Идти на компромисс Эдуард не желал. Годвин попытался наладить отношения, но король ответил, что эрл сможет получить мир и прощение, когда вернет живым и здоровым Альфреда{60}. Раны 1036 года еще не затянулись. Эдуард не хотел примирения, он хотел уничтожить Годвинов. Поняв, что игра окончена, эрл бежал во Фландрию с тремя сыновьями (Гиртом, Свеном и Тостигом), в то время как двое других (Гарольд и Леофвин) направились на запад, в Ирландию. Такое разделение сил говорит о намерении вернуться. Выбор направлений имеет здесь большое значение. В Ирландии Гарольд и Леофвин обратились к Диармайту мак Маэлу-на-м-Бо из Лейнстера, самому могущественному правителю на острове, который недавно захватил стратегически важный порт Дублин. Сам Годвин заручился поддержкой одной из великих морских держав Северной Франции – Фландрии. Во время пребывания там (если не раньше) сын эрла Тостиг женился на Юдифи[9], сводной сестре фландрского графа Бодуэна V.
Эдуард воспользовался отсутствием Годвина: объявив эрла и его сыновей вне закона, он занялся раздачей их земель и титулов. Среди тех, кто оказался в выигрыше, были Одда из Дирхерста, который стал эрлом в Уэст-Кантри – регионе, ранее находившемся под властью Годвина; Ральф Мантский, получивший земли Свена в Уэст-Мидлендсе; и Эльфгар, сын эрла Леофрика, которому отдали владения Гарольда в Восточной Англии. Эдиту король отправил в женский монастырь – Уилтонский или (что более вероятно) Уэруэллский (оба этих аббатства имели тесные связи с королевской семьей){61}. Вероятно, Эдуард обдумывал расторжение брака – за это выступал архиепископ Роберт, его новая правая рука. Развод с женами, которые не смогли родить сыновей, – обычное дело для средневековых монархов (Генрих VIII не был здесь новатором). Действия Эдуарда мало чем отличались от действий его старшего французского «коллеги» Роберта Благочестивого, который в попытках заполучить наследника сменил трех жен (и в конечном итоге достиг цели). Надежды на рождение наследника явно еще не умерли, так что все обещания герцогу Вильгельму нужно было считать предварительными.
Однако жизнь перечеркнула планы короля. Весной 1052 года мятежный эрл и его сыновья вернулись. Гарольд и Леофвин напали на юго-западе, а Годвин с основными силами высадился на юго-востоке. Местные жители, которые годом ранее оказали сопротивление Евстахию, снова поднялись, чтобы поддержать своего бывшего эрла. К сентябрю Годвины были готовы двинуться на Лондон. На этот раз Леофрик и Сивард не присоединились к королю. Они мало что выигрывали от возвращения Годвина, но опасались растущего влияния нормандской партии. Теперь, в отличие от прошлого года, смириться пришлось Эдуарду. Было решено, что Годвин и его люди получат полное прощение – при условии, что эрл публично повинится и присягнет королю на верность. Всем было ясно, что таким образом Эдуард просто сохранял лицо, а реальную победу одержал Годвин. Нескольких нормандцев удалили от двора, Роберт бежал, спасая свою жизнь: в Кентербери его заменил Стиганд, епископ Уинчестера, – сторонник Годвина. Назначение Стиганда противоречило каноническому (то есть церковному) праву[10], но Годвина это мало заботило. Перед Эдуардом теперь стоял вопрос: как выйти из ситуации с наименьшими потерями? Он проиграл, и ему лишь оставалось надеяться, что удастся сохранить лицо.
Это соперничество приобрело ярко выраженную этническую окраску. Источники, близкие к Годвину, играя на враждебном отношении к переселенцам, подчеркивали «инородность» нормандцев Эдуарда, которых в народе называли «французами». Во всем этом явно присутствовала софистика. Сам Годвин принадлежал к хорошей английской семье (он происходил из Суссекса), но его жена была датчанкой, а сыновья – наполовину датчанами, да и многие из его ближайших соратников тоже были скандинавами. Однако реакция на возвращение Годвина показывает, что ксенофобская риторика не стала от этого менее эффективной. Англо-датская элита, возможно, возникла недавно, но закрепилась она надежнее, чем нормандские пришельцы. Здесь действия Эдуарда расходятся с методами Кнуда. Датчанин пришел в Англию с армией, способной навязывать его волю; он без особых проблем мог передавать власть и полномочия датским владетелям. Исповедник появился без армии и прилагал немалые усилия, чтобы продвинуть своих нормандских соратников. Местные аристократы с опаской наблюдали, как нормандцев при дворе становится все больше. Леофрик и Сивард не относились к поклонникам Годвинов, но они также мало что выигрывали от выдвижения таких людей, как Роберт и Ральф.
Легко изображать последние годы жизни Эдуарда как застой, а затем и упадок. В каком-то смысле это справедливо. После поражения в 1052 году король не особо раскачивал лодку. Он снова сделал Эдиту своей женой (и королевой), возвратил владения Годвину и его сыновьям, оставил Стиганда на архиепископском месте в Кентербери. Однако было бы неверно списывать стареющего Эдуарда со счетов. Он продолжал сохранять при дворе баланс сил, используя при необходимости мерсийских и нортумбрийских эрлов в качестве противовеса Годвинам{62}. И пусть он перестал проявлять показную благосклонность к своим соратникам-нормандцам, Ральф и другие оставались на своих местах, продолжая добавлять континентальный колорит в жизнь английских аристократов. Возможно, именно в эти годы в Оксфорде, во владениях Ральфа, появилась характерная каменная башня – своего рода протозамок{63}. Также франкоязычное влияние усиливалось внутри церкви. Нормандские назначенцы стали теперь редкостью, зато наблюдался приток епископов из франкоязычных областей, расположенных между Маасом и Рейном, – из Лотарингии{64}. Более мелкие французские и нормандские магнаты также продолжали играть определенную роль на местном уровне – как в пределах сферы влияния Ральфа, так и вне ее{65}. Но главное – Эдуард продолжал искать решение проблемы престолонаследия. О повторном браке теперь не могло быть и речи; неактуальным стало и приглашение Вильгельма. Годвин и его сыновья явно стремились к трону, но Эдуард делал все возможное, чтобы помешать им. Пусть Годвины оставались «делателями королей», но они не должны были стать королями – по крайней мере, пока Эдуард мог воспрепятствовать этому.
В этой ситуации он решил вспомнить о последней оставшейся ветви своей семьи – о племяннике Эдуарде Изгнаннике, который был сыном Эдмунда Железнобокого – умершего в 1016 году старшего единокровного брата Исповедника. Не имея нормандских связей своего дяди, младший Эдуард после вторжения Кнуда отправился в изгнание – ему тогда не было и года. В конце концов он добрался до недавно христианизированного венгерского королевства. По дороге побывал в Киевской Руси и либо там, либо при венгерском дворе женился на женщине по имени Агата. Ее происхождение до сих пор остается загадкой, однако она, очевидно, обладала высоким статусом и была связана с немецким или венгерским королевским домом (возможно, с обоими, а также, может быть, с великим князем Киевским). Эдуард Изгнанник выглядел удачной кандидатурой для решения проблем английского короля. Он был как минимум на 10 лет моложе Исповедника, так что у него имелись все шансы заполучить наследника естественным путем. Более того, у Эдуарда была знатная жена, которая родила ему сына – Эдгара Этелинга (слово «этелинг» на древнеанглийском означало потомка короля, имеющего право на трон).
Чтобы вернуть изгнанного Эдуарда, потребовалось немало времени. В 1054 году король отправил на его поиски епископа Элдреда, но только в 1057 году Изгнанник с сыном прибыли в Англию. Однако если Исповедник думал, что наконец решил проблему престолонаследия, то он глубоко ошибался. Едва ступив на английскую землю, Эдуард скончался – еще до встречи с королем[11]. Традиционно считается, что именно в тот момент Исповедник смирился с неизбежным: его наследником станет Гарольд, сын и преемник Годвина как эрла Уэссекса и главы династии. Но главным подтверждением этому служит появившийся позднее труд «Жизнь Эдуарда», созданный по заказу Эдиты, сестры Гарольда. Его автор оценивает ситуацию задним числом, уже располагая знаниями о более позднем правлении Гарольда. Кроме того, на самом деле там не говорится, что Эдуард назначил Гарольда своим наследником; там написано лишь, что он доверил ему свое королевство на смертном одре (а это может подразумевать регентство){66}.
