— Не тебе судить о чести моей, Вифокур. Говори, зачем пришёл, либо оставь дом мой.
Адус не отвёл взора от гневных очей Вифокура — и тем немало смутил последнего. Спесь мигом слетела с него, обнажив нерешительность и неуверенность.
— Я пришёл, дабы помочь тебе искупить грех твой, Адус.
— Я слушаю тебя, Вифокур.
И ещё больше смутился ученик, сбитый с толку спокойным тоном предателя. Знал бы он, каким титаническим трудом даётся сей тон несчастному казначею!
— У тебя есть только один выход… — начал было гость и замер в нерешительности.
— Я слушаю тебя, Вифокур, — повысил голос Адус.
— Ты должен выкрасть тело Учителя! — выпалил ученик. — Только так ты сможешь искупить свою вину перед ним.
У Адуса вдруг мелькнула мысль, что именно такого предложения он и ждал от непрошеного гостя.
— Не тебе, Вифокур, судить о вине моей, о вине и путях её искупления, — холодно возразил Адус. — Тебя послал Алкомор?
— Нет! — решительно заявил ученик. — Я пришёл сам! Алкомор слишком труслив, чтобы решиться на такое.
— А ты слишком смел, Вифокур, — усмехнулся Адус, — особенно давать советы. Отчего бы тебе самому не выкрасть тело?
— Это твой шанс, Адус! — горячился Вифокур. — Ты не должен упускать его. Решайся!
— Какая трогательная забота!.. И тогда ты отпустишь мои грехи, не так ли? — снова усмехнулся Адус.
Лицо Вифокура стало жёлтым от злости.
— Мерзавец! — гневно выкрикнул он. — Ты ещё смеешь издеваться надо мной! Берегись!.. — Он судорожно схватился за длинный узкий стилет, спрятанный в складках плаща.
— Оставь кинжал, Вифокур, — спокойно, но решительно произнёс Адус, и глаза его сверкнули металлом.
Он уже принял решение, и сомнения более душу его не терзали. Гнев же Вифокура, рождённый малодушием, лишь забавлял его, но не пугал.
Адус подошёл к очагу и долго смотрел на тусклое пламя. Казалось, о госте он забыл. Но вот повернулся, и взгляды их скрестились, словно шпаги.
— Ты не веришь пророчеству? — медленно произнёс казначей, в упор глядя гостю в глаза.
Вифокур смутился на миг, но тут же с вызовом ответил:
— Тебе нет дела до моей веры! Учитель должен воскреснуть из мёртвых, и это я знаю наверняка. — И добавил едва слышно, почти шёпотом: — Любым путём.
— Выходит, не веришь, — усмехнулся Адус, обращаясь более к себе, нежели к гостю.
— Не выводи меня из терпения, доносчик! — снова зашипел Вифокур. — Иначе…
Он осёкся на полувздохе, застигнутый врасплох властным жестом Адуса.
— Довольно! — решительно произнёс тот. — Решение принято! Я сделаю то, о чём ты просишь.
— Вот это дело! — воскликнул Вифокур, потирая руки, но Адус снова жестом остановил его.
— Одно условие, — продолжал Адус, — никто не должен знать о нашем договоре. Ни одна живая душа!
Вифокур пожал плечами.
— Это в моих же интересах, — сказал он. — Что ж, условие принято.
— Хорошо. Где погребён Учитель?
— В гробнице Иоса, богатого купца из Маревии. Ты должен знать его.
Адус кивнул.
— Хорошо. Иди.
Вифокур исчез внезапно, словно растворился в полумраке.
Адус остался в одиночестве. В задумчивости взирал он на пламя, странные, фантастические мысли роились в голове его. Да, он похитит тело Учителя, но есть ли во всём этом смысл?
Кто же он, этот непостижимый, удивительный человек — пророк? безумец? святой? обманщик? Или сам Господь Бог?.. Кого предал он, Адус, — святого или лжеца?
Пророк простит мне, думал казначей, ибо Всевышний направлял меня в том деянии, и вера моя в слово Учителя тому деянию причиной. Окажись же лжецом он… что ж, лжеца и обманщика достойный постиг конец, и никто не сможет сказать, что на мне кровь невинного. Ложь его бременем тяжким легла на душу мою — бременем предательства; не я причинил зло ему, а он — мне. Так пусть же свершаемое свершится!..
Он поднял взор от огня, готовый к решительным действиям. Он похитит тело, даже если нет в этом никакого смысла!.. Но смысл был, и Адус вдруг постиг его, словно вспышкой озарённый — искупление! Тенеподобный Вифокур, сам того не зная, прорёк истину.
В дальнем конца хижины отрыл он в земляном полу скрытый тайник и извлёк оттуда небольшой мешочек с золотыми монетами — всё достояние его. В таком отчаянном деле, как противозаконное вскрытие гробницы и похищение тела умершего, золото всегда надёжное подспорье. Казначей знал цену ему.
А те тридцать монет — мзда за предательство — всё также зажаты были в его ладони. Но более не жгли её.
9.
Адус ударил в третий раз. Ночные шорохи заметались по пустыни, словно духи бестелесные в преддверии Страшного суда. Всхлипнула, заскрипела кособокая дверь, и возник на пороге могучий кузнец в кожаном переднике и с кожаным же обручем на крупной голове, обрамлённой копной непослушных, густых, с проседью волос.
— Кто здесь в столь позднюю пору? — прогудел его сочный бас, будя эхо в сонных холмах. — Коли добрый человек — мой дом всегда открыт для него, недруг же пусть обходит его стороной.
Адус выступил из тени в полосу тусклого, вздрагивающего света.
— Адус, брат мой! — воскликнул кузнец, и голос его наполнился теплотой. Огромные руки стиснули гостя в объятиях, и кости того громко хрустнули.
— Ох! .. — Адус едва не задохнулся. — Ну и силища у тебя, кузнец!
— Молотом махать — это тебе не шутка! — гордо прогудел хозяин. — Проходи в дом, друг.
Адус вошёл. Кузница стояла на самой окраине Священного Города, у северной его оконечности. Работа кипела здесь и день и ночь, звонкие удары молота разносились далеко-далеко и порой слышны были даже на базарной площади. Неутомимого кузнеца иначе как за работой не видели — сидеть сложа руки он не умел.
Двое подмастерьев, повинуясь молчаливому приказу хозяина, тут же покинули помещение. Кузнец усадил гостя за грубый некрашеный стол, достал глиняную бутыль с молодым вином.
— Рад видеть друга в моём доме, — прогремел кузнец. — Угощайся, и забудь, что ты в гостях.
— Прости, кузнец, — сказал Адус, — но ночь слишком коротка… Мне нужна твоя помощь.
— Говори, друг мой Адус! Я сделаю для тебя всё, что в моих силах. Если нужно свернуть чью-то шею…
— Нет-нет, кузнец, — улыбнулся Адус, и тут же сделался серьёзным, — дело намного сложнее. Не знаю, сможешь ли ты помочь, но… мне больше некого просить.
— Говори же!
После минутной нерешительности Адус сказал:
— У тебя есть брат…
— Тсс!.. — Кузнец вскочил и проверил, плотно ли закрыта входная дверь; на крупные черты лица его легла тень озабоченности. — Тебе незачем напоминать мне об этом, Адус. У моего брата нелады с законом, и лучше будет, если наше родство останется для людей в тайне. Люди имеют слишком длинные языки.
Он говорил так тихо, что Адус едва различал его слова.
— Отрежь мой язык, — сказал Адус, сверкнув глазами.
Кузнец положил огромную свою руку гостю на плечо.
— Я верю твоему слову, друг. Чем мой брат может помочь тебе?
Адус склонился к самому уху кузнеца и зашептал. Хозяин нахмурился.
— Если он приведёт с собой двадцать дюжих парней, — продолжал Адус чуть громче, — мы управимся ещё до рассвета.
— Гм… — Кузнец в раздумье теребил пышную бороду, борясь с сомнениями. И вдруг вскочил, словно ужаленный змеёй. — В конце концов, я твой вечный должник, друг мой Адус! А я ещё раздумываю, старый осёл! Прости, я чуть было не забыл, что передо мной сидит спаситель моей единственной дочери!
…Это случилось два года назад, ещё до знакомства с кузнецом. Как-то раз, возвращаясь поздним вечером в свою хижину, он оказался в северной части города, в двух полётах стрелы от кузницы. И видит такую картину: трое крепких молодцов, гогоча и сыпля гнусными шуточками, волокут хрупкую девушку, почти подростка. Та упирается, плачет, умоляет отпустить её, но мольбы несчастной не трогают мерзавцев. Адус оказывается на их пути. Одного он сшибает с ног сразу же, зато двое других, оставив девушку и хрипя от ярости, бросаются на него… Если бы не подоспевший вовремя кузнец, вряд ли Адус увидел следующий рассвет. С тех пор они стали друзьями…