Мария закивала и показала в сторону пони.
– Так ты хочешь покататься на пони? Тогда идем со мной. – Елена приготовилась взять ребенка, но Габриель покачал головой:
– Я сам ее отнесу.
Он принес Марию туда, где стояли пони, и спросил, который из них ей нравится больше всего. Девочка указала на самого маленького, черного в белых яблоках. Его хвост был заплетен в косичку, на конце которой краснела лента. Звали пони Чокколато.
Габриель бережно усадил ребенка в седло и придерживал за спину. Хозяин пони тронул поводья и повел лошадку по кругу.
Мария улыбалась, крепко держась за гриву Чокколато.
Шагая рядом, Габриель вновь стал думать о том, что его жизнь, останься он в приюте, вряд ли сложилась бы так благополучно. И все потому, что Грейс и Ричард открыли ему двери своего дома и свои сердца.
Тьма, поселившаяся внутри, лишь временно отступила. Но Габриель был благодарен проблеску надежды. Он мысленно поклялся разделить свою надежду с другими. Как – он пока не знал.
Джулия изумленно наблюдала за мужем. У нее на душе стало теплее. Удивительно было видеть, как этот высокий обаятельный мужчина терпеливо объясняет детям, почему он не Супермен. Не менее удивительно было катание маленькой итальянки на пони.
До сегодняшнего дня Джулия почти не знала, как Габриель общается с детьми. На работу в итальянский детский дом он всегда ходил один. Правда, она видела его с Куинном на руках, но всего пару раз.
Сейчас, глядя, с каким вниманием и заботой он ходит рядом с пони, придерживая Марию и что-то рассказывая ей, Джулия замирала от сладкой боли в сердце.
Она видела профессора в разных состояниях. Иные ее просто пугали. Порой он бывал холоден и высокомерен. Она до сих пор с содроганием вспоминала ту ночь в Умбрии, когда он курил на балконе. Но сейчас, видя, с какой нежностью он возится с чужими детьми, она представляла, каким отцом станет Габриель, когда у них появится свой ребенок. Он будет ерошить волосы сына и рассказывать тому о Супермене. А дочку он будет носить на руках и лелеять, как принцессу.
Видя Габриеля улыбающимся и разговаривающим с молчаливой девочкой, Джулия вспомнила слова Тэмми. Жена Скотта была права: у хорошего мужчины дети проявляют его лучшие стороны.
Джулии отчаянно захотелось подарить Габриелю такую возможность.
Но не завтра.
В конце их такого длинного и наполненного событиями дня супруги Эмерсон уселись на террасе своего любимого номера в отеле «Гэллери хотел арт». Терраса и сам номер были памятны для них. В этом номере Джулия подарила Габриелю свою девственность. Сюда же он вернулся потом, когда испугался, что привычки прошлого снова могут затянуть его в трясину.
Габриель лежал на диванчике, заложив руки за голову, и смотрел на звездное небо. Джулия сидела рядом со стаканом «Сан-Пеллегрино».
– Ты могла бы и вина выпить.
– Мне достаточно минеральный воды, мистер Супермен.
Габриель скривил губы:
– Интересный разговор. Знаешь, меня в жизни называли по-разному. Но еще никто не называл Суперменом.
Пальцы Джулии скользнули по его руке.
– Просто никому не хватило смелости это сделать. Знаешь, какая мысль пришла мне в голову? Я бы не возражала, если бы днем ты был обаятельным, но слегка занудным профессором, а ночью превращался бы в Стального Человека.
– Что такого я сказал, чтобы называть меня занудой? – Габриель поймал ее руку и притянул Джулию к себе. Боясь расплескать воду, она поставила стакан на пол. – А кое-что из репертуара Стального Человека я могу показать тебе этой же ночью, – добавил он, прижимаясь носом к ее носу.
– Ловлю тебя на слове, – прошептала Джулия.
– Раньше мне и в голову не приходило сравнить тебя с Лоис Лейн. Но сходство есть, причем впечатляющее.
Джулия закатила глаза к небу:
– Я столько лет думала, что ты любишь Беатриче, а оказывается, ты любил Лоис Лейн. Придется мне сменить жанр.
– Ни в коем случае. Но маленькая ролевая игра может быть очень интересной. Вы не находите, мисс Лейн?
– Дождемся Хеллоуина, тогда и нарядимся соответствующим образом.
Габриель коснулся ее подбородка:
– Нам незачем ждать Хеллоуина.
Сказано это было таким тоном, что Джулию пробрала дрожь.
– Что ж, горю нетерпением. Кстати, тебе понравился сегодняшний праздник?
– Очень. – Габриель разжал руки и снова стал глядеть на звезды.
Джулия вздохнула, взяла стакан и сделала несколько глотков, обдумывая, как повернуть разговор в нужное русло.
– Сегодня что-то произошло, правда?
– Да, – согласился Габриель.
Джулия ждала его дальнейших слов, но он молчал. Она поставила недопитый стакан на стол.
– Ты хочешь поговорить об этом? – спросила она.
Габриель покачал головой. Джулия сникла:
– Список тем, которые ты не хочешь со мной обсуждать, становится все длиннее.
– Я молчу не из желания сделать тебе больно.
– А получается, что делаешь, – вздохнула она, не в силах сдержать отчаяние. – Как я могу быть твоей половинкой, если ты избегаешь разговоров со мной?
– Джулианна, я обязательно поговорю с тобой. Обещаю, я не предприму никаких шагов без предварительного обсуждения с тобой. Мне просто нужно… кое в чем разобраться самому.
– А почему мы не можем разбираться вместе? Я хорошая слушательница. Я смогу тебе помочь.
– Ты хорошая слушательница. Самая лучшая. Но иногда мужчине бывает нужно что-то сделать в одиночку.
– Не является ли это мужской дипломатией? Вежливым аналогом фразы: «Не забивай свою хорошенькую головку, дорогая»?
– Мужской дипломатией? – Габриель усмехнулся, поцеловав ей руку. – Я просто восхищаюсь тобой.
Джулия отодвинулась и села, скрестив руки на груди:
– Габриель, сейчас не самый удачный момент для всех этих покровительственных штучек.
Габриель перевернулся на бок, затем поцеловал морщинку между бровями Джулии:
– В моих словах нет ничего покровительственного. Я действительно восхищаюсь тобой. – Он помолчал. Взгляд его стал серьезнее и пристальнее. – Тебе необходимо стать матерью. Я любовался тобой, глядя, как ты общаешься с детьми. Все это было так естественно.
– Сегодня был особый день. Твои пони стали хитом праздника.
– Ты, как всегда, оказалась права.
– Тогда почему ты такой грустный?
– Мне невыносимо, что праздник закончился, а дети остались в стенах приюта.
Боль была в его глазах. Боль пронизывала его голос.
Наверное, это состояние охватило его еще в приюте, но там он умело прятал свою печаль.
– Работники приюта любят детей и прекрасно к ним относятся. Дети сыты, ухожены и защищены от многих превратностей жизни.
– И все равно приют остается приютом.
– Да. – Джулия отвела волосы с его лба, потом стала гладить по голове, пытаясь успокоить.
– А я знаю, что? на душе у этих детей, – продолжал Габриель. – После смерти матери я несколько месяцев находился в подвешенном состоянии. Не знал, где окажусь. Я мог остаться в приюте или попасть в какую-нибудь приемную семью. Меня могли отправить в Нью-Йорк, к родственникам матери. Это был сущий ад. Даже потом я каждый день ждал, что Грейс и Ричард скажут: «Хватит! Мы устали от тебя. Собирай вещи».
– Они бы никогда такого не сказали и не вернули бы тебя в приют.
– Но я-то об этом не знал. Я рассуждал с позиции своих девяти лет. С позиции своего горького опыта. Родной отец от меня отказался. Родственникам матери я тоже был не нужен. Они без колебаний оставили меня в приюте. Если от меня открещивались близкие родственники, как я мог верить, что нужен чужим людям? Конечно, я не отличался ангельским характером. И все равно… Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я не хочу иметь ничего общего с родственниками моих биологических родителей?
– Грейс и Ричард умели разглядеть суть. Для них ты был подарком судьбы. Они с самого начала привязались к тебе.
– Сегодня я как раз думал: а если бы они не взяли меня? Что было бы со мной?