— Приказы, Ваше Величество? — спросил он тихо, чтобы услышала только Селина. Обычно на таких мероприятиях  Мишель говорил мало, и императрица это ценила. Будучи её телохранителем, он являлся продолжением её публичного образа, привлекая внимание не к себе, но к ней. Он мало интересовался Игрой, но всё подмечал и следовал приказам. Мишель был с ней вот уже десять лет, с тех пор как предыдущий телохранитель Селины погиб, защищая её от убийцы.

— Бриала передала, что обнаружила?

— Меч в кустах? Да, Ваше Величество

Его голос был низким и спокойным, а язык тела говорил, что возможным предметом обсуждения могли быть ледяные фигурки виверн со стола закусок.

— Наблюдай за бардом, Мельсендре. Все начнётся с неё.

— Надеюсь, мне не придется проходить испытание на знание религиозной иконографии этим вечером.

Селина сдержала улыбку.

— Я постараюсь тебя предупредить, если такая необходимость возникнет.

Под прелестный голосок Мельсендре, барда Гаспара, напевавший о конце лета и утерянной любви, Селина двигалась сквозь поле врагов и союзников, доброжелателей и потенциальных соперников.

— Ваше Великолепие, — граф Шанталь из Велуна, в своей перламутровой маске с прикреплёнными к ней нитями чёрного жемчуга, поклонился, встретив её взгляд. — Ваше сияние введёт в заблуждение бедных птиц — они подумают, что лето продолжается, и не улетят на юг.

Шанталь уже довольно долго настойчиво просил её руки. Учитывая его явную преданность и неуклюжесть в Игре, Селина держала его на комфортном и дружеском расстоянии, никогда не разбивая его надежды полностью.

Платье Селины цвета слоновой кости имело глубокий вырез, и на её белоснежной коже сверкал жёлтый бриллиант в роскошной золотой оправе. Платье подчеркивало драгоценный камень нитями жёлтых, как потемневшее золото, капель янтаря, которые словно стекали с груди к подолу и запястьям.  Её маска была идентична утренней, если не считать того, что перья сменила золотая филигрань.

— Ваши слова согревают, как тёплые воды озера Целестин, — ответила она, — и хоть мне грустно от того, что птицы должны улететь, чтобы не погибнуть в зимнюю стужу, я знаю, что весной они украсят небо Велуна.

Селина прошла дальше и встретилась глазами с Леди Монтсиммар, в чью маску были вставлены два сияющих лириумных кристалла, по одному на каждую щёку — подарок Первого чародея орлейского Круга.

— Козин, — с дружелюбной фамильярностью поздоровалась она с женщиной, присевшей в глубоком реверансе. – Прошло так много времени. Скажи мне, понравилась ли тебе утка?

— Соус был божественен, Ваше Великолепие.

Леди Монтсиммар и её муж принимали и развлекали герцога Гаспара этим летом, и в последние годы их козырем была приближённость семьи к Кругу магов, точнее их контроль над ним. Мужа Селина считала опасным, а жену — скучной, и подозревала, что леди Монтсиммар даже не понимает, насколько шаткой стала ситуация с магами. Ее догадка подтвердилась, когда леди добавила:

— Хотя, по правде говоря, когда мы были в Круге магов…

— О, я была бы осторожнее, обедая с ними, — легко рассмеявшись, перебила её Селина. — Кажется, когда они стараются что-то приготовить, всё вокруг них заканчивается пожаром.

Селина продолжила свой путь, а Леди Монтсиммар выдавила из себя напряжённую улыбку. Селине даже не нужно было оборачиваться, она знала, что позади неё сэр Мишель смерил Леди Монтсиммар неодобрительным взглядом, безмолвно напоминая, что императрица вольна смеяться и вести Игру или, если захочет, насадить голову Леди на пику. Селина напомнила себе поговорить с Мадам де Фер, магом при Императорском дворце, о тесных связях Монтсиммаров с магами.

Дальше и дальше она шла сквозь толпу, обмениваясь приветствиями и тёплыми словами, пропитанными ядом.  Стоит ли Орлею настаивать на более выгодных условиях торговли с Ферелденом, пока государство-выскочка ещё оправляется от Мора? Что нужно сделать, чтобы события Киркволла не повторились здесь? Неужели университет, где получают образование молодые люди из благородных семей, и впрямь начнёт принимать остроухих?

Челюсть Селины ныла от непрерывных улыбок — это было единственное выражение, видимое на лице, скрытом полумаской и слоем косметики. И словно не слыша всех колкостей, Мельсендре продолжала петь своим прелестным голоском.

И, наконец, подобно глубокому гулу, прокатившемуся через поле битвы, раздался смех Великого Герцога Гаспара, давая понять, что представление закончилось.

Слуги и те, что были поробее, замолчали, словно услышав похоронный колокол, и через некоторые время раздались смешки других  лордов и леди, которых наступившая тишина позабавила.

Толпа перед Селиной расступилась, давая пройти к Великому Герцогу и черноволосой девушке-барду.  Мельсендре была без маски, её лицо скрывал густой слой косметики, как у простолюдинки на благородном собрании, и она в смущении отвернулась в ответ на какие-то слова Гаспара.

Ни малейшим образом не поменяв своего выражения, Селина внутренне напряглась. Она вела Игру большую часть своей жизни, но как бы она ни готовилась, как бы она ни строила и просчитывала свою стратегию, всегда было место мгновенью страха.

Но страх прошёл, и она направилась к барду, тайком добавленному в список приглашённых, по приказу капитана стражи, лояльного Гаспару. Сэр Мишель уверенно шёл за ней, идеально подстроив свой широкий шаг под её поступь.

Мельсендре хороша, отметила Селина, но не идеальна.  Макияж скрывал тот факт, что она не могла имитировать румянец, который изображал бы искреннее смущение, но ей в любом случае следовало бы добавить краски на щёки, чтобы произвести на собравшихся аристократов нужное впечатление. Этот маленький недостаток — даже не ошибка как таковая, но мелочь, которую Селина сделала бы лучше, каким-то образом всё упрощала.

— И каким же остроумием мой кузен заставил замолчать этот прелестный голос? — спросила Селина в напряжённой тишине.

Мельсендре неловко замялась, но Гаспар с лёгким поклоном, едва достаточным, чтобы избежать очевидного оскорбления, ответил:

— Ваше Императорское Величество, — сказал он, всё ещё усмехаясь. — Я говорил этой юной особе, что её песня напоминает по мелодии «Мабари короля Мегрена».

Собравшиеся захихикали, забавляясь скандальностью ситуации. Селина продолжила улыбаться. Это был хороший первый удар. Песня была популярна и безобидна несколько десятилетий назад, когда Орлей оккупировал Ферелден. Она рассказывала о несчастном Мегрене, посланном против воли в Ферелден императором Флорианом. В песне высмеивался незадачливый аристократ, которого на каждом углу раздражала грубая ферелденская культура, включая слюнявого мабари, сгрызшего его маску.

Песня потеряла свою популярность с тех пор, как Мэрик убил Мегрена, хоть официально её никто и не запрещал. Придя к власти, Селина всеми силами пыталась укрепить связи между двумя странами, и песня, высмеивавшая грубых ферелденцев и их бескультурные обычаи, не пользовалась успехом.

Видимо, сейчас это должно было измениться.

— Я помню, мы пели её с солдатами во время маршей, — сказал Гаспар. — Она напоминала о тех днях, когда Орлей был готов завладеть всем миром. Бедный Мегрен, попал в западню там, куда не падает взор Создателя, стараясь прижиться среди собачников.

Герцог был высоким широкоплечим мужчиной, крой его дублета и рукавов был прямым и строгим, а отделка серебром усиливала сходство костюма с доспехами.  Золотую маску украшали изумруды, соответствующие  геральдические цветам его рода, а сверху красовалось длинное жёлтое перо — как и сэр Мишель, он был шевалье.

А еще он стоял меньше чем в десяти шагах от банна Тегана Геррина, посла из Ферелдена, чьё лицо, не скрытое косметикой, исказилось гневом, когда его народ назвали «собачниками».

— То было печальное время для всех нас, — сказала Селина, с улыбкой повернувшись к послу, — и Орлей счастлив видеть в Ферелдене друга в эти времена испытаний.

Теган поклонился с благодарной улыбкой.