- Миори-сан, изложите свое мнение. - Пустым, невыразительным голосом командует Хиаши.

   - Мальчик говорил правду, Хиаши - доно. - Миори на мгновение замолчала. - Или, по крайней мере, то, что считает правдой. Я вынуждена констатировать отсутствие любых ментальных закладок в его разуме, мальчик именно то, чем он кажется.

   - Далее. Я заметила швы на стыке физического, энергетического и ментального тела. Работа мастерская, чужая душа фактически была вплавлена в это тело. И я затрудняюсь сказать, сможет ли человек вообще сделать что - то подобное. Швы почти исчезли, но часть их еще можно заметить.

   - По состоянию ребенка: психически его возраст можно ощутить как у десятилетнего. Ментальный уровень развития оценить сложно, однако, его разум полностью сформировался. Способности к анализу очень высокие, мальчик привык получать огромные объемы информации. Каким образом, ответить затрудняюсь, то, что я видела, не имеет аналога у нас. Тот мир, в котором мальчик прожил свою первую жизнь слишком странен и непонятен, Хиаши - доно.

   - Оцените его возможную лояльность клану, Миори-сан. - Задает вопрос седеющий старик.

   - Мне сложно ответить на этот вопрос, Тораки-сама. - Девушка чуть замялась. - Их общество... Оно совсем другое, Тораки-сама. Они индивидуалисты, и у них нет кланов. Их семьи очень малы, и им не на кого опереться. Но мальчик... Поймите, уважаемый старейшина - несмотря на то, что Акира переродился с памятью о прошлой жизни - он все еще ребенок. Его психика пластична, и он с легкостью примет и усвоит законы нашей жизни. - Руки Миори чуть сжались у меня на плечах.

   - Мне кажется, Миори - сан, или мальчик тебе и правду понравился? - подала голос седая старейшина.

   - Вам не кажется, Окини-сама. - Голос Миори звучит глухо, но уверенно. - Ему дали шанс боги, так кто мы такие, что бы лишать его дарованной ему жизни?

   - Все это чушь... - начал было речь седой старик, однако, старейшина Окини не дала ему закончить.

   - Тораки, друг мой. Ты не хуже меня знаешь, что при глубоком контакте менталисты ощущают свою жертву наиболее полно. И воспринимают самые потаенные мысли и чувства. Скажи-ка мне, девочка - ты чуешь в нем угрозу? Предательство? Смерть? - После вопроса Окини на комнату удушливым пологом обрушилась тишина.

   - Нет. - Тихо отвечает девушка. - Мне кажется, что...

   - Я не знаю такого слова как 'кажется', девочка. - Старуха подалась вперед, давя всем своим авторитетом. - Да или нет, Миори?

   - Нет, старейшина Окини. - Тихо, но твердо ответила девушка. -Я не чувствую в нем предательства. Равно как и желания предать клан. - Нда, кажется, я должен ей шоколадку. И не одну.

   - Хорошо. - Хлопнул ладонью по колену глава клана. - Мнение Миори-сан я выслушал. Позиция Тораки-сама... - Хизаши встретился взглядом со стариком. - Мне ясна. Окини-сама, ваше слово.

   - Я склонна согласиться с Миори. Несмотря на свою молодость, девочка успела подтвердить свою верность клану. И я не склонна думать, что она подставит клан под удар ради какого - то мальчишки. Далее. Я тут вас слушала последние полчаса. Какого Синигами, вы что, забыли? У нас всего двое детей, пробудивший истинный бьякуган. И вы тут мне собираетесь списать посланного самими небесами носителя новой линии? Вы его глаза видели, нет? Тораки, старый маразматик, ты же лучший генетик клана. - Окини обвела соклановцев тяжелым взглядом. - У него бледно-желтая радужка. Мне вам обьяснять нужно, как нам важна свежая кровь?

   - Простите, Окини-сама, - робко подала голос Миори, - но мальчик понимает больше, чем можно представить. И у него есть самые общие представления о генетике. В его мире эта часть искусства известна, хотя и не развита.

   - Вот как, - усмехнулась старейшина, - так они там не совсем дикари, да? Что скажешь, мальчик? Что именно ты сейчас понял?

   - У меня... - Я откашлялся. - У меня сложилось впечатление, что из-за близкородственных браков у вас проблемы, которые можно назвать вырождением. Евгенические программы, да? В ограниченной популяции... - Закончить мне не дали.

   - Ха - ха. Ну, что я говорила? Даже варвару, который сидит перед нами, ясна проблема. Мы заигрались, господа. И клану позарез нужна свежая кровь, в противном случае, как старшая среди ирьенинов клана, я не могу гарантировать рождения нормальных детей, а не уродов, уже через два поколения. - Окини усмехнулась, и, скрестив на груди руки, откинулась назад. - Нет, вы, конечно, можете списать мальчишку, если по вашему мнению риск не стоит результата, и выкинуть новую генетическую линию с полным бьякуганом. Я все сказала!

   - Ну что же, я выслушал все. Теперь скажу я. - Хиаши мрачно уставился мне в глаза. - Я дам тебе шанс, Акира! Подойди сюда. Старейшины, будет проведен полный ритуал родственной связи. Лишь на таких условиях я позволю этому ребенку войти в клан. И, Хизаши. Раз уж ты эту кашу заварил, тебе и расхлебывать. Фокусирующей точкой привязки ребенка станешь ты!   

      На ватных, подгибающихся ногах иду вперед. Сбоку, как по мановению волшебной палочки, появился Хизаши. Он совсем не выглядит довольным - лицо, конечно, что твоя каменная маска, но вот катающиеся на щеках желваки выдают истинные эмоции шиноби. Жалеет уже наверное, что потихоньку не прирезал источник неприятностей. Старейшины поднялись на ноги, и жестом указали нам повернуться лицом к лицу. Мне на плечи ложатся жесткие ладони, повинуясь их давлению и глядя на севшего на колени, подогнувшего ноги под себя Хизаши - копирую его позу. Так. Руки на колени. Возражений от стоящих вокруг старейшин не поступает, значит, все сделано правильно. Неслышным шагом подходит Миори, и, бросив на меня сочувствующий взгляд кладет мне на голову, прямо на темя, правую руку. Левая рука девушки отправляется на голову стоящего на коленях шиноби.

   Так, ну, и что же она делать будет? Закладки ставить? Эх, жизнь моя жестянка... А ну - ка, попробую присмотреться повнимательнее. С горем пополам дотягиваюсь до центра чакры жизни. На этот раз, коснуться чакры жизни удается чуть легче. Да и наученный горьким опытом, я уже не пытаюсь давить на источник, а, наоборот, стараюсь коснуться его. Получается не с первой попытки, но, лиха беда начало! Есть. Теперь нужно всего - лишь дотянуть тонкую зеленую линию до глаз. Черта с два, рвется. Больно, блин. Шипя сквозь зубы, падаю вперед, прижимаясь животом к коленям. Обхватываю себя руками, меня бьет самая натуральная дрожь. Присмотрелся, да.

   Сквозь гул в ушах слышу голоса. Старуха, которая Окини - сама, просто в ярости. Кричит. На меня кричит. Ох, сколько новых слов. Ну, о смысле сказанного я примерно догадываюсь, хотя словарного запаса в моей памяти не хватает. Так крыть матом - это же талант иметь нужно! В груди нарастает жгучая, пульсирующая боль. Что же я такое сотворил, а? Захлебываюсь даже не криком, а воем. Больно! На спине образовался горячий утюг. Нет, это не утюг. Это чьи-то тяжелые, раскаленные руки. В спину словно красные от жара гвозди вбивают. Зажмуриваюсь, сжимаюсь. Феерия. В груди, почти под горлом, бьется яростно полыхающая зеленью нитка, около конца которой расплывается прозрачным туманом клубящееся зеленое облачко. Мысленно тянусь пережать эту нитку, ту самую, которую я тянул к глаза. На мою многострадальную голову обрушивается тяжелая оплеуха, сопровождающаяся самым настоящим рыком: 'Не лезь, болван!'. Не лезу, уговорили. Боль постепенно утихает. Внутреннее око видит, как из ниоткуда появляются переливающиеся радужным огнем жгуты, тянущиеся к точке обрыва. Любопытно, это что, особенность бьякугана такая - видеть с закрытыми глазами то, что происходит с чакрой внутри своего тела?

   Ну что же. Один из жгутов присасывается к пульсирующему центру чакры жизни, второй идет к месту обрыва, в то время как третий неуверенно кружится внутри медленно растворяющегося во мраке облачка чакры. Нить постепенно утрачивает свое сияние, и... Успокаивается? Да, похоже так и есть. Все, потускнела. Перед тем, как нить угасла окончательно, я заметил, как оба жгута потихоньку вытягивают бледно- зеленую нить куда-то вверх. Ярко - алая вспышка! Жгуты исчезают. Лежу себе потихоньку. Наслаждаюсь прохладой и покоем. Судорога, стянувшая все тело цепями, постепенно отступает. Мое ухо ухватывают чьи - то пальцы, сжимающиеся в тиски, подтягивающие голову вверх.