— Слушай, все же и у вас не дураков держат… — со смешком сказал Павел — По науке надо доказать что? Взаимосвязь причины, породившей следствие, с этим самым следствием. А какими глазами на нас посмотрит любой здравомыслящий судья, если мы попытаемся доказать… Не-ет, даже только заикнемся, что наши хорошие мальчики вынуждены были волыну достать только затем, что бы отбиться от двух плохих девочек, которые их, шестерых спортсменов — рукопашников, метелили не по детски?.. Что? В плане доказухи судье их титьки предъявлять при всем честном народе? Они мило обстоятельно докажут, что в детстве, то есть в 11 — 12, когда еще и всех этих прелестей как таковых у них практически не было, по причине неотрастания по малолетству, они были поголовно влюблены в мальчика по фамилии Птицын, вот и замайстрячили себе одинаковые тату!.. Пойми. Де юре — девахи, по любому, терпилы. Оружие у пацана незаконно, и это процессуально закрепленный факт. Мы дураков этих задержали и готовим обвинение. Далее по методике… Эпизод проходной, а мы в реальных делах зашиваемся, поэтому парней до суда доведем и все. Ловить «журавля в небе» нам никто не даст.

— Да, но били их все же наши милые барышни… Судя по всему, ты в этом уверен, а значит, перепроверил через свои возможности…

— Поверь — троекратно перепроверил. Гадом буду, с ними все непросто… Однако реально… Реально они соскользнут. На девчушек мы не натянем ничего при всем желании. А вот вы, с вашим пристрастием к «глубинному бурению» можете их посмотреть, покрутить. По своему, по фейсовски… Чую должен мне за наводку будешь как земля — колхозу!..

— Сам чую, что тема реальна. Вот чувствую и все тут. Чай не первый раз опер… оно, конечно, конкретики ноль, но вот на душе… На душе не спокойно. Зацепил ты меня своими девчонками…

— Эт ты еще татушек не видел!..

— Речь не мальчика, но мужа!.. Знаешь, Паша, что я тебе скажу… Нализались мы с тобой под благовидным служебным предлогом как две свинюки… Вот и тянет на оперативное отслеживание двух пар девичьих прелестей строго ради интересов госбезопасности. Может по трезвому? Завтра…

— Шучу… Кстати уже сегодня. Время без малого — четыре утра.

— У!.. Ё!.. Свяжись с пьяницей…

— Ага, насильно в глотку вливал…

— Ну не вливал, и что?.. Я о другом — не упустить бы время… У тебя есть изображения этих татушек?.. Нет!? Жаль!.. Хотелось бы получить их. Я по базам пробью, вдруг где мелькали среди символики экстремистов или сектантов…

— И что? Вот таки прямо с пьянючими рожами в медицинское учреждение?.. — ернически воскликнул Павел. — А не позволите ли вы, уважаемые доктора, двум синюшным извращенцам сделать интимное фото ваших пациенток из реанимации…

— Фи, Паша, моветон!.. Похабно даже звучит, не говорю уж о реальной оценке ситуации эскулапами из облбольницы.

— Тады, вашество, слухай мою команду… Сейчас спим… Целых три часа… Нет… Четыре… Потом, трезвые, едем и решаем все вопросы. Думаю за три — четыре часа они с пулями в пузах не очухаются и не сбегут. Стопудово!.. И эти, — движением рук Павел изобразил солидные выпуклости где-то у себя в районе живота, — тоже останутся на месте. Сфотаем в лучшем виде.

Парашют не раскрылся. Купол не «дышал», надуваясь воздухом и вновь опадая, давая мизерную надежду выжить. Это был полный перехлест, «колбаса» на профессиональном сленге Владимира и его друзей. Такая близкая и родная, одетая травяным ковром Земля, незаслуженно ненавидимая теперь, стремительно приближалась. Липкая холодная ручонка страха сжала сердце, парализуя волю и не позволяя пошевелиться. Медленно, намного медленнее чем хотелось, рука потянулась к стропорезу. Время вообще замедлило для него свой бег, только земля жила своей отдельной жизнью. Ее время неслось как всегда стремительно и неумолимо, тем быстрее, чем медленнее двигался лейтенант. Он и сам не понял, каким образом успел избавиться от основного, и раскрыть запасной парашют. Невидимая рука схватила за шиворот и, ощутимо тряхнув, швырнула вдруг к земле, выровняв течение времени. Оказывается, он слишком медленно двигался и долго думал. Не успев как следует сгруппироваться, офицер обеими ногами ударился о камни, и тупая боль в пятках подтвердила, к его великой радости, что он еще жив…

Группу Ибрагима Цечоева с позывным «Волк» они настигли под вечер. Опытный боевик петлял и хитрил, выставляя ловушки и оставляя заслоны. Но заложники, взятые им позавчера в Грозном, не давали ему идти с той скоростью, на какую были способны его тренированные люди. Владимир не знал, почему, почувствовав на хвосте «охотников», Волк, как это обычно бывает, не избавился от лишних людей. Либо верил в свою удачу, которая до сих пор не изменяла ему, либо эти заложники были очень важны для него. Может есть еще какая-нибудь причина, но думать об этом некогда. Подразделение практически бесшумно готовилось к бою, и никто уже не в силах что-либо изменить. Они опередили Волка, преодолев каменистую гряду напрямик, чем свели на нет имевшийся у боевиков выигрыш во времени и расстоянии. Из-за заложников Цечоев пошел в обход, и опоздал. Вот уже первые его люди показались между деревьев на другом краю большой поляны.

Дозорные, присев за стволами деревьев, долго вглядывались в стену леса на другой стороне открытого пространства, выискивая следы и приметы возможной засады.

«Так и есть, — подумал лейтенант — не лопухи. Глупо было надеяться, что ломанутся напрямик».

Дозор, а затем и основная группа, вытянувшись цепочкой, начали обход поляны по опушке, чтобы в случае малейшей опасности или выстрела с противоположной стороны скрыться в лесу под защитой стволов деревьев.

«Десять… Не все… Где заложники?» — вновь и вновь спрашивал себя молодой офицер. На душе было неспокойно. Предчувствие, что он упустил какую-то важную мелочь, не оставляло его.

Его бойцы делали привычную для себя работу. Пусть опасную и кровавую, но все же обыденную в наше неспокойное время, не раз выполненную и перевыполненную ими. Мысленно они уже были в бою. Очистив сознание от посторонних мыслей, люди слились воедино со своим оружием. Он такой роскоши «не думать» позволить себе не мог. Он отвечал за все. И за людей, и за заложников, и за исход операции. Куча полковников наверху не может ошибиться. Ими все гениально просчитано и выверено, и если что не так, то виноват всегда исполнитель, то есть он, вчера зеленый выпускник, а сегодня уже опытный командир группы, за плечами которого не один такой выход. Вернее нет. Заложников вытаскивать ему еще не приходилось. Ему недосуг было разбираться, почему наверху решили направить в новый рейд именно его группу, возвращавшуюся на базу из планового поиска. Почему не стали, как всегда, затевать переговоры и выкупы, почему не привлекли более опытных именно в этом вопросе ребят, например из ФСБ. Он уже давно понял, что лишние вопросы, даже заданные самому себе, в таких ситуациях приводят к неприятностям и дополнительной головной боли.

Наконец первый дозорный, здоровяк в камуфлированных брюках и майке, достиг противоположного края поляны. Группа замерла, повинуясь его жесту. Крепыш прошел вдоль опушки, углубился в лес. Казалось, он не мог не видеть замаскировавшихся в траве бойцов Владимира, и все же дал сигнал кому-то на той стороне.

«Теперь все, — резюмировал лейтенант, увидев «Волка» и трех его доверенных охранников, буквально волоком тащивших выбившихся из сил заложников, которые не то чтобы были непривычны к долгим горным переходам, но, судя по их виду, не любили пешую ходьбу вообще. Видимо самый длинный пеший поход для них длился от дома до остановки метро и обратно.

Он теперь понял причины спешки. Все пятеро заложников были из состава танцевальной группы, приглашенной руководством республики на праздничные мероприятия, посвященные грядущим выборам в госсовет Чечни. Организованные торжества призваны были показать миру, что в республике все в порядке, налаживается мирная жизнь, и оснований для беспокойства нет. Сам факт взятия в заложники гостей города, да еще в такое время, грозил вылиться в грандиозную вонючую сенсацию, которую мигом подхватят, раздуют до скандала и разнесут по миру досужие корреспонденты некоторых одиозных продажных газетенок.