Дальше говорится, что буржуазия по своей специальности базируется на анархии производства и вреда ее осознать не в состоянии, хотя она и образованнее и больше знает, чем пролетариат. Тем не менее она не в состоянии сознать вред. Отсюда вытекает второй вопрос. Она не принимает — в лице своих пред ставителей — практического смысла такой теоретической доктрины, а рабочий класс прекрасно понимает абстрактную теорию познания. Что это такое? Ну, да бумага все стерпит – но таких вещей невозможно писать! Он понимает, что все здесь имеет практическую ценность и служит орудием борьбы либо партий, классов, либо всего общества с природой. Эту прикладную ценность рабочий класс признает, но признавать и знать – это два разных понятия. Почему – это выше говорилось. По той простой причине, что признание это бросает новый свет на науку, искусство и т.д.
Я бы привел такой крупный пример. Когда мы стоим у власти, ясно, что мы должны знать, сколько нам придется затратить на биологию, на текстильное производство и на производство колбасы. Что это значит? Это значит, что мы должны взвесить практическую ценность той и другой отрасли, начиная от производства колбасы и кончая биологией. Вы можете сказать, что я думаю, что на биологию столько-то и на колбасу столько-то, но вопрос заключается в том, верно ли вы даете, верно ли оцениваете? Сейчас на что-нибудь даются огромные деньги, например на Японию, — в расчете на мировую революцию. А рядом с этим наша академическая лаборатория получает три рубля золотом в месяц. Но что это за решение вопроса? Надо разумно давать, понимать, для того чтобы давать, значение биологии, значение другого вопроса и т.д. Этого ничего нет.
Это положение я считаю чрезвычайно важным, и на нем сосредоточиваю свое внимание. Ведь наука, научная деятельность — это великая вещь. Вы знаете, что русская наука — не старая наука, она строилась только с Петра Великого, который пригласил заграничных ученых. И в последнее десятилетие мы имеем не только выдающихся представителей науки, но имеем уже генерацию ученых людей. И что же выйдет, если эту самую науку будут третировать люди, которые сами признают, что они ничего в этой науке не знают? Разве это не чрезвычайная опасность для науки? Вот почему это меня затрагивает, вот почему я говорю об этом на первой лекции.
А такие признаки у нас налицо. Посмотрите, до какой степе ни у власти теперешней легкое обращение с наукой! Из Одесского университета было выброшено 15 наиболее талантливых профессоров, представителей науки. Скажите, разве это возможно? Я сейчас слышал, я слышал от одного ученого, приехавшего на съезд патологов, что почти весь Новороссийский университет раскассировывается, все факультеты от заведенных порядков бегут. То есть довольно большая старая единица научной России — Одесский университет — упраздняется. Какой же это толк? А из Саратовского университета идут такого рода сведения, что он совершенно закрывается. Что же это такое? С одной стороны, хотите анархию этого самого культурно-интеллектуального производства уничтожить. Что же — эту анархию уничтожают та ким образом, что уничтожаются все университеты? К чему это приведет, как разберут науки: что стоит и что не стоит?
Возьмите быт науки русской. Они тоже все переделывают, постоянно пересматривают программы, отменяются признанные всем светом порядки, уничтожают докторские степени . К чему это приведет? И все это неопытными руками! Это угроза науке!
Тут есть в одном месте фраза, правда, относительно техники, что мы ничего своего не имеем, мы отстали, но зато у нас высшая квалификация революционной энергии, т.е. энергии раз рушения. Что же, энергия разрушения — это не бог знает что. А что в этой хваленой высшей квалификации — революционной энергии — действительно есть что-то отрицательное, есть просто дикий элемент, я докажу из этой самой книжки. Вот, на 47й стр. Это очень поучительно: когда все внимательно прочтешь и про думаешь, то дело представляется очень трагически.
Дальше он рекомендует — совершенно законно — культуру и говорит, что надо подходить к делу чрезвычайно осторожно, надо оберегаться мыслей или настроений, которые иногда имеют распространение, например отношение со стороны недостаточной продуманности. Например, человек видит нэпмана и говорит: «Давайте мы еще раз вышибем ему зубы». Дальше на эту фразу плохо продумавшего человека следует фраза самого Бухарина: «Мы двадцать тысяч раз при желании могли бы это устроить, могли бы устроить погром в каком-нибудь городе. Это не требует труда». Вот в чем заключается революционная энергия! Это опасно, это плохо, и вот если эта революционная энергия обратится к усовершенствованию, к уничтожению анархии культур но интеллектуального производства, то что останется от этого интеллекта и что останется от этой культуры? Вот что меня страшит, вот что привлекло мое внимание.
Мы видим, до какой степени это делается аляповато, ведет к уничтожению русской культуры.
Теперь я коснусь предметов, может быть, немножко щепетильных. Возьмите историю наших рабфаков, которые будут теперь моими слушателями. Хорошо, я не имею ничего против того, чтобы образование сообщалось большему числу лиц. Это всегда было нашим желанием и останется нашим желанием. Но вся штука заключается в известной обоснованности этого желания. Ведь если выйдет так, что возьмут людей совсем неподготовленных, кое-как их в течение двух лет настрочат и затем уже откроют пред ними двери высшей школы, то что из этого может выйти? Понятно, для способного человека нет препятствий, он и чрез это перешагнет. Но мы должны считаться не с выдающимся, а со средним человеком, а среднему человеку такое нарушение необходимой последовательности знаний — оно дешево не обойдется. Он напрасно измучается, напрасно потеряет время и будет выброшен за борт. Тут одно из двух: или комедия будет происходить — церемониальный марш этих малоподготовленных людей и они окажутся дрянными специалистами, или они будут отброшены назад как непригодные. Тогда зачем было соблазнять без толку? Это нескладно!
Я понимаю так, что рабочий класс, который теперь правит… хотя это не совсем верно, правящий класс без культуры существовать не может. Это нонсенс. Ну, так он думает, что на сказочном основании, по моему хотению, по щучьему велению, можно сделать этот класс культурным. Но то не выходит.
Единственное, что можно было бы сделать, — это провести наиболее способных лиц чрез гимназию, провести путем, каким шли раньше буржуи, нормальным путем, а этого нет. Есть не которая искусственность дела, какой-то спех, который ни к чему хорошему не может привести. Следовательно, тут расчет, быть может, не считая счастливых единиц, что уровень образования чрезвычайно понизится благодаря неуспешности, непоследова тельности приобретения знаний.
Затем нужно иметь в виду, что рядом существует факт, что масса людей подготовленных, из которых мог бы образоваться отряд хороших спецов, отстраняется от школы, им ставятся вся кие затруднения, палки в колеса. Какой же в этом толк? И это огромный процент лиц, которые, будучи совершенно подготовлены рядом генераций домашнего воспитания, должны обратиться к спекуляции, должны заниматься пустой торговлей. Какой в этом смысл для всей нации? Какая выгода? Что при обретается? Там культура не получается, потому что нельзя ее приобрести сразу, а здесь — культура страшно была урезана, ограничена. И такое противоречие, такое несоответствие с действительностью, понятно, дадут о себе знать.
Я не могу расстаться с этими мыслями, вот почему я хоть час моего курса уделяю сообщению моих мыслей.
Теперь приделываю конец. А конец вот какого рода. Раз вы мои слушатели, я вам посвящаю все свое внимание, мое время, мой труд и т.д. и надеюсь на то, что тот догматизм марксизма или коммунистической партии, который есть чистый догматизм, потому что они решили, что это истина, они больше ничего знать не хотят, постоянно бьют в одну точку, я думаю, что этот догматизм очень потерпит в ваших головах и натурах, когда вы действительно войдете в науку, потому что наука и догматизм совершенно несовместимая вещь. Наука и свободная критика — вот синонимы, а догматизм — это не выходит, и для того нет надобности примеров приводить. Сколько было крепких истин! Возьмите, например, неделимость атома. И вот прошли годы, и ничего от этого не осталось. И наука вся переполнена этими при мерами. И если вы к науке будете относиться как следует, если вы с ней познакомитесь основательно, тогда, несмотря на то что вы коммунисты, рабфаки и т.д., тем не менее вы признаете, что марксизм и коммунизм — это вовсе не абсолютная истина. Это одна из теорий, в которой, может быть, есть часть правды, а может быть, и нет правды. И вы на всю жизнь посмотрите со свободной точки зрения, а не с такой закабаленной.
