В узком кругу сотрудников и на «средах» не один раз я слы шал пламенное слово Павлова в защиту позиций материализма в самых сложных вопросах естествознания, его полные негодо вания ядовитые высказывания об идеалистическом мировоззре нии или об отдельных сторонниках этого мировоззрения. При этом высказывания великого ученого были, как правило, ярче, страстнее и острее, чем в его печатных трудах и официальных докладах.

Помнится, как однажды после уничтожающей критики про питанной идеализмом брошюры Шеррингтона «Мозг и его меха низм» Павлов высказал мнение, что, должно быть, автор брошю ры на старость лет свихнулся, потерял нормальный рассудок, так как иначе трудно себе представить, каким образом такой круп ный ученый в области физиологии центральной нервной систе мы докатился до идеалистического вздора чистейшей марки, утверждая, будто психическая деятельность не связана с мате риальной структурой мозга, не является продуктом деятельно сти последнего?

Менее гневно, но не менее ядовито он говорил о профессио нальных «философахидеалистах, в частности о Гегеле». Однаж ды в 1935 г. в разговоре на какуюто философскую тему Павлов высказал мнение, что, по всей видимости, Гегель был в психи ческом отношении не совсем полноценным человеком. Труднее себе представить, говорил он, чтобы человек с нормальным рас судком мог утверждать, что идея, дух является первичным, из начальным, а материя — вторичным, производным. Более того, Павлов заявил о готовности аргументировать правильность сво их предположений и попросил для этой цели достать ему под робное жизнеописание Гегеля. Чтобы удовлетворить его желание, я принес ему из дома свой экземпляр книги Куно Фишера о Гегеле. Через несколько дней он сказал, что это не та книга, которая ему нужна. «В ней описана, — говорил он, — не жизнь Гегеля со всеми характерными особенностями его личности, а возникновение, развитие и сущность его сумасбродных мыслей и идей».

Совершенно противоположного характера были высказыва ния в адрес материалистовестествоиспытателей или материали стов — «философов по профессии», как он любил выражаться. В частности, глубоко запечатлелось в моей памяти одно доволь но обстоятельное высказывание Павлова о Владимире Ильиче Ленине. Хотя только часть этого исключительно интересного высказывания Ивана Петровича имеет прямое отношение к теме о его мировоззрении, тем не менее я считаю нужным привести Страницы воспоминаний об И. П. Павлове 457 его здесь почти полностью, придерживаясь в пределах возмож ности также и стиля Павлова.

Както еще в 1932 г. Иван Петрович, будучи в довольно хоро шем настроении, рассказал в узком кругу сотрудников, собрав шихся вокруг него, о том, как он в 1920—1923 гг. посвящал свои вступительные лекции по курсу физиологии в Военномедицин ской академии вопросам текущей политики в стране, как в те годы он выступал даже с публичными докладами на эту же тему. При этом рассказе он несколько раз с большим уважением и теплотой, но не без полемического задора назвал имя Владими ра Ильича. Воспользовавшись хорошим расположением духа Ивана Петровича, я задал вопрос относительно его мнения о Ильиче. Он охотно удовлетворил мою просьбу и высказался при мерно следующим образом.

Ленин был великим ученым, умным политическим деятелем и честнейшим человеком. Верным мерилом ума и величия чело века он, Павлов, считает способность правильно разбираться в сложных и запутанных ситуациях и соответственно этому пра вильно реагировать, действовать. Подходя к Владимиру Ильи чу с этим мерилом, он, Павлов, считает, что большой ум и вели чие Ленина нашли свое яркое выражение в двух важнейших исторических событиях. Вопервых, он правильно ориентировался в сложной, трудной и запутанной ситуации, существовавшей в нашей стране после февральского переворота. И вопреки яро стному сопротивлению многих своих соратников организовал, возглавил и успешно завершил большевистскую Октябрьскую революцию. Вовторых, Ленин правильно ориентировался в исключительно тяжелом и сложном положении в экономиче ской жизни страны, обусловленном разрушительной мировой войной, иностранной интервенцией и гражданской войной, пра вильно оценил соотношение общественных сил и опять-таки вопреки яростному сопротивлению многих соратников произвел крутую коренную ломку в экономической политике, настойчи во и последовательно продолжал это дело до конца и спас тем самым страну от нависшей грозной катастрофы.

Кроме того, он, Павлов, внимательно прочитал книгу Лени на «Материализм и эмпириокритицизм» и признал, что автор книги проявляет глубокое знание кардинальных и весьма слож ных и трудных вопросов философии и естествознания, понима ет их очень глубоко и верно, по отношению к ним придерживается правильных материалистических позиций.

«Наконец, — продолжал Павлов, после некоторой паузы, — величие и честность Ленина в следующем. В первые годы рево 458 Э. А. АСРАТЯН люции многие из почтенных профессоров лицемерно клялись в преданности и верности новому большевистскому режиму и со циализму. Мне было тошно это видеть и слышать, так как я не верил в их искренность. Я же тогда написал Ленину: “Я не со циалист и не коммунист, и я не верю в Ваш опасный социальный эксперимент”. И что же вы думаете? Ленин правильно оценил мою прямоту и искренность, мою тревогу за судьбы отчизны и не только не сделал ничего худого мне, но, напротив того, отдал распоряжение своим подчиненным резко улучшить условия моей жизни и работы, что и было незамедлительно сделано в те тяжелые для всей страны дни.

Да, я должен сказать, господа, — заключил он цепь своих суждений, — что Ленин был поистине человеком большого ума и большой честности. Пульс жизни он ощущал правильно, что редко кому удается». Замечу, что об этом последнем факте я слышал из уст Павлова еще несколько раз.

<1956>

1924 год, конец июня. После непрерывной и напряженной ра боты в течение года Иван Петрович стал жаловаться на уста лость. Его утомляло ежедневное посещение лаборатории, бесе ды с сотрудниками. Дома раздражали телефонные звонки.

Мы посоветовали Ивану Петровичу уехать на несколько дней в Колтуши, в небольшой совхоз, принадлежавший физиологи ческому отделу Института экспериментальной медицины. Иван Петрович руководил организацией совхоза, расходовал на него средства из бюджета лаборатории, подробно вникал в хозяйственную жизнь совхоза. Однако он ни разу не видел Колтушей, и такая поездка была оправдана и с деловой точки зрения.

Для того чтобы не собралось много народа, было решено от правиться в Колтуши, никому об этом не говоря и даже не пре дупреждая заведующего совхозом Г. Старикова. Трое участни ков путешествия — Иван Петрович, А. Д. Сперанский и я — договорились встретиться утром в субботу 5 июня у Финлянд ского вокзала.

В назначенное время все были на месте. Иван Петрович при ехал трамваем, без малейшего опоздания. Сейчас же были куп лены билеты, и мы вошли в вагон.

В вагоне было тесно, и Иван Петрович решил остаться в про ходе. Так же поступил и я. Мы стояли с ним у открытого окна, и он, как всегда, оживленно разговаривал. Остановка на одной из станций напомнила ему случай из далекого прошлого. Он начал рассказывать, как однажды ездил в деревню для ловли бабочек. Целый день он бродил по полям в поисках редкого эк земпляра красивой бабочки — Saturnia pyri, но все его старания оказались безуспешными, и он решил возвращаться домой. Од нако он узнал, что в этот же день одному из его знакомых уда лось поймать такую бабочку. Тогда Иван Петрович снова отпра 460 П. С. КУПАЛОВ вился на поиски, но также неудачно. Он видел одну бабочку и долго гонялся за нею, но она не подпускала к себе на близкое расстояние и в конце концов скрылась. Шутя над самим собою, Иван Петрович рассказывал, как он, подкрадываясь к бабочке, почти молил ее: «Ну, посиди же, дорогая, не улетай».

Отчаявшись, Иван Петрович пришел на станцию, чтобы ехать в город. «И вот надо же, — говорил он, — на станции я узнаю, что моему приятелю посчастливилось поймать и другую бабоч ку. Как я ему завидовал! У меня ни одной, а у него две. У меня было желание отложить все свои городские дела, остаться здесь, ходить дни, пусть даже недели, только бы иметь у себя такую бабочку».