Наконец, в главе 6 рассматривается роль Британской империи в XX веке, когда она столкнулась с противодействием не столько националистических движений (с ними она справиться смогла бы), сколько гораздо более безжалостных империй-соперниц. В 1940 году империя оказалась на весах истории. Она была перед выбором: компромисс с гитлеровской “империей зла” — или борьба ради победы, в лучшем случае пирровой. И, по моему мнению, империя сделала правильный выбор.

В одном томе, охватывающем четыреста лет всемирной истории, конечно, должны быть огрехи и упущения, и я с болью это осознаю. Однако я не старался приукрасить действительность. Нельзя обойти стороной рабство и работорговлю, Великий голод в Ирландии, конфискацию земель народа матабеле и Амритсарскую бойню. Но в балансовом отчете следует указать и достижения Британской империи. Мы стремимся продемонстрировать, что она оставила миру в наследство не только расизм, расовую дискриминацию, ксенофобию и “связанную с ними нетерпимость” (они существовали и прежде колониализма), но также:

триумф капитализма как оптимальной системы экономической организации,

англизацию Северной Америки и Австралазии[11], интернационализацию английского языка, устойчивое влияние протестантской версии христианства;

и, разумеется —

выживание парламентских институтов, которые куда более ужасные империи стремились уничтожить в 40-х годах XX века.

Молодой Уинстон Черчилль, вернувшись со своей первой колониальной войны, задал вопрос:

Есть ли дело для просвещенного общества благороднее и выгоднее, чем освобождение от варварства плодородных областей и больших народов? Дать мир враждующим племенам, вершить правосудие там, где царило насилие, сбить цепи с рабов, заставить землю плодоносить, посеять первые семена торговли и образования, увеличить шансы на достижение счастья целыми народами и уменьшить возможность страдании, — есть ли идеал прекраснее, есть ли награда ценнее для человека?

Он, однако, признавал, что империалистическая практика редко бывала созидательной:

И все же, когда ум обращается от страны грез и чаяний к уродливым строительным лесам попыток и результатов, возникает ряд других идей… Неизбежный разрыв между завоеванием и владением заполняется фигурами жадного торговца, неуместного миссионера, честолюбивого солдата и лжеца-биржевика, которые настораживают покоренных и возбуждают отвратительные желания у завоевателей. И когда мысленный взгляд останавливается на этих зловещих элементах, едва ли мы можем поверить, что столь грязный путь приведет к чему-либо хорошему.

К худу или к добру, к беде или к радости, наш мир в значительной степени является продуктом влияния Британской империи. Вопрос не в том, был ли британский империализм безупречным. Это не так. Но можно ли было обойтись меньшей кровью? Теоретически да. Но практически? Я надеюсь, что моя книга позволит читателю решить самому.

Глава 1.

Почему Британия?

Каковы те средства… что делают европейцев такими могущественными? И почему, если они могут так легко приплыть в Азию и Африку для торговли или завоеваний, азиаты и африканцы не могут вторгнуться на их берега, устраивать колонии в их портах и диктовать законы их природным правителям? Тот самый ветер, который принес их к нам, мог бы принести и нас к ним.

Сэмюэль Джонсон, “Расселас, принц Абиссинский”

В декабре 1663 года Генри Морган, выходец из Уэльса, преодолел пятьсот миль по Карибскому морю, чтобы совершить набег на Гранаду — поселение испанцев на северо-западном берегу озера Никарагуа. Цель экспедиции была проста: найти и украсть испанское золото — или любое другое движимое имущество. Когда люди Моргана добрались до Гранады, они, как указал губернатор Ямайки в своем донесении в Лондон, “дали залп, перевернули восемнадцать пушек.. захватили дом сержант-майора, где было все оружие и боеприпасы [испанцев], заперли в церкви триста заложников из их лучших людей… грабили шестнадцать часов, выпустили пленных, потопили все суда — и с тем уплыли”. С этих событий начался невиданный даже для XVII века разгул насилия и грабежа.

Да, Британская империя начиналась с пиратства. Она не была задумана сознательными империалистами, стремившимися установить британское владычество над далекими землями, или же колонистами, надеявшимися на новую жизнь за морями. Морган и его товарищи-буканьеры[12] были грабителями, стремившимися присвоить доходы других империй.

Буканьеры называли себя “береговым братством”. У них существовала сложная система распределения добычи, практиковались страховые выплаты получившим увечья “братьям”. По сути же их занятия были самой настоящей организованной преступностью. Во время набега в 1668 году на испанский город Портобелло в Панаме Морган награбил так много (четверть миллиона песо), что испанские монеты стали на Ямайке законным средством платежа. Прибыль всего от одного набега составила шестьдесят тысяч фунтов стерлингов. Английское правительство не только закрывало глаза на деятельность Моргана, но и поощряло его. С точки зрения Лондона, морской разбой был малозатратным способом войны с Испанией — главным европейским противником Англии. Фактически корона предоставляла пиратам лицензии (каперские патенты), легализуя их деятельность в обмен на часть добычи. Карьера Моргана отлично иллюстрирует самое начало Британской империи, которая прибегала к услугам предпринимателей-фрилансеров столь же часто, как и полагалась на собственные силы.

Пираты

Обыкновенно считают, что англичане обзавелась империей, “как бы сами не отдавая себе в том отчета”. На самом же деле английская экспансия совсем не случайна: она была сознательным подражанием. Историки экономики часто называют Англию “первой промышленной державой”, но к европейской имперской гонке англичане опоздали. Например, Ямайку Англия приобрела только в 1655 году. В то время Британская империя включала в себя всего лишь горстку карибских островов, пять североамериканских колоний и парочку индийских портов.

Империя: чем современный мир обязан Британии - i_001.jpg
Европейские колониальные империи (ок. 1750 г.) 

Христофор Колумб заложил основы Испанской империи более чем на полтора столетия раньше. Эта империя была предметом зависти всего мира. Она простиралась от Мадрида до Манилы, вобрав в себя Перу и Мексику: самые богатые и густонаселенные территории на американском континенте. Еще обширнее и прибыльнее была Португальская империя. Ее территория начиналась от атлантических островов Мадейра и Сан-Томе и вмещала в себя Бразилию и многочисленные фактории в Западной Африке, Индонезии, Индии и даже в Китае. В 1493 году папа римский выпустил буллу, закрепляющую торговлю в обеих Америках за Испанией, а торговлю в Азии — за Португалией. При этом разделе мира португальцы получили сахар, пряности и рабов. Англичане, впрочем, сильнее завидовали испанцам, нашедшим в Америке золото и серебро.

Со времен Генриха VII англичане мечтали о собственном Эльдорадо. Они очень надеялись, что страна сможет разбогатеть на американских металлах, но снова и снова терпели неудачу. Лучше всего у них получалось грабить испанцев на море и на суше — разумеется, благодаря мореходным навыкам. Уже в марте 1496 года Генрих VII, явно вдохновленный открытием четырьмя годами ранее Америки Колумбом во имя испанской короны, выдал венецианскому мореплавателю Джону Каботу патент, предоставляющий ему и его сыновьям возможность отправиться

под нашим флагом… в плавание за их собственный счет ко всем местам, областям и берегам восточного, западного и северного морей [но не южного, чтобы избежать конфликтов с испанцами] … чтобы искать, открывать и исследовать всяческие острова, страны, области и провинции язычников и неверных, остающиеся до сего времени неизвестными христианскому миру, в какой бы части света они ни находились… [и] покорять, занимать и владеть любыми поселениями, замками, городами и островами, которые они смогут покорить и занять, в качестве наших вассалов и наместников в этих местах, распространяя наш суверенитет и права на эти поселения, замки, города, острова и материки, обнаруженные таким образом.