать революции, ему придется доказать свою богоизбранность.
– А тебя не обвинят за то, что ты сказал Хаммеръоку, будто мы твои друзья? – спросил Миляга.
– Возможно, но мне предъявляли и более серьезные обвинения. Кроме того, это было почти правдой. Любой незнакомец здесь является моим другом. – Он бросил взгляд на Пая. – И даже мистиф, – сказал он. – В людях, которые копошатся в этой навозной куче, нет никакой поэзии. Я знаю, что мне надо бы относиться к ним с большим сочувствием. Большинство из них – беженцы. Они потеряли свои земли, свои дома, своих соотечественников. Но они так озабочены своими мелкими горестями, что не видят более широкой перспективы.
– И что же это за перспектива? – спросил Миляга.
– Я думаю, лучше обсудить это за закрытыми дверьми, – сказал Тик Ро и не произнес больше ни слова на эту тему до тех пор, пока они не оказались в безопасности внутри его хижины.
Хижина его была спартанской до крайности. Постеленные на доске одеяла служили кроватью, другая доска служила столом, несколько побитых молью подушек выполняли роль сидений.
– Вот до чего меня довели, – сказал Тик Ро Паю, словно мистиф понимал, а возможно, и разделял владевшее им чувство унижения. – Если бы я уехал отсюда, все могло бы быть иначе. Но, разумеется, я не мог этого сделать.
– Почему? – спросил Миляга.
Тик Ро недоуменно посмотрел на него, потом бросил взгляд на Пая и вновь вернулся к нему.
– Я думал, это не нуждается в пояснениях, – сказал он. – Сижу в засаде. И буду здесь до тех пор, пока не наступят лучшие дни.
– А когда они наступят? – осведомился Миляга.
– Когда рак на горе свистнет, – ответил Тик Ро, и в голосе его зазвучала определенная горечь. – Даже если это произойдет завтра, все равно это покажется для меня целой вечностью. Эта собачья жизнь – не для такого великого заклинателя, как я. Вы только оглянитесь вокруг! – Он обвел глазами комнату. – И позвольте мне вам заметить, что это еще верх роскоши, по сравнению с некоторыми лачугами, которые я мог бы вам показать. Люди живут в своем собственном дерьме и роются в нем, в поисках чего бы пожрать. И все это под боком у одного из богатейших городов Доминионов. Это просто гнусность. У меня-то по крайней мере хоть в животе ветер не гуляет. Да и уважают меня. Они знают, что я могу вызывать духов, и держатся от меня подальше. Даже Хаммеръок. Он ненавидит меня от всего сердца, но он никогда не осмелится натравить на меня Нуллианака, потому что, если ему не удастся меня убить, я сумею отомстить ему. И сделаю это с превеликой радостью. Жалкий надутый пидор.
– Тебе просто надо уйти отсюда, – сказал Миляга. – Уйти и поселиться в Паташоке.
– Прошу тебя, – сказал Тик Ро со смутной болью в голосе. – Неужели мы должны продолжать играть в эти игры? Разве я не доказал, что я свой? Я ведь спас вам жизнь.
– И мы благодарны тебе за это, – сказал Миляга.
– Не нужна мне ваша благодарность, – сказал Тик Ро.
– Что же тогда тебе нужно? Деньги?
В ответ на это Тик Ро встал с подушки. Лицо его покраснело, но не от смущения, а от ярости.
– Я этого не заслужил, – сказал он.
– Чего этого? – сказал Миляга.
– Я жил все это время в дерьме, – сказал Тик Ро, – но черт меня побери, если я стану его есть! Ну хорошо, я, конечно, не самый великий Маэстро. Хотелось бы мне им быть! Хотелось бы мне, чтобы Утер Маски до сих пор был бы жив и прождал бы все эти годы вместо меня. Но его уже нет на свете, а я – единственный, кто остался. Если я вам не нравлюсь, можете убираться.
Это словоизвержение совершенно обескуражило Милягу. Он бросил взгляд на Пая в ожидании какого-нибудь совета, но мистиф опустил голову.
– Может, мы лучше пойдем? – сказал Миляга.
– Да! Может, так вы и поступите? – завопил Тик Ро. – Идите на хер отсюда! Может быть, вы отыщете могилу Маски и воскресите его. Он там, на холме. Я похоронил его вот этими руками! – Голос его уже срывался на визг. В нем слышалась не только ярость, но и скорбь. – Можете выкопать его!
Миляга стал подниматься на ноги, чувствуя, что любая попытка что-то сказать только подтолкнет Тика Ро к новому взрыву или к обмороку. Ни то, ни другое зрелище не вызывало у Миляги особого желания стать его свидетелем. Но мистиф подался вперед и схватил Милягу за руку.
– Подожди, – сказал Пай.
– По-моему, он хочет, чтобы мы ушли, – сказал Миляга.
– Позволь мне поговорить с Тиком пару секунд.
Заклинатель в бешенстве уставился на мистифа.
– У меня неподходящее настроение для соблазнения, – предупредил он.