Как только мы поговорили, небо осветилось яркой вспышкой. Следом грянул жуткий гром, и атмосфера, наконец, разродилась обильной влагой. Полило как из ведра. Народ с площади мигом разбежался кто куда. Ехать, что ли, домой? Понимая, что потом снова придется собираться и ехать до Аркадия, я решил все же переждать здесь. Скорей бы уже он сделал все снимки.

Оставив щель в окне, я закурил, погрязнув в размышлениях. Вот получу я этот чертов Продвинутый уровень, и что дальше? В чем суть всего этого?

«Суть Основного уровня выполнить все поставленные цели и достигнуть Продвинутого уровня».

То, что перстень отозвался, меня уже порадовало.

– И что дальше? Достигну я Продвинутого уровня, что дальше произойдет? – обратился я уже вслух к перстню.

«Что последует при достижении Продвинутого уровня, будет раскрыто по достижении Продвинутого уровня».

Тьфу ты, ну, что ты будешь делать! Это само собой подразумевается…

– Ну, хоть скажи, в чем суть всей этой возни?!

«Для вашего уровня доступ к такого рода информации закрыт».

Что ж, осталось совсем немного подождать, и откроется сакральное. Но вот что-то мне подсказывало, что, достигнув Продвинутого уровня, я не очень-то и продвинусь в понимании мироустройства.

Почувствовав в кармане вибрацию телефона, я обрадовался тому, что готовы снимки. Но на экране показался незнакомый номер. Снова, что ли, клиенты?

– Да, слушаю.

– Ти-Тимофей, привет, это Се-Сергей. Узнал? – голос двоюродного брата я слышал нечасто, но его фирменное заикание после того, как в детстве на него напала собака, было трудно с кем-то другим спутать, тем более, увидев его в открывшемся окошке. По виду он стоял в тамбуре вагона.

– Привет. Узнал, конечно.

– С-с-слушай, т-т-ты не слишком за-за…

– Нет, не занят, говори, что случилось, – не вытерпел я.

Вечно пока скажет, десять раз вокруг да около пройдется, а с его еще и заиканием это была воистину гремучая смесь.

– Мы вот тут с-с-с ма-ма…

– Сергей, говори уже, что случилось!

– Я-я-я и го-говорю. Мы вот тут с-с-с ма-мамой… – заново начал он.

Я понял, что лучше дать ему самому выговориться, чем перебивать.

– Ма-маме будут де-делать за-за-за…

Блин, да это уже ни в какие рамки… И тут меня осенило. Я мысленно запросил у перстня проблемные параметры Сергея.

«Сбой речи – заикание».

«Желаете корректировать?»

«Да\Нет».

– …Короче, менять сустав на имплантат. Я ее сопровождаю до медцентра и вечером уеду. Сможешь нас повозить? А то вроде созвонились и договорились, а как приедем, сам знаешь, мало ли, что.

– Конечно, без проблем. Когда вы приезжаете?

– Завтра в десять утра должны приехать.

– Ну, все, не вопрос, встречу вас на вокзале. А что сразу не звонили?

– Да мама не хотела тебя отвлекать… Это я уже сам тебе решил позвонить.

– Что за глупости?! Не вопрос: встречу, отвезу, помогу. За это не переживай. Все завтра сделаем.

Наш разговор закончился, и я невольно улыбнулся. Серега так и не понял, что заговорил по-человечески. Хотел бы я на него посмотреть, когда до него это дойдет.

Вода сверху тем временем продолжала литься как из ведра. Небо то светилось, то громыхало. В общем, вверху происходили какие-то бурные процессы. Сомнений не было, что все это затянется надолго. Хотел было завести мотор и поехать к Аркадию, чтобы у него подождать, как он сам позвонил.

– Ну, что тебе сказать? – начал он завуалировано. В появившемся окошке он сидел на своем красном диване с сигаретой.

Все-таки закурил…

– Ну, не томи! – не выдержал я.

– Приезжай, все готово, – расплылся он в улыбке.

– Аллилуйя, – возрадовался я вслух.

Заведя мотор, я включил дворники в активном режиме. Привокзальная площадь была пустынна. Что ж, самое время ее покинуть.

На подъезде к дому Аркадия осадки резко прекратились. Серые тучи расступились, и на небе появилось солнце. Готовясь уступить время ночи, лучи тускло падали на землю.

Аркадий стоял на улице в ожидании меня с пакетом под мышкой и, ежась, курил.

Ну, ты посмотри на него! Пять лет не курил и на тебе – теперь дымит, как паровоз. За все время простоя хочет наверстать, что ли? Но ничего, дружище, я тебе помогу, искореню эту глупую привычку.

– На, держи, здесь все снимки, – протянул он через окно пакет.

– А свою фотографию положил?

– Нашу! – заулыбался он. – Она самая первая.

Я открыл пакет и достал этот снимок. Вытянутые руки Аркадия, держащие камеру, были огромными. Улыбаясь, он как будто прятался за ними. Из-за его плеча выглядывала моя голова. Перед моими глазами всплыло окошко, и я услышал голос Аркадия:

– «Присоединяйся, запечатлим нас вдвоем на память».

Отлично! Все работает как надо.

– Если придумаешь что еще, то не стесняйся, обращайся.

– Понравилось?

– Скорее было интересно… Такое чувство, что стал участником какого-то большого хорошего дела…

– Твоя интуиция тебя не подвела, – не выдержав, заметил я. – Слушай, Аркадий, ты вроде нормально зарабатываешь, неужели нельзя сделать что-нибудь, чтобы выкинуть эти чертовы очки?

– Да ты что?! Это целое авторское творение! По ним меня узнают…

– Да ладно…

– У людей обычно встречается два глазных заболевания: или глаукома – повышенное внутриглазное давление, или катаракта – помутнение хрусталика. У меня сразу обе проблемы. Делать операцию в таком случае опасно. Как в лотерею играть. Поэтому пока не решаюсь.

Я понял, как смогу его отблагодарить, заодно подметил для себя, что нужно будет не забыть выключить его привычку к сигаретам.

На этом попрощавшись с Аркадием, я устремился побыстрей попасть домой, где меня ждала бессонная ночь, заполненная работой. Мне хотелось не растягивать, а откорректировать всех сразу, одним махом. Пока ехал до дома, я представлял, какой будет в интернате переполох наутро, когда дети разом выздоровеют до абсолюта. Благо я догадался вырвать у директора из календаря листок со своими данными. Хотя, может, зря я это сделал… Обнаружив пропажу, она может сразу заподозрить меня в причастности к чудесному исцелению ее воспитанников. Но вполне вероятно, что, когда начнется в интернате переполох, ей уже будет не до какого-то благотворителя с фотографом, и за всей этой суетой она вообще обо всем забудет. Но это все неважно, главное у всех детей появится шанс начать новую полноценно жизнь, а это стоит всех этих рисков.

Дома, не тратя время ни на что другое, я прошел в гостиную и, сев на диван, высыпал на журнальный столик все фотографии. Кипа детских лиц расползлась по столу. Если не знать об их недугах, то трудно было угадать те беды, что остались за кадром. На большинстве снимков это были обычные радостные лица. В появившемся перед глазами окошке лица оживали и менялись, стоило перевести взгляд от одного снимка к другому.

Перед тем, как начать трудиться, я начал собственную корректировку: отключил потребность во сне, повысил на максимум стремление к труду, свел до нуля утомляемость и поднял до высот бодрость. Как только все было готово, я приступил к работе.

Всю ночь я корпел над снимками без остановки. Боясь не успеть к утру, я не останавливался даже на короткие перерывы. Только убедившись, что смог поднять здоровье до 100 %, я приступал к следующему ребенку. То и дело мне представлялось, как вся эта орда уже утром начнет носиться сломя голову по коридорам интерната, шокируя его работников.

Последним снимком стала наша фотография с Аркадием.

Ну, что ж, дружище, тебя ждет по пробуждении большой сюрприз. Придется тебе отказаться от авторского творения и снять с носа этот громадный хлам.

Без труда разобравшись с проблемами его зрения, я принялся за вредные привычки Аркадия. И удивился, обнаружив у него еще и пристрастие к марихуане. Понимаю, что фотограф тоже вроде как творческая личность, но выключил и эту вредную привычку на пару с табакокурением.