Обшарив весь дом и двор, саперы вернулись ни с чем. Никакой взрывчатки они не нашли. Полицейские плотным кольцом окружили Чоя. Один из них спросил меня:
– Не знаете ли вы, где ваш муж спрятал взрывчатку? Может, вы видели, как он зарывал что-то тайком во дворе дома?
– Я не интересуюсь тем, что делает мой муж. Я никогда не видела, чтобы он прятал или зарывал что-то.
– Если вы не скажете, я изобью вашего мужа до смерти прямо здесь, в этой комнате.
– Я ничего не знаю, поэтому и сказать ничего не могу. Я не знаю, где находится взрывчатка.
Полицейские с кулаками набросились на Чоя. Один из них взял провод, оголенный конец приставил к телу Чоя. Удар тока был настолько силен, что Чой упал навзничь, его тело задергалось в конвульсиях. Я не могла глядеть на эту ужасную сцену.
В мгновение ока я соскочила со стула и ринулась на полицейских. Один из них схватил меня за руку, швырнул на стул. Тогда я начала кричать.
Наконец они прекратили истязать Чоя, вновь приступили к допросу:
– Где ты спрятал взрывчатку?
– Я же ответил, что не знаю. Но если вы действительно хотите найти взрывчатку, то идите туда, где находятся американцы. Ищите там – и обязательно найдете.
Побои сменялись допросами. Так продолжалось около часа. Убедившись, что он ничего не добьется, старший полицейский приказал увести Чоя.
Около одиннадцати часов вечера в комнату вновь с шумом ввалилась группа полицейских. Один из них сказал:
– Собирайся, пойдешь на свидание к мужу, он что-то хочет сообщить вам.
Машина, в которой меня везли, свернула в какой-то узкий переулок и остановилась у ничем не примечательного дома. Несколько полицейских быстро вошли в этот дом и вскоре вернулись, ведя с собой девушку, по виду студентку. Затем нас обеих привезли в городскую полицейскую префектуру. Только в комнате допросов я узнала, что студентку подозревают как соучастницу Чоя. Ночью меня начал допрашивать начальник полиции.
– Знаете ли вы, чем занимался ваш муж? – спросил он. – Нет.
– Сколько дней вы замужем?
– Сегодняшний девятнадцатый день.
– Если вы скажете правду, всю правду, то эти дни для вас не потеряны.
Он замолчал и откинулся на спинку кресла. Сморщенное лицо землистого оттенка выдавало в нем курильщика опиума.
– Не скажете ли вы, к кому ходил ваш муж? – продолжал он допрос.
– Каждый день утром, после обеда, а иногда и вечером муж отправлялся на работу. Он редко выходил в город.
– А кто обычно ходил к нему?
– Иногда, очень редко, к Чою приходил один его товарищ. Они либо слушали музыку, либо вместе ремонтировали какие-то электроприборы. Мы поженились недавно, поэтому я пока не знаю его друзей.
Начальник полиции задавал нам один вопрос за другим. Прошло несколько часов. Полицейский повел показать камеру пыток. Он заставлял подолгу останавливаться у каждого орудия и приспособления для пыток…
Затем сказал с угрозой:
– Ну как, видели теперь? Если вы опять будете мне морочить голову, то попробуете все, что видели.
Вернулись в комнату допросов. Шел третий час утра. Мне очень хотелось узнать, где Чой. Я все надеялась его увидеть. Но напрасно.
…Каждый день меня заставляли присутствовать при допросах и пытках, которым подвергались все, кого хоть в какой-то степени подозревали причастным к покушению на министра обороны США.
Особенно жестоко пытали Лоя, юношу, арестованного на месте готовившегося покушения вместе с Чоем.
Вечером того первого дня заключения, когда Чой в полдень выпрыгнул в окно, Лой тоже попытался бежать. Он перелез через тюремную стену, но был схвачен. Здесь, в тюрьме, я увидела Лоя впервые. Очень молодой, лет восемнадцати, наверное. Он был уроженцем той же деревни, что и Чой. Когда его арестовали и бросили в тюрьму, другие заключенные вначале отнеслись к нему с недоверием: из-за завитых волос его приняли за модника. Но затем узнали, что Лой работал парикмахером; хозяин заставил Лоя делать себе экстравагантные прически. А когда стало известно, что Лой участвовал в подготовке покушения на Макнамару, недоверие к нему быстро уступило место уважению.
Однажды мы оказались наедине. Он выпалил:
– Чой все взял на себя. Он заявил, что все было организовано им одним и что только он один несет ответственность, никого с ним не было. Как его ни били, он повторял то же самое. Чой очень смел. Я видел, как он выпрыгнул в окно. В этот момент я сидел рядом с ним и догадался о его намерении. Он посмотрел на полицейских, находившихся в комнате, бросил взгляд через окно на улицу, а затем выпрыгнул в окно. Если бы он не упал на проходивший в это время автомобиль, ему, может быть, удалось бы скрыться, даже несмотря на то, что он был в наручниках.
Затем его поместили в палату, где лежало еще семь человек. Окна палаты были затянуты колючей проволокой, дверь постоянно заперта на ключ. В каморке рядом круглосуточно дежурили полицейские. Здесь состоялась встреча Чоя с женой.
– Увидев меня, Чой попытался приподняться, но не смог, – рассказывал Куен.
На его груди виднелись кровоподтеки и ссадины от ударов палок и кулаков. Правая нога – в гипсе. Он очень похудел, глаза ввалились, подбородок заострился. Все лицо покрыто синяками. Глядя на него, я не смогла удержать слез.
– Ну, что ты, – сказал Чой, – это я виноват во всем. Я люблю тебя, очель люблю.
– Вы начнете давать показания? Подумайте еще, – терпеливо убеждал начальник полиции, – знаете ли вы, что ваше преступление чрезвычайно тяжелое? Ведь вы хотели убить одного из самых высокопоставленных деятелей Соединенных Штатов.
– Конечно. Я готов отдать жизнь ради выполнения этой задачи, – ответил Чой.
– Тебе следовало бы подумать о молодой и красивой жене. Теперь и она попадет в тюрьму.
…Вскоре Куен поместили в центральную тюрьму.
– Меня бросили в камеру, где находилось более десяти заключенных женщин, – продолжала Куен. – Студентка А. была арестована в момент, когда наклеивала антиамериканский лозунг. Девушку В. арестовали по подозрению, потому что там, где она работала, обнаружили знамя Вьетконга. Однажды утром она возвратилась в камеру из комнаты пыток до такой степени измученной, что еле передвигала ноги и вынуждена была держаться за стенку, чтобы не упасть. Палачи загоняли ей гвозди под ногти. Войдя в камеру, она рухнула на руки подоспевших подруг и разрыдалась.
Вначале все заключенные нашей камеры отнеслись ко мне настороженно, смотрели изучающими взглядами.
Однажды мы разговорились с И. Услышав имя моего мужа, она воскликнула:
– Неужели Нгуен Ван Чой! Так, значит, вы жена Чоя, человека, который чуть было не уничтожил Макнамару?
– Да.
– Он сломал ногу, прыгнув в окно, это верно?
– Да, я была у него в больнице.
– О небо! – воскликнула И.
Вскоре уже вся тюрьма знала новость о том, что жена Нгуен Ван Чоя находится в камере № 4. Из многих камер, расположенных поблизости, доносились голоса:
– Где жена Чоя? Это та новенькая?
– Да, она самая…
Как-то одна из женщин сообщила, что совсем недавно видела Чоя.
– На носилках лежал юноша, укрытый одеялом. Была видна только его голова. Он казался не старше двадцати. На расспросы один из охранников сказал: «Это тот самый человек, который пытался убить господина Макнамару!» Услышав это, мы бросились к носилкам. Охранники кулаками отгоняли нас, но мы не отступили. В конце концов они были вынуждены разрешить кому-либо из нас поговорить с больным. Но он лежал неподвижно, с закрытыми глазами…
11 августа Чою объявили смертный приговор. Куен увидела фотографию в газете «Тхиен ти» («Добрая воля»). Да, это был Чой. Он стоял перед столом, на котором лежала мина и моток провода. Под фотографией была подпись крупными буквами: «Телефонный звонок – требование обменять жизнь американского полковника на жизнь вьетконговца Нгуен Ван Чоя». В статье говорилось следующее: «Партизаны Венесуэлы в Южной Америке поймали американского полковника и требуют обменять его на вьетконговца Нгуен Ван Чоя. Их условия: «Если во Вьетнаме расстреляют Нгуен Ван Чоя, то час спустя в Венесуэле будет расстрелян полковник Смоленс».