Тяжелые шаги протопали от порога к ширме и замерли. Семен кашлянул раз, другой. Они лежали тихо, давясь от смеха.

- Кто здесь полы молоком моет? - грозно спросил Семен. Они захихикали.

- Вставайте, лежебоки! - примирительно сказал Семен. - Работы невпроворот. Деревню на свадьбу звать, столылавки сбивать, закуски готовить… Успеете намиловаться…

* * *

Свадьбу сыграли веселую и многолюдную. Настя сидела за столом в костюмчике из подаренного Крайневым шевиота. Сшила она его давно, но Крайневу не показала - он и думать забыл о своем подарке. Зато ему пришлось лихорадочно искать наряд: костюм, в котором он вернулся в декабре, был хорош для работы, но не годился для праздника. В московском магазине костюм в стиле сороковых годов прошлого века не купишь, хорошего портного, чтоб пошить, не найдешь. Крайнев всерьез подумывал о военном мундире интенданта третьего ранга, который можно достать у реконструкторов, но чужой мундир на своей свадьбе… Помощь пришла неожиданно. Както в дом зашла делегация: двое мужчин и женщина, все немолодые. Лица их показались знакомыми, присмотревшись, Крайнев понял: евреи из Города, он выдавал им аусвайсы. Гости поклонились, и старший положил на стол большой сверток.

- Люди говорят: женитесь, - сказал тихо. - Мы подумали: нужен костюм.

Крайнев взял сверток. Внутри оказались френч и галифе из темносиней тонкой шерсти. Крайнев забежал за ширму, переоделся - френч и галифе сидели, как влитые. О чем он радостно сообщил гостям.

- Тридцать лет шью! - улыбнулся старший из гостей. - Достаточно глянуть на человека - и мерка снята. У вас, товарищ, фигура хорошая, легко шить.

- Сколько? - спросил Крайнев, доставая кошелек.

- Нисколько! - спрятал руки старший. - Это подарок. От нас. Изя, - он коснулся плеча спутника, - дал отрез, я шил. Мира тоже имеет сказать.

Женщина вышла вперед и протянула Крайневу нечто тяжелое в тряпице. Он развернул. В ладонях заструилось ожерелье из серебряных колец и пластин со вставками из бирюзы.

- Подарок невесте, - улыбнулась Мира. - Пусть ей будет счастье!

- Я так не могу! - запротестовал Крайнев, но портной решительно прервал его:

- За то, что вы сделали, полагается памятник из чистого золота. При жизни. Мы бедные люди и не имеем столько. Берите, что есть, и не обижайте отказом.

Крайнев молча расцеловался с каждым и усадил за стол. Гости степенно выпили с ним по чарке "слезового", закусили квашенной капусткой и откланялись. Приглашение на свадьбу они вежливо отклонили. Крайнев не стал настаивать.

Подарки Крайнев хранил в тайне даже от Насти. В назначенный день он встал затемно, переоделся и в обновке показался невесте. Она обрадовано запрыгала вокруг него, и тогда он достал ожерелье. Она не позволила его надеть, вначале долго рассматривала, любуясь блеском камней. Крайнев честно признался, откуда у него все это.

- Видела, как они приходили, - вспомнила Настя, - подумала: чтото просить. Какие люди!

- Хорошие люди! - подтвердил Крайнев и повел показывать гостям невесту.

На свадьбе гости громко восхищались красивой парой, но Крайнев чувствовал, что восхищение не совсем искреннее. Пару раз он уловил шепот: "Зачаровала…" и понял: Настю не считают ему ровней. Невеста тоже услышала, заволновалась и за праздничным столом выглядела неважно: бледная, с красными пятнами на лице. Крайнева это не смущало: он знал, какая она на самом деле.

Женихом на деревенской свадьбе было хорошо. Не требовалось кудато ехать, посещать обязательные места, фотографироваться и совершать массу других глупостей. Обрядами занимались сваты, от молодых требовалось чинно сидеть в красном углу и робко целоваться под крики "Горько!". Они и сидели, взявшись за руки,,0 пряча эти сцепленные руки под столом. Обошлось без столь страшной для Насти дежи и проверки ночной рубашки наутро. Пара глупых баб сунулась соблюсти обычай, но Семен встретил их с немецким штыком в руках. Он встал на пороге и отточенным до бритвенной остроты лезвием стал подрезать ногти. Бабы проглотили заготовленные слова и пулей выскочили из сеней.

В церковь они не поехали, в эти дни не венчали. Крайнев думал, что съездят позже, но Настя молчала. Он спросил сам.

- Потом! - отмахнулась она. - Перед венчанием надо исповедаться, узнает батюшка, что до свадьбы жили, наложит епитимью. Запретит спать вместе до венца. Подружки замуж выходили, рассказывали. Я не хочу без тебя даже ночь!

- Что люди скажут?

- Они без того говорят! Чародейством мужа добыла… Конопатая, тощая, а какого мужика оторвала! Зачаровала…

- Не слушай дураков! - упрекнул он. - Что они понимают? Ты самая красивая! Я насмотреться на тебя не могу! На твои милые конопушки, маленькие ножки, ручки, пальчики…

- В твоем времени нет таких девушек?

Крайнев хватил ртом воздух.

- Ты знаешь?…

- Давно! - беззаботно ответила Настя. - Папа сразу заметил: говоришь не так, держишь себя не как мы, подругому относишься к людям и вещам. Мы очень удивились, когда ты принес дорогие отрезы и попросил взамен домотканую одежду. Позже папа показал мне твою. Эти застежки…

- Молнии…

- Я только раз видела. В школу приезжал летчик, у него была кожаная куртка на молнии. Все рассматривали, щупали… Та молния была металлической, а твои сделаны из неведомого материала. Папа вытащил нитку из твоего костюма и поджег. Она стала закручиваться шариком и вонять…

"Чертовы китайцы! - мысленно выругался Крайнев. - На этикетке - хлопок…"

- Потом твоя одежда внезапно исчезла. Ты тоже исчезал. Растворился, но через мгновение появился обратно с узлом в руках. Там были лекарства и много других нужных вещей. Нам сказал, что купил в Городе, хотя никуда не ездил…

- Подглядывала? - укоризненно спросил Крайнев.

Настя захихикала.

- Не стыдно?

Она закрутила головой.

- Взять бы вожжи!

- Не возьмешь!

- Почему?

- Потому что добрый.

- Злой! - делано рассердился Крайнев, отстраняясь.

- Добрый! Добрый! - запротестовала Настя, вновь устраиваясь на его груди. - Ты как папа: грозит вожжами, а ни разу ни ударил. Я тебя полюбила, как только увидела.

- Так не бывает!

- Бывает! - не согласилась Настя. - Мы с подружками решили гадать на суженых, я спросила у мамы как лучше. Она ответила: "Зачем гадать? Суженого сразу узнаешь!" "Как?" - спрашиваю. "Просто! Видела, как цыпленок бежит к наседке и прячется под крыло? Ему становится тепло и спокойно, глазки закрывает. Почувствуешь от парня такое тепло, захочешь прислониться и глазки закрыть, значит, суженый!" Мне захотелось.

- Ты не оченьто походила на цыпленка! - сказал Крайнев, трогая ее голову. - Скорее на ежика. Маленького и колючего.

- На тебя очень сердилась! - сказала Настя. - В любви не признавался!

- Чтоб признаться, надо полюбить.

- Так любил же!

- Я?

- Конечно! Я спросила тогда у мамы: "Как узнать, что он любит?" "Наседка, когда защищает цыпленка, бросается даже на коршуна, - ответила. - Не думает, что может погибнуть. Если он за тебя хоть на смерть - значит, любит!" Ты двух немцев убил, меня защищая. Застрелил пьяницу, что меня ударил!

- Хм!… - сказал Крайнев.

- Я чувствовала, что тебе не безразлична. Помнишь, проведать тебя пришла, раненого, и Соней застала? Ты побежал за мной, стал утешать, а когда я сказала: "Утоплюсь!", испугался.

- Это получилось! - подтвердил Крайнев. - Испугала…

- К нам вернулся, ухаживать начал. Воду носил, работу за меня делал. Спать меня укладывал, когда возле тебя засыпала. Жалел. Когда любят, жалеют…

- Чем дольше я тебя слушаю, - сказал Крайнев, - тем больше о себе узнаю. Особенно впечатлило сравнение с наседкой.

- Вредный! - Настя стукнула его кулачком в грудь.

- Начинается! - вздохнул Крайнев. - Только женился!

- А ты не смейся! Я правду говорю! Влюбился - и все!

- Зачем же тогда чабрецом? - спросил Крайнев. - И лапку лягушачью…