Всеобщей тотальной бойни можно было бы избежать, если бы не главная, самая жестокая вражда — между Германией и Англией, которую подогревал до невероятных температур лично император. Эта конфронтация раскочегарила и все остальные конфликты до гибельного уровня. И лишила всех других действующих лиц возможности искать компромиссы. Компромиссов с матерью у кайзера быть не могло!
Если учесть, что Вторая мировая война стала как бы вторым таймом Первой, своего рода матчем-реваншем, то окажется, что сложные семейные отношения германского императора во многом определили историю XX века…
Конечно, и реакция Англии иногда была преувеличена, ведь паранойя заразна. Но вообще-то, станешь параноиком, когда такой вот насквозь милитаризированный дядька, с этакими невероятными усищами, постоянно позирует с жуткими саблями в руках и свирепо глядит в объектив. При этом он с утра до ночи бредит именем твоей страны. И дело не ограничивается воинственными лозунгами: идет тотальная милитаризация германской экономики, ставится задача создать самый мощный в мире военно-морской флот, открыто говорится, что он должен обязательно превзойти свой британский аналог. У такого флота могло быть только одно предназначение…
Вражда эта в сердце Вильгельма накалялась постепенно, по мере того, как выгорала любовь и оставалась одна ненависть. Еще в 1895 году кайзер, считавший себя кем-то вроде живописца, нарисовал картину, передающую совсем другое мироощущение. (Интересно, что он, как и Гитлер, полагал себя нереализованным художником, а со Сталиным его объединяло общее врожденное уродство — плохо действующая, короткая левая рука).
На той картине, подаренной близкому родственнику и другу (российскому самодержцу Николаю И) Вильгельм изобразил народы Европы на краю пропасти, прячущимися за спиной могучей и отважной Германии, которая указывает на Восток, откуда исходит «желтая опасность». Мужественный германец держит за руку робкую, напуганную девушку — Британию. Не бойся, мол, красавица, я тебя защищу! Николай ответил благодарственной телеграммой. Он назвал картину «charming» — очаровательной, милой. Вообще кузены общались по-английски: для них обоих это был фактически второй родной язык.
Но пару десятилетий спустя кайзер видел главную опасность для себя исходящей уже с Запада, а не Востока. А робкая девица Британия превратилась в его сознании в коварную и опасную интриганку. Заодно врагом стал и любезный друг Ники…
Гонка морских вооружений, развязанная кайзером, приближала войну.
Даже само немецкое общественное мнение не могло взять в толк, зачем вдруг понадобилось Германии создавать гигантский флот, да еще такой ценой — фактически это стало главным общенациональным проектом, в жертву которому приносилось все остальное.
Строительство флота разоряло страну, колонии тоже оказались убыточным предприятием и ложились тяжким бременем на национальную экономику. Но кайзер упорствовал, доказывая что-то самому себе и продолжая яростный заочный спор со своей теперь уже покойной матерью. Ведь она превозносила Англию как образец морской державы. Ну вот, он покажет, что и Германия может быть владычицей морей. А вот какое объяснение кайзер предложил правителям европейских стран.
«Все долгие годы моего правления мои коллеги, монархи Европы, не обращали внимания на то, что я хотел сказать. Но совсем скоро, когда у меня появится мощный военно-морской флот, им придется начать меня уважать», — объявил он. Слова глубоко закомплексованного человека…
При жизни бабушки (королевы Виктории, которой он побаивался) Вильгельм не очень-то позволял себе показывать зубы. Но не стало бабушки, умерла и мать, так и не приняв своего сына таким, каков он был.
Знаковым событием стал ранний разрыв императора с Бисмарком. Формально причиной увольнения «железного канцлера» были внутриполитические разногласия, но на самом деле кайзера не устраивали взгляды Бисмарка на международную ситуацию. Британию тот считал опасным конкурентом, но стремился по возможности не допускать военного противостояния с ней и уж точно не страдал ни англофобскими, ни англофильскими комплексами. Войны же с Россией Бисмарк призывал избегать изо всех сил. Не одобрял он и антисемитизма, считая его «вульгарным». Вне всякого сомнения, рационально мыслящий канцлер никогда не согласился бы разорять страну ради сомнительной гонки морских вооружений. Когда канцлера спросили, что он думает о борьбе за африканские колонии, Бисмарк сказал: «Моя карта Африки — в Европе. Вот Россия, а вот Франция. А мы посередине. Вот так выглядит моя карта Африки».
Вскоре от Бисмарка и, главное, от его политики, не осталось и следа. Германия отдавала все свои силы строительству самого могучего в мире военно-морского флота, готовясь к глобальному противостоянию с Британией. В 1909 году в злополучном интервью английской газете «Дейли телеграф» кайзер попытался успокоить британцев, но лишь еще более укрепил их в представлении о смертельной опасности, исходящей от Германии и лично от ее императора.
Фантастический текст интервью давал богатый материал психиатрам, уж больно оно было похоже на поток сознания больного, пытающегося добиться любви и признания от своей будущей жертвы. Вильгельм упорно доказывал, что он — чуть ли не единственный истинный друг Англии во враждебной Альбиону Германии. В подтверждение дружеских чувств он приводил какие-то отдельные, вырванные из контекста или сомнительные факты, «забывая» о других (а может, и действительно не помня о них в тот момент; избирательная память свойственна психопатам). Например, он запамятовал о восторженной поздравительной телеграмме, которую направил лидеру антибританского движения буров, президенту Республики Трансвааль Паулю Крюгеру по поводу военного поражения, нанесенного англичанам.
И главное, ради чего было затеяно интервью, — утверждение, что строительство гигантского военно-морского флота Германии направлено против кого угодно, но только не против Британии, — не подкреплялось никакими разумными доводами или доказательствами. В контексте такого интервью заявление это было воспринято как издевательство. Тем более что кайзер назвал англичан «сумасшедшими, словно мартовские зайцы» (популярная английская идиома для обозначения совершенно бессмысленного, глупого образа действий), поскольку они отказывались верить в его исключительное миролюбие.
Навязав своей стране искусственный приоритет, пытаясь превратить Германию в великую морскую державу, кайзер шел против шерсти, против привычек и традиций. Чтобы обеспечить общественную поддержку своим проектам, он вынужден был постоянно раздувать националистическую истерию. В Англии агрессивное поведение Вильгельма II воспринималось как доказательство опасений, что прусская военщина действительно мечтает захватить весь мир и прежде всего — уничтожить Британскую империю.
Что подтверждалось статьями в германской прессе, проникнутыми невероятной, просто бешеной англофобией. Получалась самоиндукция ненависти: Вильгельм поощрял и привечал авторов антианглийских статей (чем злее, тем лучше) и в то же время сам верил опубликованному, читал вслух семье и приближенным и после этих чтений ненавидел Британию еще пуще.
Дело неминуемо катилось к войне, хотя бы потому, что из-за строительства флота Германия наделала таких долгов, что оказалась на грани банкротства: теперь война необходима была хотя бы для того, чтобы все на нее списать.
Все это происходило на фоне тектонических социальных сдвигов в Германии. Процесс «перетаскивания» помещиков-феодалов в буржуазию (так называемый прусский, или юнкерский путь) в целом походил на то, что уже случилось в других европейских странах, и, по сути, не так уж резко отличался от других образцов. Правда, в Англии, в условиях морской, торговой цивилизации, «торгаши» давно задавали тон и активно перемешивались с аристократией. В Германии все это происходило с опозданием и более болезненно. В литературу вошли душераздирающие истории о несчастных юных красавицах из обедневших дворянских родов, вынужденных выходить замуж за облезлых биржевых брокеров.
