— Чудно! — задумчиво сказал Луганов позже. — Самое обычное объявление, которое может подать любой курьер, и подает один из руководителей крупного строительства. Самолично. Чудно!
— Знаешь что, — подумав, сказал Миронов, — пойду-ка я к Кириллу Петровичу и договорюсь, чтобы с завтрашнего утра — ведь объявление завтра вывесят? — за доской кто-нибудь присматривал. …Потом он сидел и писал докладную записку в Москву.
Дверь распахнулась, и на пороге появился Луганов.
— Ну, Андрей Иванович, не знаю, что тебе и сказать… Черняев-то! Фрукт!
— Что такое? — спросил Миронов. — Что там еще стряслось?
— Сейчас все выложу, дай дух переведу. Так вот. Были мы с Левкович на вокзале, в камере хранения. Ну, этот самый черняевский чемодан она сразу опознала. И вещи опознала… Едва я ей показал чемодан, как она за голову схватилась. «Откуда, — говорит, — здесь этот чемодан, вещи?» А сама вся трясется. Я, естественно, спрашиваю: «Почему вы так волнуетесь?» — «Да как же мне не волноваться, — отвечает, — чемодан-то Ольги Николаевны, хозяйки моей! Она с ним еще весной на курорт уехала. И вещи ее. Никак с ней что приключилось?» Ну, принялся я расспрашивать: как, мол, и что, не ошиблись ли вы, часом, милейшая? Может, просто похож чемодан и вещи похожи? «Помилуйте, — говорит, — да как я могу ошибиться, когда сама помогала Ольге Николаевне вещи в чемодан укладывать! В этот самый. Если сомневаетесь, могу хоть сейчас сказать, что лежит в чемодане».
— Ну?
— Ну и сказала. Не разбирая чемодана, не глядя, чуть не все вещички перечислила.
— Нет, это же… — глухо проговорил Миронов. — Это же значит… А мы-то еще о его безопасности думали!.. — Миронов взялся за телефон и набрал номер начальника угрозыска.
— Товарищ полковник? Миронов беспокоит. Как там дела? Так… Спасибо большое… Завтра к вечеру «портрет» будет готов, — сказал он Луганову, кладя трубку. — Но я теперь, пожалуй, и сам могу предсказать результат…
Луганов кивнул:
— Пожалуй, я тоже.
С минуту они помолчали, затем Миронов поднялся:
— Ну что же, Василий Николаевич, дело не шуточное. Пошли к Кириллу Петровичу.
— Минутку, Андрей Иванович. Еще не все. Левкович кое-что дополнительно сообщила. Капитон Илларионович собирается на днях в командировку, и, по-видимому, в длительную. Во всяком случае, по словам Левкович, разбирает все свои вещи и откладывает самое лучшее, самое ценное.
— Так-так, — задумчиво проговорил Миронов., …У начальника управления они засиделись допоздна. Вопрос о чемодане был решен быстро: его необходимо было изъять как улику. Зато когда перешли к главному, разговор затянулся. Миронову изменили его обычные самообладание и выдержка. Он, горячась, доказывал, что выпускать Черняева из Крайска нельзя, нельзя дать ему возможность уехать. Луганов поддерживал Миронова.
Начальник управления не соглашался. Не выпускать Черняева из Крайска, но как? Как его не выпустишь? Ну, допустим, отменят командировку, а он возьмет да и поедет без всякой командировки. Что тогда?
— Брать, брать его надо, — взорвался Миронов. — Получить у Москвы санкцию и брать…
— Брать? — усмехнулся Скворецкий. — Горячку порешь. Что у нас есть? Чемодан? Объявление? Этого для ареста мало. Брать его сейчас, когда не закончена работа над «портретом» убитой, нельзя. Нет оснований. Разве всплывет что новое? Да и тогда вообще нельзя его брать здесь, в Крайске, если даже твои предположения подтвердятся. Возьми здесь — что получится? Об аресте сразу станет известно, и если он действовал не один, а этого исключить нельзя, сообщники скроются, заметут следы. Ищи их потом…
— Значит, так, — подытожил полковник, — брать Черняева пока не будем. Если он действительно выедет из Крайска, тогда решим, что делать. Вопросы есть?
Вопросов не было.
ГЛАВА 10
На протяжении первой половины этого дня все шло более или менее спокойно. Неожиданности начались к вечеру. Сначала позвонил по телефону сотрудник, находившийся поблизости от доски объявлений на улице Петровского. Не пытаясь скрыть своего смущения, он доложил, что некоторое время назад к витрине подошла женщина, которая, бегло просмотрев другие объявления, черняевское прочла с особым вниманием.
Ознакомившись с объявлением, она круто повернулась и… затерялась в толпе. Сотрудник, который был абсолютно убежден, что ее интересовало объявление Черняева, кинулся было за ней вслед, чтобы посмотреть, куда она пойдет, но женщина исчезла.
Едва Андрей собрался позвонить Луганову, чтобы сообщить неприятную новость, как тот сам появился на пороге.
— Как, Андрей Иванович, ты один? — спросил он входя. — У меня срочное сообщение. Только что звонили со строительства. Черняев уезжает завтра…
Миронов позвонил в уголовный розыск полковнику Петрову: как там с реконструкцией? Полковник заверил его, что дело идет к концу. Приходилось набраться терпения и ждать.
Было уже около девяти вечера, когда телефон, наконец, зазвонил. Миронов поспешно схватил трубку.
— Слушаю… Да, Управление КГБ. — В его голосе послышалось недоумение. — Да, я майор Миронов… Что? Спасибо большое… Да, да, сейчас будем. — Василий Николаевич, — воскликнул Андрей, кладя трубку. — Звонили из больницы. Савельев пришел в себя, заговорил. Требует немедленного свидания с нами. Поехали.
Миронов и Луганов, попав в палату, в первый момент не разглядели Савельева. Палату освещал лишь слабый свет ночника, — стоявшего в изголовье кровати. Углы комнаты тонули во мраке. В тени оставалось и лицо Сергея, чуть выделявшееся на белизне подушки. Свет падал только на его руки, безжизненно лежавшие поверх одеяла.
— Товарищ майор, пришли… спасибо… а я, видите… — в голосе Сергея прозвучала горечь.
— Ну, ну! — Андрей взял стул, сел, придвинувшись поближе, и осторожно пожал руку Савельева. — Как дела, Сережа? Тебе что-нибудь нужно? Скажи, сделаем.
— Товарищ майор, — перебил его Савельев, — я ведь не так, я по делу…
— Может, с делом отложим до завтра? — неуверенно спросил Миронов.
— Нельзя… До завтра нельзя. Боюсь, и теперь уже поздно… Черняев в тот день был в бюро объявлений. Я текст переписал. Он у меня в кармане…
— Знаем. Записку нашли.
— Нашли? Это хорошо… А труба, труба?
— Какая труба?
— Водосточная. На заброшенном лабазе, на пустыре, возле Федосьевской рощи… Это очень важно… В тот самый вечер Черняев отправился в пригород, к Федосьевской роще… Прошелся он рощей, вышел на пустырь. Там, на пустыре, лабаз… С той стены, что обращена к роще, водосточная труба… Черняев походил возле лабаза и — к трубе. Нагнулся, достал что-то из трубы и сунул в карман.
— Достал или положил в трубу? — уточнил Миронов.
— Достал. Я хорошо видел… В карман положил. Потом пошел в переулок. Я перебежал пустырь и за ним… Дошел до середины переулка… и все. Вроде что-то грохнуло…
Силы изменили Савельеву. Последние слова он произнес чуть слышно, шепотом.
— Сережа, Сережа, — сжал ему руку Миронов, — а когда «грохнуло», ты Черняева видел? Он где был?
— Видел, — прошептал Савельев, — он впереди был… Но труба, труба… Там…
— Сделаем, — воскликнул Миронов. — Все сделаем. Мы прямо туда сейчас.
— Ну как? — спросил Андрей Луганова, когда они очутились вдвоем в коридоре. — Что скажешь?
— А что говорить? — удивился Луганов. — Тут не говорить, а действовать надо. Времени-то сколько упущено…