После потрясений конца 1130-х годов отношения между Англией и Шотландией на следующий десяток лет стабилизировались. Давид и Генрих продолжали по возможности поддерживать притязания Матильды на английский престол, однако в центре внимания враждующих группировок Стефана и Матильды находился юг страны, и шотландский двор избежал самых тяжелых последствий Анархии. Более долгосрочные последствия имел продолжавшийся приток англо-нормандских аристократов. Многие из них прибыли из Северной Англии, то есть с территорий, с которыми шотландские монархи и их знать поддерживали регулярные контакты. Именно от таких переселенцев произошли Баллиолы и Брюсы. Однако не все пришли с севера. Много людей было родом из Хантингдона, южного графства короля Давида, и его окрестностей. Гораздо менее очевидной выглядит связь между Шотландией и Уэст-Кантри – регионом, по неясным причинам ставшим третьей крупной областью, аристократы которой стремились обосноваться в Шотландии. В большинстве таких случаев нормандцы продолжали владеть землями к югу от границы, а зачастую и землями в Нормандии. И хотя вскоре роды начали пускать корни, важность этих связей не следует недооценивать{316}.
В связи с этим много сказано о «революции Давида» в шотландской политике. Импортируя нормандскую знать и нормандские знания, Давид I, как считается, пинками и криками затащил отсталое шотландское королевство в XII век. Давид и его нормандцы, безусловно, стояли в начале этого процесса, однако куда более важную роль в нем предстояло сыграть невестке и внукам Давида, не говоря уже о шотландских аристократах. Со своей стороны, Давид стал жертвой собственной успешности. Его долголетие привело к тому, что он на год пережил единственного сына. Он уже назначал Генриха наследником по франко-нормандскому образцу, а когда Генрих умер, сделал то же самое с юным Малькольмом, старшим сыном Генриха. И когда в 1153 году Давид мирно скончался, трон сразу перешел к его двенадцатилетнему внуку.
Воцарение ребенка всегда было определенным испытанием для средневекового королевства. Оно вело к вакууму власти на вершине политической иерархии, и успех правления юного монарха зависел от способности его друзей и соратников удержать государственный корабль, а также от готовности сильных людей страны поддержать их. Тот факт, что королевство Шотландия сумело пережить правление мальчика, говорит о надежности основ, заложенных Давидом, а также о политическом уме опекунов Малькольма, прежде всего его матери Ады де Варенн.
Заметность Ады в эти годы требует объяснения. Королева-мать часто играла определенную роль в средневековых регентствах, ведь она представляла собой наиболее естественную связь с предыдущим правлением. Тем не менее нельзя считать, что такая деятельность подразумевалась сама собой. Когда в конце 1216 года умер король Англии Иоанн, его жена Изабелла не стала регентом своего девятилетнего сына Генриха III. И даже в случае Малькольма роль главного опекуна первоначально отводилась Дункану I, графу Файфу, – возможно, из-за той роли, которую граф Файф играл в шотландских традициях коронации{317}. Но, едва проследив за вступлением Малькольма на престол, Файф тоже скончался. Образовавшуюся нишу и заняла способная Ада. В последующие годы тон при дворе задавала группа аристократов, сплотившаяся вокруг королевы-матери. Она состояла в основном из нормандских фаворитов Давида (и Ады) – туда входили, в частности, Уолтер Фиц-Алан, Гуго и Ричард де Морвили, Давид Олифард. Когда Малькольм достиг совершеннолетия, никакого резкого перелома не произошло, поскольку его прежние опекуны остались при нем в качестве доверенных советников{318}.
Решение Ады оставаться рядом с Малькольмом, вероятно, было вызвано состоянием здоровья короля. К 1160-м годам у него уже определенно имелись симптомы какого-то серьезного заболевания. И если, как подозревают современные историки, он страдал болезнью Педжета (это хроническое заболевание костей может привести к аномальному их разрастанию и даже смерти), то первые признаки проблемы могли проявиться намного раньше. Возможно, как раз поэтому Малькольм твердо хранил целомудрие. При неженатом и больном сыне на троне будущее Ады выглядело небезоблачным. И хотя ее попытки заставить Малькольма произвести на свет наследника потерпели неудачу, она делала все возможное, чтобы обеспечить продолжение своего рода.
Опасения Ады были понятны. Вскоре после коронации Малькольма на севере Шотландии вспыхнуло серьезное восстание. Его возглавил Сомерлед, могущественный правитель Аргайла. Северная и Западная Шотландия и де-факто, и де-юре обладали долгой историей независимости. Однако восстание было не столько заявкой на свободу, сколько попыткой посадить на престол другого человека. Сообщается (довольно загадочно), что Сомерлед восстал вместе с «сыновьями Малькольма». Этого Малькольма иногда отождествляют с более поздним правителем области Росс на севере Шотландии, но почти наверняка это был незаконнорожденный племянник короля Давида, который бунтовал раньше, в начале правления своего дяди. Таким образом, восстание продолжало прежнее сопротивление Давиду и его франко-нормандской власти{319}.
Мы знаем об этом восстании меньше, чем хотелось бы (подробные источники по внутренней шотландской политике тех лет скудны), но оно показывает, насколько непрочно держался трон под потомками Давида. В случае смерти Малькольма IV нашлось бы множество других готовых претендентов. К счастью для Ады, первым среди них был ее младший сын Вильгельм. И когда в 1165 году Малькольм скончался от болезни, Вильгельм быстро занял место брата, после чего правил шотландским королевством почти полвека.
В эти годы Ада отступила на задний план. Взрослого Вильгельма было незачем держать за руку, как Малькольма. У Ады имелись и другие причины сохранять дистанцию: в это время она начала страдать несколькими тяжелыми заболеваниями, которые преследовали ее до самой смерти. Теперь она сосредоточилась на покровительстве церкви, как это было принято у вдовствующих королев. Но все же Ада оставалась единственной заметной женщиной при дворе и пользовалась значительным влиянием. В 1165 году Вильгельм, как и Малькольм, еще не был женат, и такое положение сохранялось больше двух десятилетий (впрочем, в отличие от брата, Вильгельм определенно не был целомудренным, поскольку мы знаем по крайней мере об одном его внебрачном ребенке тех лет). Казалось, Ада настолько хорошо исполняла роль фактической королевы, что ни один из сыновей не торопился заменить ее.
Именно при Вильгельме, известном потомкам под прозвищем Лев, воплотилось в жизнь многое из того, что было начато Давидом. В частности, продолжались англо-нормандское расселение и рост влияния. В 1120-х и 1130-х годах не было какого-то разового наплыва пришельцев: скорее при Давиде, Малькольме и Вильгельме наблюдался медленный, но постоянный их приток. Трое из четырех бабушек и дедушек Вильгельма были англо-нормандцами; двор и королевство стали теперь приобретать все более франкоязычный характер. Это заметно по тому, к кому были обращены королевские указы. И как мы видели ранее, когда в 1173 и 1174 годах Вильгельм выступил против Генриха II, его собственное окружение мало чем отличалось от врагов с юга. Это были не единственные перемены. Ко времени правления Александра II, сына Вильгельма, шотландские короли начали проявлять милосердие к мятежникам – почти так же, как это делали англо-нормандские правители{320}.
Однако в абсолютном выражении доля нормандцев в Шотландии оставалась небольшой даже среди знати. И хотя Вильгельм и его собственные войска могли сойти за англо-нормандцев (или действительно были ими), основная часть шотландской армии по-прежнему состояла из местной легкой пехоты, которая так ужасала англичан. Действительно, некоторые авторы с юга представляли поражение Вильгельма в 1174 году как Божественное наказание за неспособность (или нежелание) сдерживать алчность наиболее варварских частей его армии.
