— Верим, кузнец!

— Так слушайте, безумцы! Первому, кто кинет хоть ещё один камень, я сверну шею вот этими руками! — Он поднял над головой две огромные пятерни. — Надеюсь, всем видно?

Люди смущённо отводили взоры. Гнев их улёгся также внезапно, как вспыхнул за минуту до этого. Камни падали наземь из безвольно опущенных рук.

— Пойдём, брат, — кузнец положил могучую ладонь Адусу на плечо. — Путь свободен.

Казначей упрямо покачал головой.

— Нет, брат, — ответил он, — я должен остаться. Моя судьба предрешена, и я не стану противиться ей. Ступайте одни, друзья — Жрец не простит вам сего дерзкого поступка. Поверьте, вы в большей опасности, нежели я.

— Воля твоя, брат, — сказал кузнец, крепко сжимая руку казначею.

— Остерегайтесь мести Иерарха, — предостерёг его напоследок Адус.

Кузнец кивнул. Повинуясь молчаливому приказу, «призраки» ринулись к плотной людской стене и… тут же бесследно растворились в ней.

Верховный Жрец был бледен, как смерть. Неожиданное заступничество легендарных «призраков», отважившихся заявить о себе столь открыто, едва не смешало все его карты. Первым порывом его было схватить горстку дерзких храбрецов — отряд меченосцев в две сотни мечей ждал лишь его сигнала, но благоразумие взяло верх над желанием расправиться с бунтовщиками. Популярность «призраков» в народе была общеизвестна, восстанавливать же чернь против себя не входило в планы хитроумного Иерарха. Их черёд ещё не пришёл, но он придёт, обязательно придёт — мстительный Жрец никому не прощал оскорбления.

Постепенно самообладание вернулось к Верховному Жрецу. Он простёр руку, призывая народ к вниманию.

— Что ж, великодушие всегда отличало жителей славного Ирийского царства — вы вправе даровать жизнь этому мерзавцу. Да и достоин ли он вашего гнева праведного, дети Священного Города? Не прольётся же кровь презренного негодяя в день праздника великого! — Он помедлил, с удовольствием наблюдая, как послушно внимала ему толпа. — Но что это? Почему не вижу я той горстки обманутых слепцов, что с пеной у рта вещали здесь о приходе Мессии? Где же они? Или вняли они голосу рассудка, голосу стыда своего, и покинули поле битвы, так и не обнажив оружия своего?

Ни Алкомора, ни Вифокура, ни остальных учеников не было более у пустой гробницы. Они исчезли сразу же, как только в воздухе запахло первым признаком опасности.

— А, они сбежали? — насмешливо произнёс Иерарх, упиваясь своей первой победой. — Трусливая свора! И вы поверили им — вы, дети гордого народа?!

— Но ведь гробница была пуста! — попытался оправдаться кто-то.

— Истина теперь известна вам, — повысил голос Иерарх, — тело тайно похищено!

— Где же пророк? — послышался чей-то недоумённый голос.

Именно этого вопроса и ждал Верховный Жрец.

— Где пророк, спрашиваете вы меня? Что ж, я отвечу. Ступайте за мной, дети мои! Вы познаете истину до конца!

Сопровождаемый эскортом рыцарей-меченосцев, Верховный Жрец покинул пустую гробницу. Толпа, чуть помешкав, глухо урча и волнуясь, влекомая любопытством, медленно потянулась за ним. Место перезахоронения Учителя было в двух полётах стрелы от гробницы Иоса. Новую гробницу охраняла дюжина меченосцев.

Достигнув цели, Иерарх остановился. Подождал, пока толпа вновь окружила его.

— Волею судьбы и Господа нашего, — обратился он к народу, — я сумел предотвратить коварные замыслы осквернителя могил, — он снова ткнул перстом в Адуса, который, словно сомнамбула, по пятам следовал за Иерархом. — Мои верные рыцари вновь погребли несчастного безумца, и дабы не повторилось страшное злодеяние, взялись охранять сие место вплоть до особого моего распоряжения. — Властным жестом он поманил к себе начальника стражи. — Ответь, благородный рыцарь, здесь ли покоится тело казнённого пророка?

— Да, Великий Магистр, — ответил меченосец, склонив голову. — Слово верного слуги Церкви!

— При тебе ли, рыцарь, погребён был пророк?

— Да, повелитель. И с тех пор ни один из нас ни на минуту не отлучался с этого места.

— Ручаешься ли ты, доблестный воин, что никто не мог похитить пророка из этой гробницы?

— Клянусь святым Локом! — воскликнул меченосец. — Даже тень бесплотная, и та не смогла бы проникнуть незамеченной в сей уединённый склеп!

Верховный Жрец резко повернулся к толпе. Глаза его сверкали, тонкие губы подёргивались. Момент торжества был близок, слишком близок…

— Вы слышали, дети мои! — прогремел Иерарх и воздел руки к небу. — Господь тому свидетель — тело лжепророка там, за этим камнем! Смотрите же, люди Ирии!!

Он дал знак меченосцам, и те дружно навалились на огромный камень, закрывающий вход в гробницу. Наконец вход был свободен.

— Если есть среди вас смельчаки, — крикнул Жрец, — пусть вместе со мной войдут в склеп! Ну! Есть храбрецы?

Расталкивая людей локтями, из толпы выбрался кузнец, так отважно вступившийся за Адуса.

— Есть, Иерарх! — прогудел он. — Идём!

И вновь побледнел Верховный Жрец, в глазах его застыл испуг. Но отступать было слишком поздно.

— Идём! — решительно заявил он, пропуская гиганта вперед.

Каменная усыпальница поглотила обоих. В который уже раз толпа, затаив дыхание, обратилась в ожидание. Медленно, медленно тянулись минуты…

Истошный вопль потряс каменные недра. И тут же в чёрном проёме входа показалась могучая фигура кузнеца.

— Гробница пуста, — тихо сказал он, и не было среди многих тысяч ни одного, кто бы не услышал сих слов — если не ухом, то сердцем.

— Пуста… — эхом отозвались скалы.

— Пуста… — шепнул кто-то с неба.

Шатаясь, держась за сердце, в миг в седого старика обратившийся, выбрался из гробницы Иерарх. Как же жалок был он сейчас!

— Это конец, — бормотал он, — это конец…

Рокотом взорвалась толпа, словно шквал ураганный потряс пустыню — шквал кипящих страстей.

— Мы верили в тебя, Учитель!..

— Чудо! Истинное чудо!..

— Господи, не оставь нас милостью Своею!..

Поддерживаемый под руки верными слугами, Верховный Жрец медленно приходил в себя. Крах всех его надежд был полный. Крах всей его жизни… Словно из-под земли вырос перед ним Вифокур.

— Как же так, Иерарх! — язвительно произнёс он, кривляясь. — Ведь даже тень бесплотная, и та не смогла бы… Ха-ха-ха! Ты проиграл, Иерарх! Пророк воскрес! Воскрес!! Слава пророку!

Но Жрец не видел более ничего — ничего, кроме глаз ненавистного Адуса. Тот стоял, всё так же гордо сложив руки на груди, с лицом, залитым кровью… Он улыбался, но не злобно, не мстительно, а — от счастья, простого, бесхитростного счастья. В последний раз скрестились взгляды обоих врагов — теперь уже в открытой схватке.

«Ты торжествуешь, раб», — говорил тускнеющий взор Иерарха.

«Торжествует истина, Жрец, — мысленно возразил казначей, — и ты помог ей в этом торжестве».

«Будь ты проклят, раб!»

«Смирись с судьбой, Жрец. Пророк воскрес — именно ты открыл людям глаза на сие. Уверуй же в него, и ты обретёшь покой».

«Но если бы он не воскрес!»

«Он не мог не воскреснуть».

«Я ненавижу тебя, раб!»

«Ненавидишь раба? Значит ты сам — раб! Мы квиты, Жрец. Впрочем…»

Адус шагнул навстречу врагу. Рука его метнулась вперёд: тридцать монет выплеснулись в лицо некогда гордому Иерарху.

— Теперь мы квиты, Жрец.

Он круто повернулся и быстро зашагал сквозь толпу — туда, где голые скалы обрамляли бесплодную пустыню и тянулись до самого горизонта. Люди в смятении расступались, давая дорогу этому странному человеку. Кто же он — негодяй, безумец, святой?.. Но лишь проходил Адус, как тут же смыкалось за спиной его людское море, и всякая память о нём изглаживалась из сердец человеческих. Одинокий путник, не имеющий земного пристанища — скользнёт по нему взор, и тут же забудет.

Ликующая толпа возносила Богу Единому благодарственные молитвы, снова гремел голос благочестивого Алкомора, соловьём разливался сбросивший тень свою Вифокур. Восторг переполнял сердца людей, и никто не обращал более внимания на поверженного Иерарха.