— Значит, если твой брат жестокий и бесчеловечный мерзавец, я должен быть таким же?

— Как ты можешь так говорить о моем брате! — с негодованием крикнула Мария. — Разве ты лучше? Не ты ли убивал безоружных людей, когда ворвался в город со своей бандой? Грабить мирных жителей! И разве не силой ты взял меня?

— Тебя? — переспросил Габриэль. — Если мне не изменяет память, тебя никто не заставлял, совсем наоборот, ты сама хотела этого, очень хотела…

Зачем он облек в слова то, что она чувствовала, но боялась произнести, в чем не хотела признаться самой себе?

— Нет! Никогда! Никогда женщина из рода Дельгато добровольно не ляжет в постель с Ланкастером! — крикнула Мария и ударила Габриэля по щеке. Он закрыл глаза и как будто оцепенел.

— Никогда больше не смей этого делать. — В его голосе звучала угроза. — Боюсь, тебе не понравится мой метод обучения хорошим манерам.

— Мне все не нравится в тебе, — сказала Мария, усмехнувшись, — так что можешь не стараться — ты меня не удивишь.

Она была похожа на маленького взъерошенного котенка, и у Габриэля не было ни малейшего желания воевать с ней.., во всяком случае сейчас. Она выглядела очень уставшей и подавленной. К тому же ему хотелось любить ее, а не рассуждать о горе, которое их семьи причинили друг другу.

Потерянная и несчастная стояла перед ним Мария.

Как хотелось и ей, выкинув из головы все обиды, броситься в его объятия и забыть обо всем. Однажды она позволила себе поступить так… Но это не должно повториться, иначе она предаст и семью и родную страну. Ненависть и презрение — вот чувства, которые должны руководить ею.

Она украдкой взглянула на Габриэля. Между ними не может быть ничего, кроме вражды, и с его стороны нечестно проявлять к ней показанное внимание. Как это несправедливо, что ее сердце радостно замирает при виде его. Ну почему ее неудержимо тянет к нему? Нет, ей нельзя думать об этом. Ведь он Ланкастер, а она Дельгато, и ее долг поддерживать честь своей семьи.

Услышав шум за дверью, ведущей в соседнюю комнату, Габриэль обратился к Марии.

— Должно быть, ванна готова, — улыбнулся он. — Я с удовольствием исполню роль твоей горничной.

— Мне не нужна ничья помощь, а уж тем более твоя!

Габриэль язвительно усмехнулся:

— Не забывай, что решения здесь пока принимаю я! И уж если я чего-то захотел, меня не остановить.

Прежде чем Мария смогла ответить, он подхватил ее на руки и отнес в смежную комнату, где уже стоял большой медный чан, на три четверти наполненный горячей водой, рядом лежал большой кусок ароматного мыла. “Наверно, не будет большим грехом позволить себе помыться, — подумала Мария, — но я не дам ему прикоснуться к себе”. Она грустно вздохнула: можно думать все что угодно, он все равно поступит по-своему.

— Отпусти меня! — скомандовала Мария. Ее тело начало реагировать на его близость, и ей это не нравилось.

— Все, что пожелает миледи. — Он осторожно поставил Марию на пол и начал искать застежки на ее одежде.

— Оставь меня! — резко сказала Мария, ударив его по рукам. — Я могу помыться сама!

— Думаешь так просто лишить меня этого удовольствия? Вряд ли тебе это удастся.

Его пальцы были быстры и проворны, и, несмотря на сопротивление Марии, через несколько секунд на ней не осталось ничего. Красная от смущения, она была готова провалиться со стыда.

— Боже правый! Как же ты хороша! — с благоговением произнес Габриэль, и его руки медленно заскользили по ее плечам, талии, бедрам. Он наклонил голову и стал целовать ее груди, нежно шепча:

— Такие маленькие, такие сладкие.., и мои. К своему стыду, Мария почувствовала, как упоительная истома начала разливаться по всему телу.

Она испугалась и отпрянула от него.

— Умоляю, пожалуйста, прекрати! Ни один мужчина не видел меня обнаженной, никогда не прикасался ко мне так, как это делаешь ты. Пожалуйста.., остановись… — Мария подняла голову.

На нее смотрели потемневшие от нахлынувшей страсти глаза.

— Ты думаешь, я не знаю? Но теперь ты принадлежишь мне. Я отбил тебя у дю Буа, и теперь ты моя.., в моих руках ты стала женщиной, моей женщиной, и я один имею право ласкать и смотреть на тебя, когда мне этого захочется.

— Но.., мне стыдно, когда ты так смотришь на меня, — зардевшись, она опустила глаза.

— Тебе стыдно, что я смотрю на твою красоту? О Мария! Разве можно этого стыдиться. Ты так хороша, что ни один мужчина, глядя на тебя, не останется равнодушным. — Его взгляд не торопясь скользил по ее телу, задерживаясь то на высокой груди, то на тонкой талии, то на соблазнительном изгибе бедер.

Габриэль с трудом оторвался от восхитительного зрелища.

— В ванну, миледи, быстро! А то, боюсь, все, что я планировал на более позднее время, случится прямо сейчас на полу.

Он взял ее на руки и окунул в чан с водой. И если раньше взгляды Габриэля смущали ее, а прикосновения приводили в трепет, то это было ничто по сравнению с тем, что ей пришлось испытать во время мытья. Его руки, казалось, были всюду: нежные прикосновения и смелые ласки возбуждали ее. Она еле сдерживалась, чтобы не протянуть руку и не притронуться к смуглому лицу, склонившемуся над ней, к высокому лбу, твердому подбородку. Ей хотелось погладить его непослушные волосы, притянуть его к себе и поцеловать в чувственные губы, которые подарили ей столько счастливых минут.

Мария старалась отогнать эти мысли прочь, но безуспешно. Она схватила Габриэля за руку и, пытаясь остановить его, в отчаянии крикнула:

— Прекрати! Прекрати сейчас же, не то я… Не то я… — Она запнулась, увидев его глаза, и с трудом вымолвила:

— Если ты не перестанешь, я окачу тебя водой.

Габриэль лениво улыбнулся в ответ. Мария была так соблазнительна! Мокрые пряди волос, извиваясь, как тропические растения, спускались ей на плечи, а капельки воды на теле при свечах были похожи на маленькие жемчужинки.

— Если бы этот чан был побольше, я бы присоединился к тебе… — сказал он тихо. — Не бойся намочить мою одежду, я все равно не намерен в ней больше оставаться…

И, глядя на ее пунцовые щеки, громко рассмеялся.

— Скоро ты избавишься от смущения.., но не раньше, чем я научу тебя всем премудростям любви.

Мария смотрела на него с восхищением и ужасом. Она прекрасно понимала, чем может закончиться их разговор. Если он и дальше будет так нежен и мягок с ней, она не устоит перед его обаянием, и, призвав на помощь свой здравый смысл, она сказала:

— Не думай, что это будет так легко сделать. Я сразу хочу тебя предупредить, что буду сопротивляться. Хоть я и твоя раба, но у меня есть душа, сердце и чувства, которыми ты не вправе распоряжаться. Ты не знаешь, что я чувствую. Ведь я Дельгато, а ты — Ланкастер… Между нами многолетняя семейная вражда, и лучше тебе не забывать об этом.

Благодушное настроение Габриэля вмиг исчезло.

— Вряд ли это случится, — сказал он изменившимся голосом. — А тебе хорошо было бы запомнить следующее: в твоем положении довольно глупо выводить из себя хозяина. Я был добр к тебе.., но могу быть и жестоким. Не сомневайся! Если ты будешь упорствовать, то скоро узнаешь, как суров я бываю. Не доводи меня, иначе пожалеешь. Это я тебе обещаю.

— Ты хочешь напугать меня? — спросила Мария, и глаза ее воинственно сверкнули. — Хуже того, что ты уже сделал, быть не может. — И чтобы доказать ему, а самое главное, самой себе, что она его не боится, Мария запальчиво проговорила:

— Я не боюсь тебя. Ты — Ланкастер, и мы, Дельгато, знаем, как с вами обращаться!

Кровь ударила Габриэлю в голову. Страстное маленькое существо, которое он всего два дня назад сжимал в своих объятиях, куда-то испарилось, оставив вместо себя эту мегеру с ядовитым языком. Он встал и, прищурившись, внимательно посмотрел на Марию.

— Ты думаешь, что хуже не будет? — спросил он тихим, вкрадчивым голосом, и Марии стало не по себе. — Ну, что ж, ты вынуждаешь меня доказать, насколько тебе было хорошо той ночью, — сказал он со злой усмешкой.