– Понятно. Что еще?

– Родился и жил в деревне, в беднейшей семье. Знает и любит всю крестьянскую работу. Руки у парня на месте. Кроме того, может слесарить, водить машину, заложить или обезвредить мину, разбирается в электротехнике. Может профессионально работать радиомастером. Программу подготовки прошел полностью. Контрольные проверки сдал на «отлично». Что касается его как командира, то товарищ Саранцев, по отзывам его сослуживцев, проявил себя как грамотный, решительный и смелый командир. Хороший воспитатель подчиненных, умело сочетающий заботу и требовательность. С товарищами по прежней службе поддерживал хорошие, ровные отношения. После награждения орденом не зазнался, нос не задрал. Одинаково ровно себя вел и в командирской форме, и в лагерном ватнике.

– Ну, это – как командир. А как разведчик?

– Осторожный и осмотрительный. Легко и без подозрений входит в доверие к нужным людям. Умеет разговорить их и вызвать на откровенность. Начальник спецлага, в котором товарищ Саранцев заучивал легенду Тиму Неминена, мне чуть руку не оторвал, когда благодарил за то, что товарищ Саранцев был внедрен именно в его лагерь. За восемь недель пребывания он безошибочно вычислил и вошел в доверие к самым активным врагам нашего строя из числа интернированных финнов. После того как этих возмутителей спокойствия, указанных в рапортах товарища Саранцева… – Олег Николаевич сделал паузу, подыскивая подходящий термин, – …изолировали от остальных финнов, в лагере укрепилась дисциплина и возросла производительность труда. При этом ни один из… изолированных финнов даже не заподозрил, что их выдал администрации именно товарищ Саранцев. Надо было видеть их лица во время… во время исполнения приговора. Когда их вели к яме, они трепыхались, брыкались, барахтались. А как увидели Саранцева в форме, то разом сникли и успокоились. Исполнение прошло тихо и гладко. Могу добавить, что при выполнении задания он способен искать и находить нетривиальные решения. Кроме того, я заметил у товарища Саранцева одну замечательную особенность.

– Вот как! Какую?

– Он умышленно или нечаянно иногда задает такие глупые вопросы, которые ставят собеседника в тупик. Чаще всего это подвигает собеседника показать свое интеллектуальное превосходство, и он становится достаточно откровенным. При этом товарищ Саранцев будет слушать с открытым ртом даже очевидную ересь.

– Любопытно. Хорошее качество. В нашей работе просто необходимое. Я, например, так не умею. А вы?

– К сожалению, я – тоже.

Головин, все так же расхаживая по кабинету, закручивал в уме оперативную комбинацию, ключевую роль в которой, возможно, пришлось бы сыграть Коле.

– А что, Олег Николаевич, как вы считаете, далеко пойдет товарищ Саранцев в нашей епархии? Ну, хотя бы по сравнению с вами.

– Что вы, Филипп Ильич, какое сравнение? Помните, в тридцать третьем, как раз когда Гитлер пришел к власти, как вы со мной намучились, когда меня натаскивали. Два года на мою подготовку ухлопали. А он не за два года, а за восемь месяцев прошел всю программу. Способный парень.

– Значит, вы считаете, что товарищ Саранцев может дорасти и до генеральских звезд? – улыбнулся Головин.

– Готов спорить, Филипп Ильич, что он еще всеми нами покомандует, – поддержал шутку начальства Олег Николаевич.

– Ну, дай бог, дай бог.

Головин наконец устал ходить и сел за свой стол.

– А что, Олег Николаевич, если я поставлю вопрос так: способен товарищ Саранцев при определенных условиях создать устойчивый канал стратегической дезинформации политического руководства Германии, Швеции и Норвегии?

Олег Николаевич опешил от такого вопроса. На создание таких каналов уходили годы труда. В их создании и работе участвовали десятки человек! А тут…

– Вы затрудняетесь с ответом? – настаивал Головин.

– Нет. Я считаю, что товарищ Саранцев способен при определенных условиях создать такой канал, но как куратор не рекомендую этого делать.

– Почему?

– Во-первых, от добра добра не ищут. Таскает парень ценную информацию, пусть себе и дальше ее таскает. Источник весьма ценный и перспективный. А вовторых, мы можем просто «спалить» товарища Саранцева. Если он допустит хоть малейший промах, то молодцы из гестапо подорвут его здоровье в своих застенках, и мы останемся без сведений о шведской руде. Поэтому я не рекомендую его использовать как канал дезинформации. По крайней мере, пока.

– Пока, – повторил Головин. – Пока… Хорошо, – продолжил он после небольшой паузы, видимо, прикинув кое-что в уме. – А если мы поставим товарища Саранцева во главе самостоятельной резидентуры в Швеции?

– Саранцев – резидент? – недоверчиво спросил Олег Николаевич.

– А что вас смущает?

– Старший лейтенант – резидент. Наверху могут и не одобрить.

– Ну, это уж моя забота – с начальством разбираться. Уловил? Зато представь, Олег Николаевич, какая шикарная может игра получиться, если Гитлер через нейтральные и дружественные источники нашу дезу получать будет? А? Представь, какие перспективы открываются! Какой простор для полета фантазии.

Он хитро посмотрел на Олега Николаевича и заметил:

– Вообще-то, за такие штуки «Героя» дают.

– Ага. А за провал под трибунал подводят. Хорошо еще, если из своего табельного застрелиться позволят.

– Не боись, Олег Николаевич, прорвемся! Ты эту мыслишку прокрути с недельку-другую, обмозгуй ее со всех сторон и приходи ко мне со своими выводами и предложениями. А за эти сведения, – Головин кивнул на листы с реестрами, – если все подтвердится и мы остановим немца, готовьте с Саранцевым дырочки для орденов.

Олег Николаевич встал:

– Разрешите идти?

Сентябрь 1941 года. Швеция. Стокгольм.

Уже семь месяцев Коля жил в Швеции. Его не забрасывали с парашютом, и ему не пришлось на брюхе ночью переползать через границу под слепящим светом прожекторов, хотя такой способ проникновения, конечно же, выглядел бы куда романтичнее. Он просто и без приключений доехал поездом до Копенгагена в вагоне первого класса. В кармане его пиджака лежал дипломатический паспорт и самое подлинное командировочное удостоверение за подписью самого Микояна, в котором указывалось, что он, то есть тов. Саранцев Н. Ф., направлялся для работы в советское торгпредство в Дании. По прибытии в Копенгаген, не заезжая в советское посольство, Коля направился в порт, сел там на паром до Мальме, и в скором времени на шведскую землю сошел финский иммигрант, бежавший от большевиков, Тиму Неминен. А через несколько дней по паспорту тов. Саранцева Н. Ф. через Данию вернулся в Советский Союз другой агент, выполнивший задание. Таким образом, количество въехавших и выехавших Саранцевых сравнялось.

В Стокгольме Коля встал на учет в полицейском управлении как иммигрант и на удивление легко, всего через несколько дней, получил вид на жительство с правом работы. К финнам в Швеции относились благосклонно и с пониманием, как к жертвам борьбы с большевизмом.

Видел ли Коля, проезжая через Германию, что готовится война? Видел. Все видел, потому что такие приготовления скрыть невозможно. Он мог их заметить, не выходя из вагона, прямо из окна купе. Видел составы с бронетехникой под брезентовыми чехлами, видел платформы с артиллерийскими орудиями, видел целые эшелоны, из плацкартных вагонов которых весело махали Руками немецкие солдаты. Он не только видел всю эту массу войск, передвигавшихся по дорогам Германии, но и при первой же возможности доложил об этом Головину, который на основании этого и нескольких других подобных сообщений составил аналитическую записку и направил ее начальнику Генерального штаба и наркому обороны. Те, в свою очередь, довели ее содержание до сведения высшего руководства страны – Сталина Молотова, Ворошилова и всего Президиума ЦК на закрытом докладе. Руководство страны немедленно отреагировало разумно и адекватно.

Беда была только в том, что Коля сообщил о массовых перебросках немецких войск в северо-западном направлении. Это его сообщение без противоречий накладывалось на донесения всей западноевропейской агентуры ГРУ, которая сообщала, что для высадки в Англии, в Бельгии и Северной Франции происходит небывалая концентрация немецких войск общей численностью 20—30 дивизий. Крупномасштабная десантная операция «Морской лев» была назначена на май 1941 года. План операции по форсированию Ла-Манша и вторжению в Англию был утвержден лично Гитлером. Если помните, именно к этому в свое время стремился и Наполеон, который даже развернул так называемый «Булонский лагерь», но так и не смог решиться на высадку за проливом.