В день рождения я всегда прятался от многочисленных поздравлений. Прятался, естественно не дома или в обкоме, там бы все равно нашли, а ехал в какой-нибудь отдалённый район и встречался с людьми на фермах, на полях, в общем, где найти меня было невозможно. Не люблю я этого традиционного проведения дней рождений, когда сидишь за столом, а тебе в глаза говорят о том, какой ты замечательный. Как-то неуютно себя чувствуешь. А уезжая подальше от города, помогая людям, что-то тут же решая на ходу, я получал гораздо больше удовлетворения, поскольку день прошёл с пользой. И, таким образом сам делал себе подарок.
Постоянно пытался придумывать какие-то встречи, ярмарки, мероприятия, праздники, чтобы жители ощущали своё единение с городом, чтобы у людей все время возникало чувство гордости за свой родной Свердловск, Нижний Тагил, другие города области.
Анатолий Карпов в своей книге «А завтра — дальше в бой», после победы над Корчным, справедливо кольнул Свердловскую область, написав, что даже такие большие регионы, как наш, не имеют шахматных клубов. Тогда я с ним созвонился и сказал: давайте назначим месяц, число, вы приедете, и к этому времени в Свердловске будет шахматный клуб. Мы договорились. Ну, и началась работа. Освободили старый дом, капитально отремонтировали, пристроили к нему просторный зал с другими помещениями, и получился приличный шахматный клуб. Послал А. Карпову телеграмму, что такого-то числа жду его. Приехал он не один, а с космонавтом Севастьяновым, председателем шахматной федерации страны. Народу собралось много, а когда разрезали ленточку, я говорю Анатолию Карпову: режьте — это вы инициатор. Потом праздник продолжался в шахматном зале. Перед этим я нашим местным шахматистам сказал, чтобы они написали цитату из его книги на листе ватмана, слово в слово, о том, что в Свердловской области нет шахматного клуба. И когда он выступил, ему подносят этот большой лист и предлагают разорвать на клочки и, мало того, просят дать слово, что в следующей редакции книги эту фразу он исправит, и не будет больше лежать такое позорное пятно на области. Он с удовольствием разорвал ватманский лист под восторг всех присутствующих. Потом я его проводил до границы Свердловской области, и он поехал в свой родной Златоуст.
Личные занятия спортом я не прекращал. Естественно, уже ни за какую команду не выступал, но организовал иа членов бюро обкома волейбольную команду. Очень скоро без волейбола жизнь Свердловского обкома партии было трудно представить. Играли два раза в неделю — в среду с пол восьмого и до десяти вечера и по воскресеньям. В командах участвовали целыми семьями, например, хорошо играли Неля Житенева и Лида Петрова — жены секретарей обкома. Баталии проходили очень темпераментно, я бы сказал, в них было больше азарта, чем самой игры. Но тем не менее это было и интересно, и полезно для разрядки, для сброса накопившегося напряжения. Другими видами спорта я перестал заниматься. Ну, кроме зарядки, само собой.
С самого начала работы Первым стал проводить регулярные встречи с различными категориями трудящихся. Или это были директора школ, учителя, или, например, тысяча работников здравоохранения, или полторы тысячи студентов, или 50 пионервожатых, или мастера, директора предприятий, главные инженеры, секретари райкомов партии, молодые партийные работники, или, наоборот, со стажем, с опытом, председатели райисполкомов, творческая интеллигенция, обществоведы, учёные и так далее. В застойный для страны период такие встречи были скорее исключением, чем правилом. В ту эпоху было принято на всякие подозрительные вопросы не отвечать, а если и проводить встречи и конференции, то по поводу великого писателя, маршала, четырежды Героя и прочее, прочее.
В это время Брежнев страной не занимался, или, скажем так, все меньше и меньше занимался. Его примеру следовали другие секретари ЦК, так получилось, что мы практически работали полностью самостоятельно. Получали какие-то указания, постановления ЦК, но это только для галочки, для отчётов. Когда едешь в Москву пробивать вопрос, который мы не имели права решать в области, например, по строительству того или иного объекта, или по продуктам питания, или по фондам и так далее, то, конечно, заходишь в ЦК к работнику, курирующему область, — зав. сектором Павлу Васильевичу Симонову, и все. Кстати, прекрасный человек, он вёл линию как бы невмешательства в дела нашей партийной организации и, одновременно, был в курсе всех наших дел, знал, что происходит, какие проблемы и т.д. Иногда позвонит, иногда с полушуткой пожурит, атмосфера взаимоотношений была хорошей.
В самом начале моего пребывания в должности Первого, он дал мне замечательный и очень запоминающийся урок. В городе проходила выставка агитплаката, я пошёл на её открытие и, когда мы заходили в зал, нас сфотографировали. Потом эта фотография появилась в областной партийной газете «Уральский рабочий». На следующий день у меня раздался звонок от Симонова, и он начал воспитывать. А воспитывать он умел — вроде и не повышая голоса, но уж поиздевался он надо мной вовсю. Ах, говорит, как хорошо вы получились на фотографии, ну, просто очень хорошо, вы, вообще, у нас такой фотогеничный, и сейчас ведь вся область будет знать, что вы так хорошо на фотографии выходите, — ну, и в таком духе. Умел он глубоко залезать под кожу, вроде и не говоря каких-то резких слов. В общем, урок он мне тогда очень хороший преподал, я его на всю жизнь запомнил. И я следил, чтобы больше никогда в областной газете мои фотографии не появлялись.
Но такие люди в ЦК — это исключение. Обычно туда я заходил только для порядка. К Разумову, может быть, один-два раза, больше для того, чтобы он каких-нибудь неприятностей не надумал. К секретарям ЦК заходил тоже чисто из чувства вежливости. Реальные вопросы надо было решать в Совете Министров. С министрами отношения сложились неплохие, с Председателем Тихоновым тоже нормальные, деловые. Рыжкова я знал ещё по Свердловску, мы были знакомы, когда он работал генеральным директором Уралмаша. Затем он перешёл в министерство, потом в Госплан, в Центральный Комитет. Когда Николая Ивановича назначили Председателем Совмина, я старался нашим старым знакомством не злоупотреблять.
А вот ещё один пример из жизни руководства страны того периода. Нам надо было пробить вопрос о строительстве метро — все-таки уже миллион двести тысяч в Свердловске, а для этого нужно было решение Политбюро. Поэтому решил пойти к Брежневу. Созвонился. «Ну, давай, приезжай», — говорит. Я, зная стиль его работы в тот период, подготовил на его имя записку, чтобы ему оставалось только наложить резолюцию. Зашёл, переговорил буквально пять-семь минут — это был четверг, обычно последний день его работы на неделе, как правило, в пятницу он выезжал в своё Завидово и там проводил пятницу, субботу и воскресенье. Поэтому он торопился в четверг все дела закончить побыстрее. Резолюции он сам сочинить не мог. Говорит мне: «Давай диктуй, что мне писать». Я, естественно, диктую: «Ознакомить Политбюро, подготовить проект постановления Политбюро о строительстве метро в Свердловске». Он написал то, что я ему сказал, расписался, даёт мне бумагу. Но зная, что даже при этом документы потом где-то терялись, пропадали, я ему говорю: «Нет, вы пригласите помощника». Он приглашает помощника, и я говорю: «Дайте ему поручение, чтобы он, во-первых, зарегистрировал документ, а во-вторых, официально оформил ваше поручение: „Разослать по Политбюро“. Он тоже молча все это сделал, помощник забрал бумаги, мы попрощались, и скоро Свердловск получил решение Политбюро о строительстве метро.
Пример этот показателен. Брежнев, по-моему, в последний период жизни, вообще не понимал, что он делал, подписывал, произносил. Вся власть была в руках его окружения. Он и этот документ о свердловском метро подписал, не задумываясь над смыслом того, что я диктовал. Ну, хорошо, в результате этого было сделано доброе дело. А сколько проходимцев, нечестных людей, в конце концов, просто преступников, окружавших его, использовали Брежнева для своих грязных дел? Сколько он тихо и бессмысленно начертил резолюций, которые принесли обогащение одним и беды, страдания другим. Страшно представить!..
