Он медленно поднял руки, показывая, что не вооружен.

Киборг поднес рацию к забралу:

— Установлено, что нападение совершил Иван Жуков… Ага, ждем дальнейших указаний.

Забавно наблюдать из скоростного электрокара за тем, как сотрудники экослужбы грузят мешки с трупами в мусоровоз, специально оборудованный для того, чтобы выбраться из Москвы, избавиться от груза и вернуться обратно — за очередной порцией никому не нужного дерьма.

Сигарета тлела в углу рта. На сидушке рядом лежал пистолет — дореволюционный «дротик», двадцать четыре патрона в магазине. Ты ждал особого сообщения в подземном гараже.

И вот оно пришло.

Ноздри хищно затрепетали, в крови значительно повысился уровень адреналина. Следующий ход — твой.

Коммуникатор на громкую связь, вызов.

— Это Серпень, особо важно. Объект в Поликлинике номер один. — Ты не дал Боссу сорваться на ругань: — Операцией все еще руковожу я?

После небольшой паузы прозвучал положительный ответ. Конец разговора.

Прежде чем тачка сорвалась с места, ты сделал запрос на получение всех, какие есть, материалов по больнице, в которой элите страны секут грыжи и вправляют новые мозги. Теперь можно.

Вырулив на проспект и подрезав светло-розовый кар с мамашей за рулем и ребенком на заднем сиденье, ты сделал еще один звонок.

— Дальнейшие указания такие: приступить к уничтожению.

Сзади яростно давили клаксон.

Довольно хохотнув, ты осклабился и вновь закурил.

Светло-розовая вода текла из-под пальцев, поросших черными волосами.

Умывшись, Гурген Аланович неспешно переоделся. Теперь на нем были солидный белый костюм, белая шелковая рубашка и светло-голубой галстук. И платок — батистовый, с инициалами — в кармашек, для солидности.

Своим отражением в зеркале министр остался доволен. Когда закончил приводить в порядок себя, диван и пол уже отдраили. И даже автомат, из которого он завалил начальника охраны, смазали.

Чисто, аккуратно — будто ничего не было.

Вот только настроение дочери не нравилось Бадоеву. Как-то недобро, что ли, она смотрела. Негоже так — не мигая, злобно даже — таращиться на родного отца.

— Свет моих очей, ты должна понимать: это была вынужденная мера. Это урок тебе. Будешь прощать подчиненным проступки — и они сядут на шею, совсем ленивыми станут. Понимаешь, да? Тебе придется тоже когда-нибудь…

Карие глаза дочери сверкнули, на губах заиграла неприятная улыбка:

— Мне тоже придется друзей предавать, да, папа?

Гурген Аланович присел на диван с ней рядом, взял за руку:

— О чем ты, свет моих очей?

— Это ты донес на Владлена Жукова. А я рассказала Ваньке. И о том, где ты держишь его отца. А теперь Ваньки нет, и я даже тела его увидеть не могу!..

Крохотные девичьи пальчики — неожиданно сильные — вырвались из широкой мужской ладони.

Задребезжал коммуникатор. Как же не вовремя! Гурген Аланович собрался уже дать отбой, но на экране высветилось имя Серпня. Поэтому…

Выслушав свою верную ищейку, он подмигнул Лали:

— Собирайся, свет моих очей. Поедешь со мной.

— Зачем это? — Смоляные волосы растрепались, целые пряди выбились из косы.

— Ты же хотела увидеть труп своего Ваньки, да? Так вот я покажу тебе его труп. Обещаю.

— А если он… — Лали оборвала вопрос на середине.

— Еще живой? Значит, убью, а потом покажу. Ну-ну, не надо плакать, все будет хорошо, ты найдешь себе нового парня, и мы забудем все это как страшный сон. — Гурген Аланович решил одним махом — лично, если повезет, с наслаждением — разрубить гордиев узел всех проблем. И потому он взял с собой автомат.

Скоро в семью Бадоевых вернутся мир и покой.

Выла сирена. В коридоре топал, наверное, целый взвод киборгов, и одновременно орали все женщины Москвы. Ну, или половина — минимум. Все это слилось в одуряющую какофонию. Да когда они заткнутся, а?!

Не сбавляя скорости, Тарсус потянулся за соком, которого не было, и разозлился еще больше.

Пора признать: все пошло наперекосяк с самого начала и дальше вряд ли будет тип-топ, а следовательно — надо рвать когти, делать ноги и катиться колбаской, то есть все что угодно делать, лишь бы побыстрее оказаться подальше от Поликлиники № 1. Причем в целях личной безопасности следует сбросить балласт, то есть забить на Маршала. Это разумно, это единственный вариант, у которого есть шансы на успех. Так почему тогда Тарсус все еще ползет по трубе, в которой вальс не станцуешь: спина упирается в сталь, локти — в сталь, а бока — угадайте, во что?

А потому что Тарсусу нравится Маршал, этот глупый сукин сын!

Есть в союзнике что-то такое, какая-то изюминка. Да и похожи они, откровенно говоря, своей настырностью, умением пожертвовать всем ради цели. Бросить Маршала — все равно что подставить собственного братишку, если б у Тарсуса таковой был.

Сто с довеском: тревогу-то подняли не из-за чьих-то художеств в сортире, не из-за покалеченного монаха, а из-за сынка министра, не умеющего даже подтереться самостоятельно.

А значит, надо резвее переставлять конечности, ведь Маршал в конкретной беде.

— Открыть немедленно! Руки вверх! Иначе огонь на поражение! — В общем гаме Тарсус различил приказные нотки и сделал вывод: на верном пути, почти добрался.

Еще один поворот — и он на финишной прямой.

Главное — ввязаться в драку, а там уж видно будет. Это вдвойне актуально здесь, где вообще ничего не видно. Тарсус так мощно на всем ходу врезался головой в преграду, что воздуховод возмущенно загудел.

Тарсус замер. Еще не хватало, чтобы его засекли тут да с перепугу открыли огонь. Сдохнуть в трубе, не имея возможности для маневра, ему хотелось меньше всего.

— Мать моя, что с ним?! — услышал он, затем громко вскрикнула девушка, отвлекая на себя внимание тех, кого, быть может, заинтересовал шум в воздуховоде.

Ощупав все вокруг и впереди, Тарсус выяснил, что тут просто труба изгибается под девяносто градусов. Протиснуться бы… Он вытащил из кармана на животе коммуникатор и перевернулся на бок. Просунул руки с девайсом в перпендикулярное ответвление воздуховода. Затем сунул туда же голову. Упереться макушкой в стенку, подбородок максимально втиснуть в грудь, продвинуться чуть дальше, обдирая о преграду уже не макушку, но затылок — да, вот так… Солнечным сплетением вдавиться в наружный угол, крестцом — в стенку, и тем самым выиграть еще несколько сантиметров. И все это быстренько, живенько, времени ведь нет. Еще сантиметрик, еще… И все. Никак дальше. То есть вообще. Ни на миллиметр.

Выдохнув, Тарсус дернулся. Ну же! Ну!..

Без результата.

Еще раз дернулся. И еще, и…

Отставить! Ничего страшного, бывает. Просто надо сесть на диету и очень быстро похудеть. Он заставил себя успокоиться, не суетиться. Чуть сдадим назад и попробуем снова.

Вот только вернуться не получилось. Застрял. Ни туда, ни сюда.

И тут вдруг завибрировал коммуникатор, Тарсус от неожиданности чуть не уронил его. Оживший экран осветил мрачную утробу воздуховода. От начальства сообщение. Есть схема коммуникаций, есть пароль локалки. Вовремя и к месту, ничего не скажешь. И все же Тарсус ввел нужную комбинацию. Лучше поздно отключить систему видеонаблюдения, чем никогда. Стратегически важно — и тактически! — лишить охрану «зрения». Отслеживать действия вторженцев теперь можно будет лишь при непосредственном контакте.

Снаружи донеслось:

— Установлено, что нападение совершил Иван Жуков. Ага, ждем дальнейших указаний.

Плохо. Очень плохо. Тарсус никак не успевал помочь Маршалу.

Ну хотя бы сантиметрик еще!..

Жуков-младший держал руки поднятыми и не шевелился. А чтобы никто не углядел агрессию в его попытке, к примеру, почесать нос, который жутко — некстати! — зудел.

Медленно-медленно потекли секунды ожидания. Разболелась простреленная нога, бок тоже напомнил о себе. Каждая косточка, каждый сустав и мышцы — все тело молило об одном: оставьте меня в покое, дайте отдохнуть. Но сначала дайте сочный шмат мяса, миску гречневой каши, буханку ржаного хлеба, а потом — хоть в койку, хоть расстреливайте, хоть потоп вообще.