Комо, 14 февраля 2040

Его Превосходительству Монсеньору Алессио Танари

Секретарю Конгрегации по Делам Святых Город Ватикан

In nomine Domini

Ego, Lorenzo Dell' Agio, Episcopus Comi, in processu canonizationis beati Innocentii Papae XI, iuro mefideliter diligenterque impleturum munus mihi commissum, atque secretum servaturum in ii ex quorum revelatione preiudicium causae vel infamiam beato afferre posset. Si me Deus adiuvet.

Дражайший Алессио,

соблаговолите извинить меня за то, что в первых строках моего обращения к Вам звучит установленная для подобных случаев клятва: хранить в тайне все, что станет известно о чем-либо порочащем в отношении репутации причисленного к лику Блаженных.

Думаю, Вы простите своего бывшего преподавателя духовной семинарии и за использование менее ортодоксальной манеры изложения своих мыслей на письме, чем та, к коей Вы привыкли.

Три года назад по поручению Его Святейшества Вы написали мне, прося пролить свет на так называемое чудесное исцеление, якобы имевшее место в моей епархии более сорока лет тому назад благодаря вмешательству блаженного папы Иннокентия XI, Бенедетто Одескальски из Комо, о котором Вы впервые услышали из моих уст, будучи ребенком.

Как Вы, конечно, помните, в деле о mira sanatia[1] главным действующим лицом был сирота из окрестной Комо, которому собака откусила палец. Жалкий кровоточащий кусок плоти был тут же подобран бабушкой мальчика, свято почитающей папу Иннокентия, завернут ею в изображение понтифика и передан врачам «скорой помощи». После того как хирург и его ассистенты пришили палец, он тут же обрел чувствительность и присущую ему двигательную функцию, что вызвано немалое удивление.

Согласно Вашим указаниям и пожеланию Его Святейшества я затеял процесс super mira sanatione, который мой предшественник не посчитал необходимым. Не стану задерживать Ваше внимание на самом процессе, который я довел до конца, невзирая на то что почти все свидетели чуда отошли в мир иной, медицинская карта по истечении десятилетнего срока была уничтожена, а сам исцеленный, которому теперь пятьдесят лет, давно уже осел в США. Документы, касающиеся этого дела, посланы Вам отдельной бандеролью. Я знаю, что, следуя официальной процедуре, Вы представите их на Суд конгрегации, а затем составите отчет для Его Святейшества. Мне известно, как наш дорогой понтифик стремится к канонизации папы Иннокентия XI век спустя после причисления того к лику блаженных, дабы наконец провозгласить его святым. И поскольку я всем сердцем желаю помочь Его Святейшеству в его начинании, перехожу к делу.

Вы наверняка обратили внимание на внушительное приложение к моему письму: это рукопись неопубликованной книги.

Я затрудняюсь объяснить вам во всех подробностях ее происхождение: прислав мне один экземпляр, авторы растворились в небытии. Убежден, что по прочтении сего труда Господь внушит Святому отцу и Вам самое верное решение дилеммы: secretum servare aut поп? Умолчать или сделать тайну достоянием гласности. Это решение, каким бы оно ни было, для меня свято.

После трех лет, отданных изысканиям, мое перо позволяет себе порой слишком много вольностей. Прошу Вас заранее извинить меня.

С авторами рукописи я познакомился лет эдак около сорока трех назад. Тогда это были молодые люди, жених и невеста, а я только-только получил назначение в Рим, куда и переехал из родного Комо, чтобы впоследствии милостию Божией вернуться обратно епископом. Рита и Франческо были журналистами и моими прихожанами. Они обратились ко мне с просьбой подготовить их к таинству брака.

Очень скоро наши беседы переросли рамки учитель – ученики, а со временем общение приобрело более тесный и откровенный характер. Случаю было угодно, чтобы за две недели до их свадьбы священник, назначенный для свершения обряда, тяжко занемог. Ничего удивительного в том, что Рита и Франческо обратились ко мне с просьбой подменить его.

Обряд бракосочетания был свершен солнечным июньским днем в почтенных стенах церкви Сан-Джорджио-ин-Велабро, в нескольких шагах от прославленных руин римского Форума и Капитолия. Церемония отличалась какой-то особой прочувствованностью. Я горячо просил Всевышнего даровать молодым долгую безмятежную жизнь вдвоем.

Позже мы в течение нескольких лет навещали друг друга. Несмотря на большую занятость, Рита и Франческо продолжали учиться. Устремившись после получения филологического образования в мир прессы – куда более динамичный и циничный, чем мир науки, они не предали прежних идеалов. Даже напротив, по мере возможности, культивировали их, читая хорошие книги, посещая музеи и библиотеки.

Раз в месяц я принимал приглашение к ним на ужин или на чашку кофе. Частенько, чтобы усадить меня, им приходилось в последнюю минуту освобождать стул, погребенный под стопами фотокопий, микрофильмов, репродукций старинных гравюр и книг: с каждым разом всего этого становилось все больше. Заинтригованный, я наконец поинтересовался, над чем они трудятся с таким воодушевлением.

Оказывается, они раскопали в личной коллекции одного римского аристократа библиофила собрание из восьми рукописных томов, относящееся к началу XVIII века. Благодаря общим знакомым владелец собрания, маркиз ***, дал им разрешение на изучение этих томов.

Для любителей истории, каковыми являлись мои друзья, рукописи представляли подлинную ценность. В них содержалась переписка аббата Атто Мелани, представителя древнего и благородного тосканского рода, давшего миру музыкантов и дипломатов.

Ждало их и открытие: внутри одного из восьми томов они обнаружили обширные рукописные мемуары, датированные 1699 годом. Написанные убористым почерком и другой рукой, они принадлежали явно не аббату, а кому-то иному.

Анонимный автор этих мемуаров утверждал, что служил прежде мальчиком на побегушках на одном римском постоялом дворе и от первого лица рассказывал о поразительных событиях, развернувшихся в 1683 году между Парижем, Римом и Веной. Мемуары предварялись кратким обращением загадочного содержания без даты и без имен.

Вот и все, что мне удалось узнать. Рита и Франческо старались как можно меньше говорить на эту тему. Я лишь догадывался, что эта находка подвигла их на активные поиски.

Окончательно расставшись с университетскими кругами и не имея возможности облечь свое исследование в строго научную форму, они стали подумывать о написании романа.

В наших разговорах эта мысль проскальзывала пока лишь в виде шутки: мол, не переписать ли нам мемуары, придав им романную форму? Первое время я был слегка разочарован, считая это намерение поверхностным, не стоящим, поскольку имел притязания причислять себя к страстным исследователям.

Но от посещения к посещению проникался серьезностью их замысла. Со дня их свадьбы истекло меньше года, все свободное время они посвящали своему увлечению, а позже признались, что и свадебное путешествие провели в архивах и библиотеках Вены. Я никогда ни о чем не спрашивал, превратившись в молчаливого и скромного хранителя их замысла. Не более того.

Увы, в то время я не следил с должным вниманием за тем, как продвигается их работа. А между тем, подстегиваемые появлением на свет дочки и уставшие возводить замки на зыбучих песках нашей бедной страны, они в одночасье решились ехать в Вену, к которой привязались душой, отчасти благодаря воспоминаниям о проведенном там медовом месяце. Было это в начале нового века.

Прежде чем окончательно покинуть Рим, они пригласили меня на прощальный ужин, тогда же пообещали писать и навещать всякий раз, как будут в Италии.

Однако этого не произошло, и я совершенно потерял их из виду. Пока одним прекрасным днем несколько месяцев тому назад не получил из Вены бандероль… с рукописью долгожданного романа, которую и направляю Вам.